пытался отвлечь ее от главного.
– И еще один вопрос…
– Только один? – усмехнулся он, поддразнивая, и щеки Авы залились краской: она в самом деле просит слишком многого.
– Я хочу как-то помочь беженцам. Вы можете предложить какой-то…
Джеймс перестал улыбаться, и взгляд у него посерьезнел.
– Дайте мне несколько дней.
Ава кивнула и постаралась сдержать раздражение от того, что вынуждена полагаться на кого-то другого в поиске информации. До сих пор все свои расследования она проводила сама, развивая остроту ума и аналитические способности. Но она оказалась в новом мире с новыми правилами, и нарушить их – значило поколебать хрупкий нейтралитет Португалии и поставить на карту пребывание в ней американцев.
Ей оставалось помнить об этом и ждать.
С затянутого облаками неба сыпал дождик, слишком мелкий, чтобы открывать зонтик, но достаточно ощутимый, чтобы зябкая сырость пробирала до костей. «Как привидение подышало» – говаривала мать Элейн, изображая дрожь и смеясь. Но она всегда была мерзлячкой.
Уже два долгих года прошло с тех пор, как Элейн последний раз видела родителей. Они жили в Комб-ла-Виль, провинциальном местечке в часе езды на машине от Парижа; отец Элейн работал там врачом. Она сама никакого удовольствия в тихой сельской жизни не находила, ее всегда влекло великолепие Парижа, и, окончив учебу в лицее и предоставленная самой себе, она целиком отдалась столичному очарованию. Родители не горели желанием отпускать единственную дочь, но из любви к ней согласились с ее решением.
Из последнего письма, которое Элейн получила от родителей, следовало, что дефицит бензина затруднял транспортное сообщение между городами, а это значило, что припасы, находившиеся в городском округе, там и останутся. К тому же в сельскохозяйственном районе с едой дело в принципе обстоит куда лучше, чем в городе.
Элейн могла только молиться, чтобы ситуация не ухудшилась. Обмениваться письмами с теми, кто остался на оккупированной территории, и без того было сложно, а после того, как немцы наводнили остальную часть Франции, стало попросту невозможно.
Николь встретила Элейн на улице, как обычно в цветах французского флага и с корзинкой в руках, полной брюквы, все еще щеголяющей длинной ботвой. Несколько клубней, вместе с завернутым в бумагу ломтем хлеба, она переложила в корзинку Элейн.
– Мы сегодня забираем взрывчатку и несем ее в город, – прошептала Николь. – Прикроем ее брюквой.
– Взрывчатку? – изумилась Элейн, мгновенно представив, как опасное содержимое катается взад-вперед по ее корзинке.
– Ее сбросили прошлой ночью с самолета, – тихо продолжила Николь, когда они двинулись вперед по улице. – А у нас почти иссякли запасы.
Если уметь читать между строк – что официальную прессу, что подпольную, – и принять во внимание количество бомб, взорвавшихся за последние недели в городе, становилось понятно, почему у Сопротивления закончилась взрывчатка. От взрывов, правда, пострадало не так много немцев, а погибло и того меньше, но урон, нанесенный заводам и трансформаторам, оказался куда серьезнее и создал нацистам не одну проблему. В результате префект Лиона то и дело удлинял комендантское время, запирая жителей в своих домах, словно непослушных детей в чулане.
Но каждый раз, когда на воздух взлетали глыбы цемента и покореженный металл, срывалось еще несколько нацистских операций, а Сопротивление получало очко в свою пользу. Так, по кусочку, уменьшалась мощь немецкой армии, и скоро нацисты должны были пасть.
А теперь Элейн предстояло сыграть важную роль в обеспечении Сопротивления взрывчаткой, и она мгновенно выросла в своих собственных глазах.
Они прошли мимо женщин, стоявших в очереди в овощную лавку, и, оказавшись за пределом слышимости, Николь произнесла:
– Я также узнала кое-что о твоем муже.
Сердце Элейн сжалось, хотя она сама не поняла – от радостного ожидания или паники. Она оставила Манон сообщение для Этьена, где просила о встрече сегодня немного позже – она хотела потребовать, чтобы он помог ей освободить Жозефа. Осознание того, что ее муж сидит в камере, делало каждый день еще более невыносимым, чем предыдущий. Наверняка же она могла чем-то помочь!
– Что ты узнала? – сдавленно спросила Элейн.
Им предстояло добраться до окраины города на трамвае. Они как раз подошли к остановке, и Николь огляделась – люди вокруг, казалось, были погружены в собственные мысли и переживания, но теперь не могло быть уверенности, что тебя не подслушивает переодетый в штатское сотрудник гестапо или тайной полиции – или коллаборационист, готовый сдать земляка за лишний кусок хлеба.
Переплетение темных трамвайных проводов навевало мысли о паутине, в которой прохожие запутались и раскачиваются теперь на легком ветру.
– Как ты знаешь, Пьер участвовал в изготовлении фальшивых документов. – Николь наклонилась к Элейн, словно делясь какой-то пикантной сплетней. – Его знание химии оказалось крайне востребовано для создания штампов, а также удаления их из официальных документов.
Элейн не сдержала улыбки – как это было похоже на Жозефа! Недостаточно овладеть искусством подделывать чужой почерк, чтобы заполнить новое удостоверение, нужно ставить опыт за опытом, пока не удастся не только удалять чернила со страницы, но и воссоздать те, которыми написан официальный документ.
– Судя по рассказам, твой муж чрезвычайно умен, – продолжала Николь.
Элейн почувствовала, как щеки у нее зарумянились.
– Это одна из причин, почему я в него влюбилась.
Они зашли в подъехавший трамвай и уселись на жесткие сиденья вместе с другими пассажирами.
– Никто из нас не собирался заводить отношения. – Элейн почувствовала, как с нее спадет напряжение – просто потому, что они беседуют о самых обычных житейских вещах и нет необходимости следить за словами. – Я не собиралась бросать карьеру секретаря, а он не мог отвлечься от своих исследований. Мы даже ни разу вместе не ужинали, просто так часто разговаривали друг с другом, что однажды поняли, что влюбились.
Николь улыбнулась.
– Романтично и необычно.
– Вот и я о том же. – Элейн хихикнула, заново переживая те драгоценные минуты. – Однажды я пустилась в объяснения, почему никогда не выйду замуж – я ведь сама зарабатываю себе на жизнь! – и после этого он предложил мне стать его женой. Сказал, что я могу продолжать работать и мы оформим любые необходимые документы и заведем мне личный счет, к которому у него не будет доступа. И тогда я согласилась.
Жозеф тогда улыбнулся, и вокруг его карих глаз залегли морщинки. Со всей очевидностью он был рад услышать «да».
– Не пора ли уже пригласить меня поужинать? – поддразнила его Элен.
– Ты голодна?
– Сейчас нет. – Голова у нее шла кругом, и, рассмеявшись, она подхватила Жозефа под руку. – Я имею в виду приглашение на
