романтический ужин, как заведено у парочек.
– Они это делают, чтобы лучше узнать друг друга. – Жозеф наклонился ближе к Элен, и запах его одеколона ударил ей в голову, как вино. – Но мы друг друга уже знаем. – Он посмотрел на нее, что-то решая про себя, но в итоге провозгласил: – Что ж, ужин – так ужин. Я закажу столик.
После первого совместного ужина в Париже последовало много других. Они наслаждались великолепными соусами, нежным мясом и неприлично изысканными десертами, но теперь Элейн не могла позволить себе вспоминать тогдашнее изобилие – не теперь, когда голод постоянно вгрызался в ее внутренности.
Но Жозеф сдержал свое обещание и никогда не пытался узнать, сколько денег у нее на счете. Даже после того, как запретил любые контакты с Сопротивлением.
– Ну вот, дождь перестал. – Голос Николь вырвал Элейн из воспоминаний. – Смотри, какая прекрасная возможность прогуляться.
По заранее обговоренному плану именно это они должны были ответить, если бы кто-то решил спросить, зачем они поехали в окрестности города – полюбоваться природой.
Доехав до нужной остановки, они вышли из трамвая и под ручку направились в лес. После стольких дней в городской суете их окружила роскошь тишины, подчеркнутая беззаботными трелями птиц и мерным шелестом листвы.
– Ты раньше встречалась с маками? – поинтересовалась Николь.
– Нет, только слышала о них. – Элейн вгляделась в лесную зелень с совсем другим чувством, чем за минуту до этого; ей начали мерещиться ловушки и притаившиеся в тени фигуры с допотопным оружием в руках. – Они правда такие дикари, как о них рассказывают нацисты?
– Они, конечно, живут в лесу, но их изображают большими варварами, чем есть на самом деле. – Николь откинула с лица светлую прядь и нахмурилась. – Большинство из них еще мальчишки.
Элейн подняла взгляд навстречу золотым солнечным зайчикам, прыгающим сквозь листву. Так легко было закрыть глаза и представить, что мир вернулся в норму. Что дома ее ждет Жозеф, что они сыты, что нацисты не утащили Люси в неизвестность и что никто не знает, каково это – жить в постоянном страхе.
– Муж Дениз тоже где-то там. – Николь говорила тихо, хотя вокруг не было ни души. – Поэтому она никогда сюда не приходит – боится, что, если увидит его, не найдет сил вернуться в город.
Элейн понимающе кивнула. Если бы ей снова довелось оказаться в объятиях Жозефа, таких родных и надежных, услышать его ласковый голос, окунуться в его запах, ей проще было бы вырвать сердце из груди, чем снова расстаться с мужем.
Среди частокола стволов возникла чья-то фигура; она передвигалась настолько бесшумно, что напоминала призрак – по крайней мере, до тех пор, пока все трое не встретились лицом к лицу. Штаны и рубашка юноши, выцветшие и заляпанные грязью, висели на тощей фигуре, как на вешалке, а темный пушок на подбородке и верхней губе подтверждал слова Николь – маками становились в основном мальчишки, которым сейчас, по-хорошему, полагалось бы выбирать колледж или университет и дурачиться в компании приятелей. Но им пришлось повзрослеть до срока – каждодневные опасности превратили детскую беззаботность в смутное воспоминание.
Юноша, распространяя острый запах немытого тела, осклабился и протянул Николь тяжелую на вид сумку, заполненную бумажными свертками.
– Подарочки для бошей, – прокомментировал он, вытащил из кармана еще что-то и протянул Николь со словами: – И маленький сюрприз для вас.
– Шоколад! – ахнула Николь. – Ты просто чудо, спасибо! – И, не медля ни секунды, она подалась вперед и поцеловала впалую щеку, оставив яркий отпечаток своей помады.
Юный мак залился такой яркой краской, что след поцелуя полностью в ней растворился.
Но Николь словно не заметила произведенного впечатления и переключила внимание на свертки со взрывчаткой. Они с Элейн разделили их поровну и уложили в свои корзинки, прикрыв сверху брюквой и хлебом. Поднявшись на ноги, Николь кивнула в сторону спутницы:
– Это жена Пьера.
За спутанной завесой темных волос стало видно, как распахнулись глаза юноши.
– Тогда для меня честь познакомиться с вами. Такого бойца, как Пьер, еще поискать.
Элейн улыбнулась в знак благодарности, не зная, что ответить на подобное утверждение. Жозеф – боец, каких поискать?
Юноша попятился, не отрывая благоговейного взгляда от Элейн, а потом исчез в лесу так же таинственно, как и возник.
– Помимо всего, Пьер обучал маков, – сообщила Николь, повесив корзинку на сгиб руки и колупая облезающий лак на ногте большого пальца. – Похоже, он метко стреляет и мастерски умеет закладывать взрывчатку.
Элейн снова промолчала, всей душой устремляясь к Жозефу, представляя, как он, в глуши, без своего неизменного твидового пиджака, обучает мальчишек сражаться. Чем больше она узнавала о скрытых от нее до сих пор сторонах своего мужа, тем сильнее хотела его увидеть, расспросить и услышать о подвигах, которые он совершал, служа Сопротивлению.
– Держи. – Николь разломила кусочек шоколада надвое и протянула один Элейн.
В довоенные годы Элейн за один раз откусила бы больше, но теперь и такая малость казалась роскошным угощением. Она закинула лакомство в рот, задержав на языке, смакуя тающую сладость, и вздохнула от удовольствия.
Так они и шли, молча, словно зачарованные, по тропе, испещренной пятнышками света, наслаждаясь вкусом шоколада, с корзинками, полными овощей и взрывчатки.
Осознав все сказанное о ее муже, Элейн проглотила остатки угощения и спросила:
– А как ты узнала так много о Пьере?
Николь чуть повела плечом и шагнула в сторону, обходя пятно грязи на тропинке.
– Я же сказала, что расспрошу кое-кого.
– И ты рассказала мне все, что узнала?
Николь сжала губы и закивала с поспешностью, которая заставила усомниться в ее искренности.
– Что ты скрываешь? – севшим голосом спросила Элейн.
– Ничего, – последовал ответ, и Николь ускорила шаг, словно так могла отвертеться от неприятного разговора. На солнце набежали темные густые облака, на лес упала тень.
– Николь, прошу. Если бы кто-то получил известия о твоем отце или брате, неужели ты бы не захотела их услышать?
Николь замедлила шаг, но не остановилась, глядя строго вперед, словно следуя за невидимыми указателями, и после долгой паузы наконец произнесла:
– Твоего мужа арестовал командир Вернер.
Элейн застыла на месте. Может, она знала не так много, как остальные члены Сопротивления, но это имя было на слуху. Все подчиненные оберштурмфюрера Клауса Барби славились жестокостью, но Вернер выделялся даже среди них. Он буквально наслаждался, пытая заключенных, и рассказы о его садизме не могли сравниться с тем, что Элейн видела в самых страшных кошмарах.
Если Жозеф попал в руки Вернера, то не могло быть сомнений в том, что его все это
