Круть (с разделением на главы) - Виктор Олегович Пелевин

Сделав мне знак замолчать, он ознакомился со снятыми в джунглях клипами. Затем спросил:

— Как себя чувствуете?

— Хорошо, — ответил я. — А зачем…

Ломас приложил палец к губам и лично налил мне коньяку. Большая честь — такого в его кабинете удостаивается не каждый оперативник. Судя по тому, сколько жидкости плескалось в моём стакане, начальство собиралось серьёзно меня поковырять.

— Выпейте залпом. Быстрее придёте в себя.

Коньяк был превосходен, так что я выпил его не без удовольствия. Но настоящий сибарит не стал бы глотать всё сразу и разделил бы такую огромную порцию на два или три приёма.

— Сигару теперь.

Я послушно взял дымящуюся в пепельнице гавану и несколько раз пыхнул дымом. Это была тонкая настройка — как маленькая верньера под большой.

— Вот, — сказал наконец Ломас. — Всё хорошо, что хорошо кончается. Я вас проверил. Вроде чисто.

— А что случилось?

— Вы ничего вчера не заметили?

— Кукера подняли на рога. Какая-то мезозойская корова.

Ломас махнул рукой.

— Это неважно. Важно то, что произошло прямо перед этим.

— В симуляции?

— Да. Было что-то или нет? Вспомните.

Я рассказал про переживание бесконечного зла, пришедшего на встречу с Кукером.

— Наверно, связано с рогатой коровой, — предположил я. — Кукер телепатически ощутил её приближение или что-то в этом роде.

— Нет, — ответил Ломас. — Это было другое.

— Что же именно?

— Ахилл. Вернее, его демон.

— Откуда вы знаете?

— Вы когда-нибудь думали, каким образом всемогущий дух зла проникает в симуляцию?

— Нет.

— Он делает это с помощью своей магии. Но эта магия проецируется на нейросетевую реальность как кодируемый эффект. Выглядит всё так, словно какая-то программа поступила из сети во время вашего сеанса прямо на трипбокс заключённого Кукера.

— И где эта программа теперь? — спросил я.

— Её нигде нет, — ответил Ломас. — Она исчезла. Но перед этим у неё произошёл высокоскоростной контакт с Кукером.

— Что с ним cлучилось?

— Мы пытаемся получить полный доступ к его памяти. К той самой секунде. Но ничего не можем увидеть. Похоже, он получил какой-то сверхсжатый информационный пакет. Наши нейротехники не знают, как его распаковать.

— Кукер жив?

— Да, но психологически травмирован.

— Где он?

— У Сердюкова в лагерной лаборатории. Сердюков допрашивает его после вчерашнего. Вам стоит за этим проследить. Я позже подключусь. Мы уже запустили к ним микродрон для объективного контроля.

— Вы полагаете, происходящее связано с видением сестёр-кармелиток?

— Я не полагаю, — ответил Ломас и впервые за весь наш разговор посмотрел мне в глаза. — Я в этом абсолютно уверен, Маркус. Ад уже здесь.

Кукер с чёрными кругами вокруг глаз (нелегальная тушь из берёзовой сажи и велосипедной смазки, сваренная лично для него умельцами из братвы) лежал на кушетке в кабинете Сердюкова.

— Пернатый, я тебе вопросы задавать буду, — сказал Сердюков. — Извини, если глупые, но я по научному протоколу должен. Для раппóрта [5].

— Для рапорта так для рапорта. Валяй, кум.

— Скажи, ты петух?

— Ответ уклончивый.

— В каком смысле?

— По распоняткам от перьев отказываться нельзя. А по уголовному уложению нельзя признаваться, что петух. Новый срок кинут за оргпреступность. Поэтому правильный ответ такой — кум, сосни шершавого. За него пять суток кондея максимум.

— Сердобольским властям известно, что ты петух?

— Ясный пенис.

— Но ты же отказываешься отвечать на вопрос.

— А то они не знают.

— Как бы ты оценил по пятибальной шкале терапевтическое влияние симуляции после пережитого опыта?

— Два.

— Почему?

— Дорого, раз. Больно, два.

— Хорошо, — кивнул Сердюков. — Я запишу так — дать точную оценку затрудняется.

— Пиши что хочешь.

— Теперь переходим непосредственно к опыту. Ты помнишь, что произошло в джунглях?

— Помню. Она меня нашла.

— Кто «она»?

— Заточница, — хмыкнул Кукер. — Дашка Троедыркина.

На лице Сердюкова мелькнула еле заметная улыбка.

— Почему ты уверен, что именно она?

Кукер черно сморгнул, повернул лицо к Сердюкову и сказал:

— Ты дураком-то не прикидывайся, начальник. Дашку на нашу зону перевели. Кума при тебе говорила, что мававы в джунглях тоже бегать будут. За мои бабки. Думаешь, не помню?

Сердюков чуть покраснел.

— Условие корпорации, — сказал он. — Чтобы всё было инклюзивно. На мезозойской корове не написано, что это Дашка Троедыркина. Как ты её узнал?

— По почерку.

Сердюков сделал какую-то закорючку в блокноте.

— И что это за почерк?

— Она всегда три дыры оставляет. Поэтому и зовут её так. Хвостуна она тоже на три пики поставила. И Гребня Молодого. Три дыры одновременно. У неё три цугундера на каске.

— Какой каске?

— Ей куры сделали из шлема для фембокса. Она свои пики на ней крепит. Иногда не на каске, а на специальном обруче. Выглядит как три рога. У коровы этой так же было.

— Что ты знаешь про Дарью Троедыркину?

— Всё уже сказал.

— Вы были знакомы прежде?

— Через две малявы.

— Как ты считаешь, откуда у Троедыркиной навязчивое желание расправиться с тобой?

— Это ж куры. Они на всю голову больные.

— Что тебе известно про Варвару Цугундер?

— Первая кура вроде. Я про неё мало знаю. Колы с ней у всех козырных кур. Примерно как у нас звёзды с перьями.

— А когда именно ты понял, — спросил Сердюков, — что перед тобой Дашка Троедыркина?

— Когда она мне жопу проткнула. Не дури, начальник.

— Атак было несколько, — сказал Сердюков. — Можно ли допустить по поведению Троедыркиной, что после каждой пенетрации наступало частичное насыщение гештальта?

— Может, и наступало, — ответил Кукер. — Только мне без разницы. Дашка мне маляву прислала перед этим. Обещала поднять на пики. И подняла. Ты мне вот что скажи, товарин кум. Как она меня в джунглях нашла? Уж не ты ли её навёл?

Сердюков покраснел ещё сильнее, завёл за спину правую руку, скрестил на ней два пальца и беззвучно пробормотал «злобро добло».

—