что смыслил; подруга в порезанных штанах упомянула об избытке в ее организме мужских гормонов. Между моим стулом и тем, на котором восседала подруга в порезанных штанах с приютившейся на ее коленях юной жрицей смерти, был не слишком большой разрыв. Очевидно, предположив, что мне может наскучить пассивное участие в беседе, юная жрица смерти перевернулась на подруге в порезанных штанах и, вытянув ноги, положила ступни мне на бедро. Ступни юной жрицы смерти были легкими, почти невесомыми; сначала я непринужденно притворялся неодухотворенной подпоркой, потом понял, что ноги могильной художницы можно аккуратно потереть моими руками. Мои пальцы коснулись стоп юной жрицы смерти и заскользили по ним подобно опарышам в сношаемом трупе из анекдота. Юная жрица смерти уже подобно младенцу прижималась к груди подруги в порезанных штанах, не глядя на меня, но я все равно чувствовал, что она вовсе не против моих движений; потом она отняла лицо от груди подруги в порезанных штанах и повернулась ко мне, ее взгляд дал мне понять, что на своих подруг она так никогда не смотрит.
Потом снова заговорили о рисовании. Юная жрица смерти слезла с подруги в порезанных штанах и сказала, что может продемонстрировать мне небольшую толику своего таланта. Взяв красный фломастер, юная жрица смерти уселась на мое бедро как на гимнастический снаряд и потянулась к моей правой руке. Тепло между ног юной жрицы смерти подтверждало, что она все делает правильно. Жало фломастера коснулось внутренней стороны моего предплечья и стало что-то неспешно, но уверенно выводить на нем; совсем скоро на меня косо взглянула кошачья рожица с немного искривленным от удивления ртом и почти без усов. По соседству с рожицей возник еще один, уже полноценный кот со странным сложением тела: туловище и голова были единой частью, которую примерно посередине рассекала линия рта. Над котами возникла то ли морская, то ли космическая звезда, тоже с глазами и ртом. Юная жрица смерти вдохновенно творила, а я внимательно следил за ее работой, продолжая впитывать сквозь джинсы ее задорное тепло. Когда она закончила рисовать, я внимательно рассмотрел свою руку и сказал, что вышло совсем недурно. Юная жрица смерти надменно оскалилась и слезла с моего бедра.
Ночь текла неторопливо, милосердно щадя вещи, вверенные ей во владение. Юная жрица смерти снова сидела на подруге в порезанных штанах, крепко с ней обнявшись; в них с полувзгляда угадывались родственные души. Подруги даже признались, что выбрали себе одинаковые фамилии в социальных сетях. У подруг было немало друзей и просто знакомых, одаренных в разных областях: временами сюда приходил парень с наголо обритой головой, которому принадлежала как минимум половина расположенной на полках библиотеки, многие другие устраивали творческие утренники с чтением стихов и исполнением произведений на территории какого-то диссидентского заведения. Я вдохновенно слушал, мне часто не хватало вещей, о которых рассказывали подруги. Потом подруга в порезанных штанах снова вспомнила про свое общежитие, в котором иногда было по-своему уютно и в которое она уже не надеялась попасть до наступления утра, поскольку было уже слишком поздно. Юная жрица смерти в сравнении с ней занимала явно привилегированное положение, поскольку ей было куда идти. Я представил себе, как вхожу в незнакомое мне жилище, держа под мышкой внушительных размеров сумку, как обустраиваюсь и как потом мы все, включая уехавшую домой румяную подругу-строителя, собираемся, чтобы отметить новоселье. Подруга в очках встала, чтобы снова набрать воды в чайник. Подруги с одинаковыми фамилиями наконец расцепились, юная жрица смерти подошла ко мне поближе. Подруга в порезанных штанах вспомнила про какого-то смешного ровесника, постоянно напрашивающегося на встречу. Юная жрица смерти снова стала рассказывать мне о том, чего я еще не знал о ней: что в школе над ней часто издевались, находя в ней слишком много необычного (его и на самом деле было в ней немало), о том, что когда-то ей ломали нос, о том, что она давно отвыкла жить по-старому и теперь ее желательно душить и дергать за волосы во время секса, чтобы ей не было скучно. Я одинаково кивал всем новым сведениям о ней, о чем-то переспрашивал, оживлялся, когда-то вспоминал какой-нибудь схожий эпизод из своей жизни. Возраст юной жрицы смерти вполне позволял ей оставаться в детстве, тем более за столь немногочисленные годы она во многом с лихвой меня обогнала. Нарисованные вокруг ее глаз звезды бледно сияли мне острыми лучами.
Потом подруги снова расселись по местам, и я все-таки решил ненадолго их покинуть. Зайдя в туалет, я приятно удивился, вспомнив пол в студии. Подойдя к зеркалу, рассмотрел себя и украшенную занятными картинками правую руку, потом на всякий случай слегка приоткрыл кран и расстегнул ремень. Подруги о чем-то миролюбиво беседовали за стеной. Исторгаясь, перерожденное пиво весело омыло меня изнутри на прощание. Спустив воду, я вернулся к подругам и сразу же вспомнил о почему-то сразу не вымытых руках. Юная жрица смерти смерила меня озорным взглядом, как будто только теперь поняла, куда я пропадал. Когда я развернулся, она встала со стула и последовала за мной с таким видом, будто стены туалета повышали информационную ценность любой беседы, о чем бы она ни была.
Пока я мыл руки, она стояла в нескольких шагах и молча наблюдала за мной. Потом улыбнулась мне, обнажив свои клыки, один острый, другой — слегка притупленный.
— Хочешь пообниматься? — спросила она таким тоном, как будто предлагала взорвать хлопушку или попускать мыльные пузыри.
Я сделал вид, что предложение слегка озадачило меня своей неожиданностью, но в итоге согласился. Она шагнула навстречу, я тоже приблизился. Раскинув руки, она прильнула ко мне своим почти невесомым телом, достав макушной примерно до моего подбородка, и заботливо обняла. Я тоже решил не стоять с опущенными руками. Прижимаясь ко мне, она сказала, что ей очень нравится трогать людей, да и в целом она их любит. В этот момент она наверняка походила на повстречавшую своего косолапого лесного друга сказочную девочку. Ощущая ее, я понимал, как мало было все, что в ней было, на фоне того же самого, принадлежащего другим особям ее пола, существовавшим с изнаночной стороны экрана моего компьютера, но не испытывал из-за этого никаких конкретных чувств. Потом мы отпустили друг друга, и она снова принялась с улыбкой меня разглядывать. Ей стало интересно, считаю ли я ее внешность заслуживающей внимания. Я честно ответил, что обратил на нее внимание сразу же, как только увидел. Дверь за ее спиной по-прежнему была распахнута, но это было
