квадратные рисунки-знаки, четко обведенные контурами, круглый календарь со множеством деталек и значков – такой сувенирный, из меди, был у отца в кабинете, – в котором запечатлен цикл жизни, смерти и возрождения мира, а также конец света в 2012 году (на самом деле нет, вы знаете).
Крылатый змей, люди-ягуары, бог Huracan – Ураган. Обетованный край Эльдорадо, весь из золота и счастья. «Конкистадор в панцире железном», в грязных, оборванных кружевных воротниках, немытый и завшивленный, распространяющий такое зловоние, что принимающая сторона встречает его, осыпая благовониями. Эту версию я услышала уже на месте, и она сильно отличается от исходной, знакомой мне с детства и более душераздирающей, по которой индейцы осыпали испанцев благовониями, так как принимали пришельцев за богов, в частности, за вернувшегося к ним Кетцалькоатля. Имя это означает Крылатый Змей, а обладатель его – мудрый правитель, реальный человек, живший примерно в 900-х годах н. э. Он мечтал привести страну к реформам, а жрецов – к отказу от человеческих жертв и был вынужден в итоге бежать. Сей правитель был не только мудр, но и скромен. Считая свое лицо слишком непривлекательным, он предпочитал скрывать его от людей, с каковой целью отрастил сначала бороду, а потом стал носить белую маску. Что и послужило сходству с испанцами. Я, правда, сильно сомневаюсь, что к моменту встречи с местными лица «белых людей» были такими уж белыми.
Птица кетцаль, имя которой стало частью имени правителя, а потом и бога, и по сию пору обитает в лесах Центральной Америки. Из-за невероятной красоты оперения изумрудного цвета существование вида оказалось на грани вымирания. Начало истреблению положили конкистадоры, но и сегодня ситуация сложная, несмотря на запрет на охоту. Дело в том, что одного запрета на убийство мало, хорошо бы помочь виду с помощью искусственного выведения. До недавнего времени считалось, что в неволе эта птица не размножается и не выживает, что служило красивым продолжением легенды. Сегодня выяснены научные причины этого обстоятельства, благодаря чему некоторым зоопаркам удается содержать и даже успешно разводить изумрудных птиц в неволе. Ура-ура, кетцаль спасен. В истории Кетцаля поставлена точка, миф остался в прошлом, как и положено мифу.
Во времена, когда Латинская Америка впервые явилась мне в фантазиях, Википедии не было. Я слушала рассуждения отца и таскала у него из кабинета книжки по теме. Книжки были взрослые, исследовательского толка, я честно пыталась уложить в голове бесконечно разветвляющиеся родовые древа богов, имена и географические названия, с трудом различая мифические и реальные. Усвоенного хватало для блестящих докладов в школе, успешно усыплявших и учителей, и одноклассников. Но в собственном моем сознании Латинская Америка оставалась чем-то темно-зеленым, золотым и красным, с лазурными крыльями, с белыми полосами на лице, суровым, красивым и жестоким, ускользающим от понимания, – тем, что я позже узнала: да вот же оно, у Маркеса. Попасть туда, в этот мир вживую, казалось нереальным настолько, насколько в принципе что-то может быть нереально. Об этом можно было спокойно мечтать, фантазировать, читать и чувствовать себя в полной безопасности, зная – этого не будет.
И вот я здесь, на другом конце земли. Вот они – потомки тех самых инков, – квадратные, с широкими лицами, как те рисунки-знаки, что я рассматривала в детстве.
Над пустыней Наска шумно поднимается дерзкий кукурузник. «А бывает, что они падают?» – «Конечно!» – «А парашюты есть?» – «Не, бесполезно, на такой высоте не раскроются». Моторчики ревут оглушительно, гид орет в наушники: «Слева обезьяна! Справа космонавт!» Пресловутых фигур я так и не различаю, но и без набивших оскомину силуэтов пепельно-серая каменистая пустыня выглядит потусторонне, обескураживает и наводит космическую тоску. Здесь же, чуть в стороне от рисунков, прочерченных инопланетянами-анонимами, но в той же пепельной пыли, развернулся целый город из картонных коробок – местные трущобы.
Снова за окном туристического автобуса – широченные сиденья, раскладывающиеся практически в лежку, как в бизнес-классе самолета, – рассвет. Вулкан Мисти. Полупрозрачный, сгущается из воздуха, только сверкает снежный остроконечник.
Арекипа с разноцветными домиками, нарядной соборной площадью с фонтаном. Чистый четверг – ночная толпа, лотки с жареной картошкой и кукурузой, хоры и орга́ны в храмах, украшенных местной резьбой по камню. Святые, Мария и Христос – все с широкими индейскими лицами. До моего отельчика слегка на отшибе – колониальная архитектура, патио, душ с пластиковым прозрачным, практически панорамным, потолком, по которому бегают, отпечатываются кошачьи лапы, – меня вызывается конвоировать полицейский, так как небезопасно сеньорите идти ночью одной.
Следующим рассветом я снова отправляюсь в путь – через предгорья Кордильер, сквозь бесконечные пастбища со стадами кротких альпак, мимо цепей синих лагун с золотыми кочками травы и закатными фламинго. На заднем плане – пятна света, бурые тени на желтых холмах и радуга. Мимо целой долины скал из песчаника – толпы окаменевших в момент отчаянного бега под голубейшим палящим небом печальных фигур, обреченных на вечное истязание ветрами, точащими их силуэты.
Вдоль дороги понаставлены башенки из камней, это дело рук туристических. Индейцы в свое время ставили такие как знак почтения Пача тата, богу гор и неба. Чем дальше был путь через горы, чем больше всякого добра с собой и на мулах, тем выше должна была быть башня. И в человеческий рост, и более.
Вулканы парят вдалеке. Один из них изверг из жерла – в сорок шестом, что ли, году, во всяком случае, в двадцатом веке – принесенную ему когда-то в жертву девочку. Она сохранилась в ледяной утробе вулкана целиком. Теперь Лима и Арекипа дерутся из-за Хуаниты, выясняя, в чьем музее ей следует найти, наконец, покой. Возят маленькую мумию туда-сюда. Я не пошла смотреть, не люблю мумий.
Открывается долина Колка, бесконечная Tierra de Colca, окруженная стенами гор. Ничего другого, никаких иных пейзажей не существует, планета Земля – она вот такая: под ногами и перед глазами, насколько хватает взгляда, – ступенчатые зеленые склоны, в самом низу – деленные стенками из камней разноцветные, от ярко-желтого до ярко-зеленого, поля; над тобой – огромными складками зеленые и бурые горы; и на границе мира – блестящие вершины вулканов. Голубое-преголубое небо все это накрывает. Облака выпуклые, светящиеся и висят, как декорации в театре, слоями. Это оттого, что смотришь на них не снизу, а почти сбоку, как из иллюминатора самолета.
20 апреля в 01:17
Сегодня мы ночуем в некоем пуэбло. Гид, Карлос, брифует: не фотографируйте пожилых людей, они этого не любят. Не давайте денег детям – они перестанут ходить в школу. Не давайте
