- Это просто флирт... Говори об этом с Безайсом, он будет очень доволен. Но даже и флиртовать можно было бы не так тяжеловесно.
- Почему это флирт?
- Ну, кокетство. Зачем ты завиваешься?
- Я больше не буду, - сказала она тихо.
Он немного смягчился.
- Ах, Варя, мне сейчас не по себе. Не обращай внимания. Но ты напрасно так держишься, это смешно. Неужели ты этого не видишь? Будь глубже и оставь это уездное жеманство. Хотя лучше, знаешь, бросим сегодня это, я что-то зол. Когда придет Безайс, пришли мне его, хорошо?
- Хорошо, - покорно ответила она, вставая.
А когда пришел Безайс, он закатил ему скандал. Матвеев спросил, что в городе нового, и когда Безайс ответил, что ничего нового нет, он взбесился.
- Мне надоело это, Безайс, - начал он громко, чувствуя, что у него дрожат губы. - Это возмутительно, понимаешь ты? Ты изводишь меня. Я сижу в этой проклятой комнате и ничего не знаю, что делается кругом. А ты рассказываешь мне всякий вздор. Зачем это? Ты смеешься, что ли? Я не позволю так обращаться со мной! Скотина!
Последнее слово он почти крикнул.
Безайс осторожно присел на кончик стула.
- Я тут не виноват, старик. Это все доктор. Он сказал, что тебе нельзя волноваться, и я старался изо всех сил. Но теперь я вижу, что он умеет только пачкать йодом и ничего не понимает в нашем деле.
И он рассказал Матвееву, зачем он уходил по вечерам и что делал. Он почувствовал, что хватил слишком и что дальше молчать было нельзя. Матвеев немного утешился и слушал Безайса, не прерывая ни одним словом.
- Это все хорошо, - сказал он. - Погоди, я встану, и будем втыкать вместе. Ты не слушай докторов, это для баб. Из всех лекарств я оставил бы только мятные лепешки, - говорят, они помогают против икоты. А больше я не верю ничему. Завтра я выйду на двор посмотреть, что там, в природе, делается без меня.
- Ты не выйдешь. Увидят тебя соседи, пойдут разговоры. Потерпи еще немного.
Матвеев молчал несколько минут, потом смущенно улыбнулся.
- Она далеко живет отсюда?
- Кто?
- Лиза.
- Нет, не очень. Несколько кварталов.
- Слушай, тебе опять придется к ней пойти.
- Когда?
- Сейчас. Я думаю, с ней что-нибудь случилось. Сам знаешь, какое время. Вдруг ее арестовали? Видишь ли, если она что-нибудь пообещает, то обязательно сделает. Безайс, пожалуйста.
Безайс встал.
- Хорошо, - сказал он убитым тоном.
Худшего наказания для него нельзя было придумать. Но идти надо было: если б он попал в такое положение, Матвеев сделал бы это для него. Он ушел и пропадал два часа, а когда вернулся, то произошел разговор, о котором потом он всегда вспоминал, как о тяжелом несчастье. С этого дня он дал себе страшное обещание никогда не ввязываться в чужие дела.
Он осторожно прошел по темным комнатам, - в доме уже спали. Матвеев ждал его, сидя на кровати, и курил папиросу за папиросой.
- Ты был у нее? - спросил он нетерпеливо.
- Был, - ответил Безайс. - Все благополучно.
- Что она говорит?
- Говорит, что сейчас не может прийти. Придет завтра.
- Почему?
- Должно быть, занята чем-нибудь. Я не знаю.
Матвеев был озадачен.
- А что она просила мне передать?
- Что завтра она придет.
- И больше ничего? Только это?
- Да, как будто ничего.
- Вспомни-ка, Безайс, подумай хорошенько. Ты забыл, наверное.
Это звучало как просьба. Безайс откашлялся и сказал глухо:
- Ну... просила передать, что ты... милый, конечно.
- Ага...
- Что она прямо помирает, так соскучилась. Знаешь, разные эти бабьи штуки.
- Ага...
- Ну... вот и все.
- А что обо мне говорила?
- Да ничего такого особенного не говорила.
- Она волновалась?
- Как тебе сказать...
Он поднял глаза и увидел, что Матвеев бледно улыбается, - точно его заставляли. По его лицу медленно разлилось недоумение. Безайс хотел рассказать, какая она передовая, мужественная, но теперь заметил вдруг, что Матвееву этого не надо, что он хочет совсем другого.
- Она плакала, когда ты рассказывал ей об этом?
Он смотрел на него с надеждой и ожиданием, почти с просьбой, и Безайс не мог этого вынести. Он решил идти напролом. Не все ли равно?
- Как белуга, - ответил он, твердо и правдиво глядя в лицо Матвееву. Я просил ее перестать, но что же я мог поделать. Они все такие.
- Честное слово?
- Ну, разумеется.
Матвеев откинулся к стене и рассмеялся счастливым смехом.
- Это изумительная девушка, Безайс, ей-богу! - сказал он тщеславно. Когда ты узнаешь ее ближе, ты сам это увидишь. Так она плакала?
- И еще как!
- Вот дура! Наверное, первый раз в жизни.
Наступила пауза.
- А как она тебе понравилась?
- Да ничего. Подходящая девочка.
- Правда, хорошенькая?
- Правда.
- А где ты с ней встретился?
- В ее комнате.
- Та-ак. Какое первое слово она сказала, когда тебя увидела?
- Сказала "здравствуйте".
- А ты?
- Я тоже сказал "здравствуйте".
- Хм. Она, наверное, была в коричневом платье с крапинками?
- Нет, в синем и без крапинок.
Безайс был угрюм, смотрел в пол, но Матвеев не обращал внимания на это. Его распирало желание разговаривать.
- Никогда не знаешь своей судьбы, - говорил он, улыбаясь. - Помнишь, как я старался всучить тебе билет на этот вечер? Каким же я был ослом! Ведь не пойди я тогда, я бы с ней и не встретился. Случайность. Я часто думаю теперь об этом и благодарен тебе, что ты остался дома. Так она тебе очень понравилась?
- Ничего себе.
- Я так и думал. Черт побери, у меня, наверное, сейчас очень дурацкое лицо?
- Нет, не очень.
- Да-а. Так-то вот, старик. Это новая женщина в полном смысле слова. Когда я разговариваю с Варей, мне кажется, будто я жую сено. Очень уж невкусно. Ты не обижаешься? Она свяжет тебя по рукам и ногам и будет стеснять на каждом шагу.
- По совести говоря, - ответил Безайс с одному ему понятной насмешкой, - она меня не очень стесняет.
- Ну, может быть. Каждый получает, что он хочет. Ты не чувствуешь в этом вкуса, Безайс. Сойтись, дать друг другу лучшее, что имеешь, и разойтись, когда нужно, без всяких сантиментов. Это чувство физическое, и слова тут ни при чем. Так, значит, она сказала, что завтра придет?
- Так и сказала.
Было два часа ночи, - Безайс потушил лампу и ушел.
ОТ ЭТОГО НЕ УМИРАЮТ
И действительно, на другой день она пришла.
День был точно стеклянный, весь пропитанный холодным блеском. Лед на окне был чистого синего цвета, и небо было синее, и снег чуть голубел, как свежее, хрустящее белье. Из форточки в комнату клубился воздух, поднимая занавеску. Матвеев оделся, ежась от холода. Его переполняла нетерпеливая радость, желание свистеть и щелкать пальцами. Когда вошел Безайс, Матвеев сказал вдруг:
- Я решил подарить тебе свой нож.
Еще минуту назад он не думал о ноже. Эта мысль пришла ему в голову внезапно, когда Безайс отворял дверь.
- Зачем?
- Да так.
- А ты останешься без ножа?
- Ну что ж. Он мне надоел...
Нож был с костяной ручкой, в темных ножнах, замечательно крепкий. Он снял его с офицера под Николаевом и с того времени носил с собой в кармане. Им он открывал консервы, чинил карандаши и подрезал ногти.
Безайс даже покраснел от удовольствия.
- Странно.
- Ничего не странно.
Он вынул нож, подышал на блестящее лезвие и показал Безайсу, как быстро сходит испарина.
- Бери на память.
Потом пришла Варя. Она и Безайс сидели у него долго, но он перестал обращать внимание на них и вел себя так, точно их не было в комнате, пока они не догадались уйти. Он лежал, курил и читал "Лорда-каторжника", ничего не понимая. Так прошло еще несколько часов. С обостренным вниманием он прислушивался к шагам в столовой, к стуку ножей и тарелок, смертельно боясь, что на него обрушится Дмитрий Петрович со своей неисчерпаемой болтовней. Солнце играло по комнате цветными пятнами.
Наконец приотворилась дверь, показалось круглое лицо Александры Васильевны, горевшее нетерпением и любопытством, а за ней Матвеев, замирая, увидел знакомую беличью шапку.
- Вас спрашивает какая-то барышня.
Он швырнул книгу и попробовал встать, но для этого надо было добраться до другого конца кровати, где стояли костыли. Празднично улыбаясь, он замахал рукой. У дверей стояла Лиза, и ее смуглое лицо, порозовевшее на морозе, было таким знакомым и милым.
- Ну, раздевайся! - сказал он. Это было первое слово, которое пришло ему в голову, и он тотчас пожалел, что произнес его. После того как они не виделись целый месяц, надо было сказать что-то другое.
Она медленно подошла к нему. Матвеев, улыбаясь, смотрел на ее розовое от холода лицо, на воротник пальто, покрытый инеем. Точно такая же, как тогда в Чите, на вечере, когда он увидел ее в первый раз. Неужели прошел только месяц? Он смотрел на нее, вспоминая морозную звездную ночь, звонкий хруст шагов и первые неумелые поцелуи. Но она все еще молчала, и надо было сказать что-нибудь.
- Как ты меня находишь? Знаешь, ты ни капли не изменилась.
