магазине дорогое?
— Товар, может, и справный, вот только не слишком ли болтливый? — промолвил Илько Дзюнька. — Видать, останусь я все же при своей голове, Хома. Своя привычней и для меня, и для людей. Это ж в селе все удивятся, что напялил такую мудрую голову, еще, глядишь, и до греха доведет, а со своей спокойнее, надежней.
— Ведь нигде больше такую не сыщешь! А я и прошу недорого, по-божески. Но пойми, Илько, не могу ж ее отдать за бесценок, ведь засмеют… Может, посоветуешь, кому продать?
— Поспрашивай людей, Хома, на всякий товар есть свой покупатель.
Старший куда пошлют был из доброхотов, а не из тех скупердяев, которые улягутся на своем добре и клыки скалят, никого не подпускают. Снявши голову с плеч, должен же он ее кому-то продать, потому что где ж ты еще такую голову сыщешь! Да в ней столько ума заложено, что хоть пальцем бери и на хлеб намазывай. И пусть бы Хома просил дорого, так ведь нет, по-божески цену правил, потому что кто ж захочет свое добро за бесценок уступить?
В тот день он таки побегал по Яблоневке со своей головою, словно дурень с писаной торбою, он таки хотел кого-то осчастливить, да вот беда: все отказывались от такой мудрой головы! Еще бы, может, какой-нибудь яблоневец и взял ее, почему бы и не взять про запас, который карман не тянет, мало ли что может понадобиться в хозяйстве. Но стоило лишь голове под мышкой у грибка-боровичка подать голос, стоило сыпануть одну-другую пригоршню обильной, драгоценной народной мудрости, как покупатели расходились. Мол, хотя одна мудрая голова и стоит десяти дурных, но ведь сколько и мороки с нею, сколько хлопот! Со своей проще и надежней! Своя думает по-своему!
Так вот, хоть фуражир Илько Дзюнька и заверил грибка-боровичка, что на всякий товар найдется свой покупатель, на мудрую голову охотников не нашлось. Да еще на такую говорливую. Да еще на такую, что не скрывает свою мудрость, а носится с нею, будто кот с салом. Ей бы затаиться, помолчать с задумчивым видом, и глядишь — приняли бы ее за обычную голову, кто-нибудь, может, и взял бы ее, теперь бы сидела на чьей-нибудь шее, крутилась туда-сюда, командовала чьим-то телом, хозяйничала б в чьей-то хате, лезла бы целоваться к чьей-то жене. А когда в голове так много ума — не всякая шея ее выдюжит, и вот и приходится оставаться под мышкой у хозяина, старшего куда пошлют.
Так ведь до чего додумался Хома? Ну, ладно, раз уж вам жаль ломаного рубля за мудрую голову, то берите ее за бесценок! И положил свою голову на зеленую травку неподалеку от кладбища, потому что не бывает такого, чтоб никто не подобрал оброненного добра. В Яблоневке ведь как? В Яблоневке не успел потерять, как уже нашли и подобрали! Поэтому возлегла голова грибка-боровичка на зеленой мураве, а сам грибок-боровичок примостился неподалеку в тени ясеней и кленов с таким видом, будто они с той головой и не родные вовсе. Остановится какая-нибудь бабка или дядько, послушают минутку, что голова на мураве изрекает, и дальше идут своею дорогой, потому что у каждого работа, у каждого свои заботы.
А у грибка-боровичка сердце от огорчения сжимается, ибо где еще им найти такую голову, как у него? Ведь всего-то и делов, что нагнуться и поднять! Махнул Хома от досады рукой, подошел к своей голове, а голова горьким взглядом смотрит на него и говорит посеревшими от пыли губами:
— Вспомни, Хома, что сказал Гельвеций, французский философ-материалист восемнадцатого столетия. Он говорил, что на земле нет ничего более достойного, чем разум!
— А и то, — соглашается грибок-боровичок. — Ибо что такое разум? Разум — это как бы Гриц за волами, Гриц и за дровами, это как бы и сюда Никита, и туда Никита.
— Так что, Хома, не теряй разум! Такая голова тебе еще самому ой как понадобится.
— Без головы — как без рук, — согласился старший куда пошлют, нагибаясь и беря свою голову опять под мышку.
— Что рука, то не голова! Как ты, Хома, без головы шепнешь глухому и подмигнешь слепому?
— А что голова, это ж не руки! Если б я был без рук, как бы свою голову под мышкой носил?
Так любо-дорого разговаривал возле кладбища старший куда пошлют со своею мудрой головою, потому что где еще во всей Яблоневке он мог найти достойнейшего собеседника? Хома смеялся, обращаясь к голове, а голова ему зубы скалила, а уж как лукаво они подмигивали друг другу!
Вот так болтая, смеясь и подмигивая, добрался наконец грибок-боровичок до фермы. Попробовал было взяться за вилы, чтоб навоз вычистить из-под коровок, а как ты возьмешь эти вилы, когда голову под мышкой держишь? Все таки мешает в работе голова, что бы там ни говорили, без головы таки лучше. Ну судите сами, Хома ту голову и так приспосабливал, и сяк, не выпуская ее из рук, а все равно вилы не удержишь в одной правой или только в левой — надо двумя крепко браться.
Намаявшись и измазавшись, Хома до чего додумался? Додумался до того, до чего кто-нибудь другой на его месте и не додумался бы, но если уж тебе даны мозги, то мозгуй сам. Вот он и взял свою мудрую голову и поставил обеими руками на шею, где она прежде сидела.
— Как влитая сидит! — обрадовался грибок-боровичок, который всегда радовался доброй работе.
Когда уже солнце достигло полудня, а потом и за полдень перевалило, старший куда пошлют собрался домой пообедать. Как тут у порога коровника попался ему зоотехник Невечеря. Глаза-перепела, как всегда, трепетали у него на лице, будто вот-вот взмахнут крыльями и полетят в белый свет. И смотрел Невечеря с таким дерзким подозрением, словно видел человека, который, скажем, никогда не ест женатого борща.
— Значит, так, Хома… Где-нибудь дома, возле своей жены, чтобы никто не видел, и можно… Твой дом — твоя крепость. Но к скотине обязан приходить с головою!
— Тот еще не родился, чтоб всем пригодился.
— А если каждый захочет так, как ты? Оставил себе голову дома, чтоб отдыхала, а сам на работу в колхоз без головы! Или в бухгалтерию! Представь себе: автобусом управляет шофер
