это могло случиться, чтобы Боаз и этот мужик с бедрами-окороками могли стать настолько близки, чтобы мой брат добровольно вошел в этот дом и лег спать на этом уродском диване.
С какой стати он посвятил этого человека в свои планы, свои секреты, когда у него есть семья, которая его любит, которая по нему скучает, которая мечтает, чтобы Боаз ее впустил в свою жизнь, а он перед всеми родными закрывает дверь?
— Ну так… — У меня пересыхает горло, я кашляю. — Куда он направился теперь? В Нью-Джерси?
Лорен медленно переводит взгляд с Перл на меня — с усилием, словно у него гири к векам подвешены:
— С чего ты взял?
— Следующий адрес — в Нью-Джерси. — Стараясь не смотреть в глаза Лорену, я добавляю: — Этот адрес тоже написан на фоне океана.
— Ясно.
Пора убираться отсюда. Еще тогда надо было убраться, как только Перл вышла из туалета. После этого каждая минута была пустой тратой времени.
Нет, мне ничего на этом свете не надо, только бы выбраться из этой квартирки, из этих жарких, душных, убогих комнатушек.
И кто это вообще такой?
— Пойдем, Перл, — говорю я.
Перл театрально вздыхает. Кладет ладони плашмя на диван — так, словно хочет оттолкнуться и встать.
— Так приятно было с вами познакомиться, Лорен, улыбается Перл. — Ну просто невыразимое удовольствие.
— Домой он с тобой не поедет, — заявляет Лорен, глубже утопая в кресле и вытягивая ноги так, что его босые ступни чуть не касаются моих лодыжек.
— А может, поедет, — хмыкаю я.
— Может, — кивает Лорен и делает вид, будто задумался. — Только не раньше, чем он свою миссию выполнит.
— Что за миссия? — спрашиваю я.
Лорен ставит опустевшую бутылку на журнальный столик:
— Слушай, Леви. Ты вроде малец славный. Понимаю, ты за брата переживаешь. Но вот только сейчас ты для него мало что сделать можешь. Втемяшилась ему в башку какая-то идея — что-то такое, что он сделать, видишь ли, должен. Уж ты его должен знать неплохо, брат твой все ж таки, так что понимаешь: ежели он чего решил, то доведет до конца.
Я чувствую, как мои щеки вспыхивают румянцем стыда. Лорен прав: я не сумею уговорить брата вернуться домой, — но покраснел я не из-за этого. А из-за того, что этот сердитый неизвестно кто знает моего брата лучше, чем я.
Стыд преображается в злость.
Я ненавижу Лорена. Ненавижу то, что он знает больше меня. Ненавижу, что он этим пользуется, чтобы я чувствовал себя глупым сосунком, но деваться некуда — мне нужно то, что известно Лорену: отличное от моего восприятия Боаза.
Поэтому, вместо того чтобы взорваться или наделать еще чего похуже, я спрашиваю:
— А как вам показалось, с Бо все в порядке? По-настоящему. Думаете, с ним все хорошо?
— Я тебе вот как скажу: видал я парней, кто был сильно похуже его, а видал и таких, кто получше.
Я прижимаю пальцы к глазам. На одну минуту я могу отключиться от мира. Нет ничего, кроме психоделического мрака. Я открываю глаза и смотрю, как чернота медленно отступает.
— Если я найду его, даже не знаю, что сказать, — вздыхаю я. — Не знаю, как с ним разговаривать.
— Слушай. — Лорен подтягивает к себе ноги и чуть-чуть наклоняется вперед. — Если уж ты собираешься Бо и дальше искать, мой тебе совет: выкини к чертям собачьим шлепанцы и прикупи походный прикид, потому что, если ты его найдешь, надеяться можешь только на то, что он тебе разрешит вместе с ним дальше топать. Он не развернется на месте и не потащится домой с тобой и твоей расчудесной неподружкой Перл.
И Лорен дружески хлопает меня по бедру. Жутко больно. Я понимаю, каким слабаком буду выглядеть, но все же потираю место шлепка.
— Спасибо за совет.
— Без проблем.
Мы жмем друг другу руки. Я готовлюсь к новому шлепку.
— Я серьезно, — говорю я.
— Я понял, — кивает Лорен.
Он провожает нас до двери. Мы начинам спускаться по узкой лестнице.
— Эй, Леви! — окликает меня Лорен.
— Да?
— Он в картишки любит перекинуться.
— И что?
— Так ты его уговори поиграть. Может, развяжешь ему язык.
Родителям я говорю, что должен встретиться с Боазом на тропе. Якобы он мне позвонил из небольшого городка в Вермонте и попросил к нему присоединиться — решил, что это будет неплохой шаг к воссоединению. И что он прямо-таки просил и умолял привезти ему маминого шоколадного пирога.
На мое вранье мама реагирует мгновенно и мчится покупать мне точно такие же ботинки, в каких в поход отправился Боаз, а потом читает мне длинную лекцию о том, какой толщины должны быть носки, как уберечься от натоптышей, волдырей, грибка.
Абба реагирует по-своему. Ничего удивительного — он спрашивает, а как же моя работа.
— Ты с этими людьми договорился, — говорит он. — Обещал, что проработаешь все лето.
— Абба, поверь мне, индустрия проката видео нисколечко не пострадает, если я исчезну из-за прилавка «Видеорамы». Все хотят заполучить эту работу. Боб найдет кого-нибудь еще.
— Не в этом дело.
— А в чем?
— Дело в договоре.
— В договоре…
Взгляд аббы немного смягчается.
— Мотек. — Он тянется ко мне, прикасается к моему подбородку и приподнимает его, чтобы заглянуть мне в глаза. — Ты этого хочешь?
— Да.
— Я хочу спросить: этого хочешь ты? — Он кладет ладонь плашмя мне на грудь. — Ты? Леви?
— Да, абба.
— Тогда ты должен ехать. Встреться с братом. Иди с братом. Но обязательно извинись перед людьми на работе.
Дай им знать, что есть… смягчающие обстоятельства.
— Я так и сделаю, абба. Даю слово.
А потом приезжает Дов.
— Дерьмо собачье, — ворчит он.
— Ты о чем, Дов?
Я заливаюсь краской. Я много чего не умею — в частности, из меня никудышный врун.
— Это неправильно. Что-то тут не так.
Дов скребет редкую щетину на левой щеке. Кажется, он неделю не брился, но это не имеет никакого значения: в истории нашего семейства не было ни единого Кацнельсона, который смог бы отрастить приличную бороду.
— Ты хоть рюкзак укладывать умеешь?
Это вопрос на засыпку. Я сроду не был таким уж любителем природы. И бойскаутом не был таким, как Боаз. Я абсолютно домашний ребенок.
Я пожимаю плечами.
— Почему бы тебе не выложить мне, что на самом деле происходит? — спрашивает Дов.
Я начинаю с попыток выкрутиться, но довольно скоро все вдруг
