вся была заполнена народом, и мы остались у ограды. Тут тоже очень много людей: старые и молодые, и даже дети, очень много детей.
Все веселые, галдят. Особенно мужики. Пьяные, что ли?
Из церкви раздается пение – там идет служба.
По обе стороны дорожки, ведущей в церковь, прямо на земле, на белых полотенцах, женщины разложили куличи и яйца крашеные, чтобы священник их освятил.
Для меня все это было ново и даже интересно, но продолжалось почему-то очень долго. Я устал от всей этой толпы, от шума и гама, и от замечаний мамы: стой здесь, туда не смотри, сюда не поворачивайся, молчи, делай, как все.
Что я, маленький? Что я, не понимаю? Она мне уже тысячу раз все это объясняла!
Наконец зазвонил колокол.
«Христос воскрес!» — обняла маму тетя Нина.
«Воистину воскрес!» — ответила ей мама так, как отвечали здесь все.
Из церкви вышел священник и еще какие-то люди в рясах с иконами и крестами. Начался крестный ход вокруг церкви.
Священник побрызгал водой на лежащие на земле куличи и яйца.
Побрызгал он и на наш кулич.
Ну вот, все и закончилось. Люди грузятся на подводы, разъезжаются по домам. В руках у них фонарики с зажженными свечками.
Мы с мамой тоже возвращаемся на Колкотовую Балку.
Я думаю о том, что сделает моя бабушка, когда Сидоровна скажет ей: «Христос воскрес!»
Нужно бабушку предупредить.
Одесса, июнь 1942 г. 228 дней и ночей под страхом смерти
Лето в Одессе.
Отцвела акация. Облетают, кружатся в воздухе ее пожелтевшие цветки.
И кажется, что вместе с ними кружится здесь, в нашем городе, какая-то странная, шальная жизнь.
Жизнь, превращенная в Маскарад.
Мелькают в безумной пляске ряженые, скалятся маски.
Волки надели овечьи шкуры, лиса притворилась зайчиком, а кровавые палачи – монахами. И все они вместе стали враз верноподданными румынского короля Михая I и почитателями Великого маршала Иона Антонеску.
И даже город, наш город, напялил на себя кривую маску «Города Антонеску».
Улица, названная именем основательницы Одессы, матушки Екатерины II, стала улицей фюрера Адольфа Гитлера, Преображенская – улицей короля Михая I, а Еврейская – улицей дуче Муссолини.
Портреты этих «великих особ» украсили фасады зданий, витрины магазинов и даже стены частных квартир.
Главою города стал «примарь», милиция превратилась в «префектуру», а в лексикон жителей города прочно вошли словечки: «пофтым» и «мулцумеск».
Торговки на Привозе теперь величают «одесских дам» не иначе, как «домна». И даже белоголовый мальчишка, новоявленный «чистильщик обуви» с Подбельской, выкрикивает теперь на полурумынском: «Почистим «боканчи»! Почистим «боканчи»! Дешево – всего полмарки!»
Особой аттракцией стали приехавшие из Бухареста жены румынских офицеров – ярко накрашенные «куконы», в крепдешиновых платьях и шелковых чулках.
Вот, вызывая всеобщее восхищение, прогуливается под руку с мужем по Дерибасовской полногрудая домна Фанци, жена военного прокурора «Куртя-Марциалэ» капитана Атанасиу. А там у витрины комиссионного магазина разглядывает китайскую вазу домнишора Ленуца – жена секретаря того же «Куртя», подполковника Былку.
А наши домны и домнишоры, что они, хуже?
И Нинка, дочка дворника Прокоши Юрченко с Прохоровской, 11, тут же сделала себе «шестимесячную завивку» и обрядилась в купленные на Толчке шелковые чулочки. Теперь и ее можно встретить на Дерибасовской, благоухающую «заграничными» духами, под руку с румынским офицером, жена которого еще не приехала из Бухареста или же, нагулявшись в Одессе, укатила обратно в Бухарест.
Удивительно, но в «Городе Антонеску» как-то сразу возник странный симбиоз «оккупируемых с оккупантами», какая-то странная, противная Богу, новая «одесская элита» – наглая, бесшабашная, напрочь забывшая об идущей где-то войне, не имеющая никаких табу и желающая только все «успеть»: все «выпить», все «съесть» и получить максимальное количество всяческих «удовольствий».
На углу Дерибасовской и короля Михая I во всем своем «пивном» великолепии воскрес из пепла воспетый Куприным кабак «Гамбринус». Как будто время повернулось вспять. Все те же бочки вместо столиков, и тот же запах, и даже тот же, как будто бы, скрипач, хотя навряд ли еврей.
В Пассаже мадам Бродесску открыла элитарный бордель. Еще несколько борделей попроще открыл заместитель примаря Константин Видрашку.
Из Бухареста прибыл наш давнишний кумир – «король романса» Петр Лещенко, и самой модной песенкой в Одессе стал «Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый…».
В это трудно поверить, но в растерзанной оккупированной Одессе, улицы которой еще так недавно были залиты кровью и усыпаны трупами, действуют более десятка различных театров и театриков. Обратите внимание только на их названия: «Гротеск», «Бомонд», «Интим», «Транснистрия».
А еще кинотеатры – тоже более десяти. А еще – концерты, футбольные матчи, мотогонки, боксерские бои и конные бега. А еще выставки картин в резиденции губернатора и народные гуляния в Александровском парке, с музыкой и лотереей…
Весело! Ничего не скажешь…
Немудрено, что Одесса стала этаким центром притяжения всяческих «гастролеров» из Румынии. В город хлынули спекулянты с чемоданами, набитыми дешевым женским бельем, и «деловые люди», горевшие желанием открыть в этом новом «Клондайке» очередной бордель или, если повезет чуть-чуть, то «прикарманить» какую-нибудь гостиницу или ликероводочный завод.
Но самым важным «гостем» нашего города был в эти дни, конечно, снова Ион Антонеску.
Да, да, сам Великий маршал снова, уже во второй раз, прибыл в Одессу.
И знаете, что удивительно, он прибыл сюда… в день своего рождения.
Именно в этот день Антонеску исполнилось 60 лет, что для того времени было достаточно много. Но, как отметила вышедшая в этот день «Одесская газета» № 90, «…Маршал, слава богу, полон сил, энергии и, очевидно, ему суждены еще многие великие дела…»
На этот раз Антонеску прибыл к нам не на поезде, а на самолете.
Самолет приземлился 1-го июня 1942-го, ровно в 6 часов вечера, на «международном» аэродроме, в деревне Татарка, и маршал после небольшого военного «парадика» перебрался в ожидавший его личный поезд.
Антонеску на этот раз пробудет в Одессе гораздо больше времени, чем в свой первый визит, – аж две ночи и один день!
Но большую часть времени проведет… в своем поезде.
Здесь он будет завтракать, обедать и ужинать. Здесь он будет спать по ночам, причем с наступлением ночи поезд будут отводить подальше от опасного города.
В первый день приезда, 1-го июня, «храбрый солдат» из поезда так и не вылез и принял всех, пришедших к нему на поклон, в вагоне-ресторане. Но на следующий день, 2-го июня, в день своего рождения, он, видимо, осмелел, высунул нос из поезда и отправился «по делам». Побывал в армейской казарме и в муниципалитете,
