в котором говорила на неизвестном языке, будучи уверенной, что знаю его, – но он вдруг стал для меня загадкой.
Что-то мягкое касается моей голени, и только сейчас я замечаю, что за мной бежала Колетт. Она смотрит на меня обеспокоенно и трется о ноги.
– Я отведу тебя обратно, – говорю я, гладя ее по голове. Неожиданно к чувству отчаяния добавляется глубокая нежность. – Тебе надо вернуться домой. К хозяевам. Домой, – продолжаю я и сама уже не понимаю, к кому я сейчас обращаюсь. – Домой.
Я достаю из кармана телефон и не задумываясь звоню Бернардо. «Тетя Вивьен так и не объявилась!» – воскликнула бы я, если бы он взял трубку. Но он не отвечает.
Я звоню маме. «Что мне делать? – спросила бы я ее. – Я приехала сюда к тете». Но этот звонок тоже остается без ответа.
Мои родители думают, что я в Париже с Линдой и что мы вернемся самолетом завтра утром. Если я сяду на вечерний поезд, мой обман никогда не раскроется. Может, у них и есть подозрения на мой счет, но без доказательств они со временем рассеются. Я буду притворяться до конца своей жизни. Эти дни исчезнут из моей памяти, оставив за собой шлейф невероятности, как будто все это мне только привиделось. Возможно, тетя Вивьен большего и не заслуживает. Да и я тоже.
– Что случилось? – раздается голос позади меня. Это Юлия, она заметила, как я убежала, и догнала меня.
Только сейчас я понимаю, что плачу. Я пытаюсь подобрать слова, чтобы объяснить. В чем дело? Ни в чем. Тетя так и не явилась, и теперь мне действительно пора домой. Вот и все.
– Я взяла это для тебя. – Она протягивает мне книгу. Я провожу рукой по обложке и не могу сдержать улыбки – это «Дневник» Анаис Нин.
Она добавляет, что не может прочитать мне свой монолог, потому что квартира Джорджа до вечера занята. Но мы могли бы поработать над этим завтра, если я не уеду.
– Так ты уедешь?
– Наша жизнь состоит в том числе из обязанностей, – заявляю я. – Именно они являются ключом к счастью.
Кажется, Юлия в этом совсем не уверена, но ей нужно возвращаться в магазин. Мы с Колетт наблюдаем, как она переходит улицу.
Колетт виляет хвостом и решает следовать за ней. Я бегу за собакой и хватаю ее за ошейник. К счастью, машина, ехавшая навстречу, успевает вовремя затормозить. Если бы родители видели, как я рискую жизнью! Женщина за рулем что-то кричит мне вслед. Мне совсем не свойственно бросаться на проезжую часть, но сколько несвойственных мне поступков я уже совершила? Я поднимаю руку в знак извинения, указывая на собаку. Женщина в ярости трогается с места. И она права.
Мы переходим дорогу целыми и невредимыми. На мгновение я потеряла ориентацию в пространстве. Мне вспомнилась маленькая площадь в Корнаредо, совсем пустынная в будни, если не считать нескольких стариков на скамейке и флегматичных голубей на паперти. Я вспоминаю воскресные прогулки с мамой по городку, который не таит в себе ни опасностей, ни неожиданностей, где заранее было известно, что с нами произойдет, кого мы встретим и что скажем друг другу. Выходить из дома без всяких ожиданий было для меня в порядке вещей, но теперь мне это кажется странным.
Виктор подходит к нам и наклоняется к Колетт. Я поднимаю глаза и вижу желтую вывеску книжного магазина, к которому всего несколько дней назад приехала, исполненная надежд. За восемьсот пятьдесят километров от дома.
– Я вернулась, – говорю я, стараясь не встречаться с Виктором взглядом. – Мне нужно закончить смену.
Я не хочу, чтобы он заметил, что я плакала, не хочу, чтобы он знал, что и сегодня я не встречусь с тетей.
С грехом пополам я пытаюсь раскладывать книги, как вдруг мне перезванивает Бернардо. Я думаю о его нежно-голубом джемпере и о времени, которое проецируют на стену часы в его комнате.
– Ну что, она наконец объявилась? – весело спрашивает он. Слишком весело для меня в данный момент.
Я отвечаю, что всю вторую половину дня мы провели вместе.
– И как она?
– Она усыновила хорька.
– Значит, сегодня вечером ты выезжаешь?
Я верчу на пальце помолвочное кольцо.
– По идее, должна. Хотя она попросила меня ненадолго задержаться…
– Позвони мне, как сядешь в поезд. Утром я встречу тебя и отвезу на работу.
«Каждый друг являет нам целый мир, не существовавший до нашей встречи, – мир, который получает свое начало благодаря этой встрече».
Анаис Нин
Юлия поместила эту цитату на первую страницу. Она моложе и знает о жизни гораздо больше меня. Я восхищаюсь ею, но что она во мне нашла? Я неспособна выдавать грандиозные теории, не могу сообщить ничего интересного, и нет во мне ни мудрости, ни остроумия.
– Я оставлю тебе тетины простыни. Может, они тебе пригодятся.
Юлия кивает, с благодарностью их принимая.
Чтобы утром быть сразу готовой к работе, я убираю в чемодан цветочное платье, надеваю костюм и туфли на каблуках.
Приходит письмо от Вероники.
Собрание прошло хорошо. Идея понравилась. Мара большая молодец. Спрашивали про тебя, я сказала, что ты застряла в отпуске.
В отпуске? Я здесь вообще-то по семейным обстоятельствам! О чем неоднократно ей говорила.
Я разглядываю себя в зеркале ванной комнаты: последние несколько дней я провела без косметики и даже этого не заметила. Ни туши, ни румян. Юлия вообще не красится, Сильвия Уитмен и Майя тоже.
Я выгляжу иначе, чем обычно. Хоть макияж и придает мне более отдохнувший вид, но глаза теперь кажутся ярче. Новое лицо кажется мне правильным, таким, каким и должно было стать в процессе взросления. В каком-то смысле сейчас я больше узнаю себя. Если бы не было обучающих программ по макияжу и если бы использование косметики не было необходимо, я бы так и выглядела всегда: моложе, но в то же время взрослее. Я провожу рукой по щеке. Здравствуй, Олива.
Виктор снова провожает меня на вокзал. Мы идем туда пешком. Приходим на платформу заранее, но поезд уже стоит на перроне. Мы находим мой вагон – дверь открыта, и мне остается лишь войти.
– Может, мы еще встретимся, – говорит Виктор.
– Конечно.
Мы глядим прямо перед собой, наверное, чтобы не смотреть друг на друга.
– Ты всегда можешь пригласить меня на свадьбу, – смеется он.
Я смотрю на свое кольцо с бриллиантом размером с глаз молотоголовой акулы.
– Хорошо, что я взяла с собой аптечку.
Нащупав в сумке карту Парижа, я протягиваю ее Виктору:
– Может, она тебе пригодится.
– Спасибо, но мне нравится теряться.
По громкоговорителю объявляют отправление поезда.
– Заходи, я передам тебе чемодан, – говорит Виктор.
Я закрываю глаза и делаю привычные три вдоха. Я вспоминаю, как тетя Вивьен приезжала к нам в гости, ее шляпы и песни Леонарда Коэна, которые мы распевали, прыгая на диване, последний телефонный разговор с Бернардо, взгляд Колетт, ожидающего Мелани Джона, посвящение Виктора на книге Генри Миллера и Юлии на «Дневнике» Анаис Нин, простыни с запахом клубники, матрас на полу, как на сборах бойскаутов. Я думаю о «Жизни в розовом цвете».
Двери закрываются, но я еще могу нажать на кнопку.
– Вы будете заходить? – спрашивает проводник, готовый дать свисток.
Я смотрю на Виктора. Делаю шаг вперед, затем шаг назад.
– Спасибо, – отвечает он. – Мы поедем на следующем.
Мужчина раздраженно качает головой, затем дает свисток и садится в вагон. Двери со щелчком закрываются, и поезд на наших глазах уходит на юг. В сторону Милана.
Мы ничего не говорим друг другу, лишь молча смотрим на удаляющийся поезд, а потом в пустоту. У меня по коже бегут мурашки, на лице застыла улыбка, немного смахивающая на гримасу.
Мы прыгаем на ходу в вагон метро, наши лица раскраснелись от бега.
– Что будешь делать? – спрашивает Виктор.
Во мне столько неукротимой, великолепной энергии, что я даже не хочу об этом думать.
Музыку слышно уже на улице, дверь открыта. Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. В маленькой, битком набитой гостиной нам едва удается выкроить место, чтобы закрыть за собой дверь. Все гости в масках, двое парней
