одеты в серебристые комбинезоны, на какой-то женщине костюм игральной карты двойки. Здесь также присутствуют Безумный Шляпник, змея, домохозяйка в окровавленном фартуке, вампир, драг-квин, трубочист, африканская Золушка и олень с цветущими рогами.
– Мы решили устроить костюмированную вечеринку, забыла вас предупредить! – кричит Одетта, встречая нас в костюме одалиски. Она хлопает себя ладонью по лбу. – Вот растяпа! – Она указывает на угол в другом конце комнаты. – Там есть грим, если хотите что-нибудь сымпровизировать… И не стесняйтесь, берите все, что нравится.
– Мы принесли бутылки! – кричит Виктор, пытаясь перекричать музыку.
– Молодцы, теперь отнесите их на кухню. – Она имеет в виду кухонный остров рядом с плитой в другом конце комнаты.
Я только собиралась поблагодарить ее за гостеприимство, как она уже отвлеклась.
– Приветик! – встречает она очередного гостя.
Девушка в костюме домохозяйки с испачканным кровью фартуком здоровается с Виктором. Похоже, они знакомы, но он не спешит ее нам представить.
– Мы идем в магазин! – кричит он, прежде чем его затягивает толпа.
Я смотрю на Юлию: она выглядит немного оробевшей. У Бена сегодня смена в ресторане, а Оушен должна заниматься.
– А мы что будем делать? – спрашиваю я ее.
– Пойдем раскрашивать лица? Пить мне нельзя.
Но не успеваю я сделать и шага, как кто-то случайно на меня натыкается и опрокидывает мне на брюки содержимое своего стакана. Это афро-золушка. Хорошо еще, что вино белое. Я пытаюсь вытереть брюки рукой. Я хотела сказать ей, что ничего страшного, но не могу вспомнить, как это будет по-французски. Rien? De rien?
– Я очень СОЖАЛЕЮ! – восклицает Золушка по-английски. Кажется, она слишком много выпила. – Как мне загладить свою вину? Как?
Юлия спрашивает, хорошо ли она владеет техникой аквагрима. «Неплохо», – отвечает Золушка, и она даже с удовольствием нас раскрасит, но только после того, как еще немного выпьет. Мы идем за ней к заставленной бутылками стойке. Она наполняет два стакана, мне и себе. Юлия не берет ничего. Я ищу глазами Виктора, но он куда-то исчез.
В указанном Одеттой углу лежат несколько тюбиков с гримом, блестки и коробка с акварельными красками для кожи.
– Кстати, меня зовут Стелла, – представляется Золушка, беря в руки тюбик с блестками.
– Стелла, а ты уверена, что знаешь, как это делать? – спрашивает Юлия.
– Нет, – отвечает она, делает большой глоток из своего бокала, а затем разражается смехом.
– Но шансы есть, – говорю я Юлии, подмигивая.
Добрых полчаса Золушка трудится над нашими лицами, попивая коктейль и периодически его проливая. Мы сидим на лестнице, ведущей на антресольный этаж, где я мельком замечаю матрас и письменный стол. Может быть, Виктор там? Но его там нет.
Выпитое подействовало и на меня: толпа потеряла очертания, превратившись в цветную лаву. Желудок у меня пуст: на ужин мы съели лишь несколько ломтиков ветчины, которыми нас угостила Сильвия. В таком состоянии я способна встать перед всеми и заявить, что я Мишель Обама, возможно, даже на французском языке.
«Я сегодня не выезжаю, – написала я Бернардо. – Мне надо побыть с тетей. Но я скоро вернусь». И добавила: «Я люблю тебя».
«Правда ли это?» – спрашиваю я себя, пока кисточка щекочет мне щеки. Конечно же правда. Но его реакции я уже не увижу, потому что из страха узнать ответ выключила телефон и оставила его в книжном магазине.
Золушка закончила, она протягивает нам зеркало, чтобы мы могли на себя полюбоваться. Мы похожи на сестер Кесслер из какого-то фильма ужасов.
– Вы – девочки-близнецы из фильма «Сияние», – с удовлетворением объявляет она.
Насчет фильма ужасов я была права.
Юлия заговаривает с парнем в костюме пирата, которого мы видели в Театре дю Солей.
Я продолжаю искать глазами Виктора, но по-прежнему его не вижу.
Наконец я нахожу его. Он полулежит, растянувшись на бархатном диване, и возбужденно разговаривает с домохозяйкой-убийцей. Виктор уже заметил меня, поэтому я подхожу ближе.
– Я рассказывал о краснокрылом кузнечике Oedipoda Germanica, – объясняет он громко, чтобы мы его слышали. – Чтобы не сделаться чей-то жертвой, он выработал двойную стратегию: когда кузнечик сидит без движения, его крылья сливаются с подложкой, позволяя ему замаскироваться. Когда же он летит, то раскрывает нижние черно-красные крылья. Это способ самозащиты: именно эти два цвета характерны для ядовитых насекомых, хотя на самом деле он таковым не является!
– Ух ты, – говорю я без особого энтузиазма.
– У них в «Лекок» есть целый курс, посвященный животным.
Домохозяйка смотрит на меня с дежурной улыбкой. Виктор не встает с дивана, и мне больше нечего добавить. Он имеет полное право провести вечер с тем, с кем считает нужным, да и кто я такая, чтобы этому препятствовать? Я оставляю их под предлогом похода в уборную, а сама подхожу к одному из двух больших окон, выходящих на улицу. Я высовываюсь наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Сама того не осознавая, я осушила и второй стакан. Я не лежу на полке в купе поезда до Милана, утром я опять не появлюсь в офисе. И сегодня я снова не вернусь домой.
Кто-то включил Майкла Джексона. Все закружились в каком-то групповом танце. Я смотрю в сторону Виктора – он сидит на том же месте, а домохозяйка гладит его по ноге. Юлия увлеченно беседует с пиратом. Я кручу на пальце кольцо, одновременно разговаривая с первым попавшимся незнакомцем в костюме орангутанга.
Мы уходим с вечеринки в три часа ночи. Я с трудом вспоминаю свой адрес и сама не знаю, зачем пыталась его вспомнить.
Юлия идет, глядя под ноги, и жалуется, что никогда не пройдет прослушивание, что с Ноа она все делает не так, что ей не следовало оставаться на вечеринке так долго и что Бен оставляет ее одну. Виктор держит за руку домохозяйку в окровавленном фартуке.
Усталые и безутешные, мы бредем по городу в противоположном от улицы Пуле направлении, куда мы ходили в поисках тети.
Поверженный батальон.
– Кричите, если вам угодно! Издайте, быть может, ваш последний крик, госпожа! Наконец-то! Госпожа мертва! Лежит на линолеуме… задушенная перчатками для мытья посуды.
– Так ты будешь исполнять монолог на английском?
– Конечно.
– А перчатки?
– Что ты имеешь в виду? – Юлия покачивается в кресле, посреди гостиной Джорджа.
– Ты могла бы надеть пару перчаток для мытья посуды. Это даст хороший визуальный эффект. В конце концов, ты только что ее убила, так что, скорее всего, еще не успела их снять.
– Одета в элегантную одежду госпожи, а на руках резиновые перчатки! – Юлия резко поднимается с кресла. – Блестяще.
Сегодня утром мне трудно сосредоточиться. Как только я вернулась с вечеринки в «Шекспира и компанию», я побежала за поролоновым матрасом и положила его в зале с роялем, где спит Оушен, только чтобы не оставаться в одной комнате с Виктором и домохозяйкой. Мне совсем не нравилась мысль лежать рядом с ними. У меня так и не хватило смелости включить телефон. Была бы я счастливее, если бы сейчас находилась в объятиях Бернардо? Я не знала, и это незнание повергало меня в панику. Если за полгода до свадьбы я предпочитаю лежать в одиночестве на полу книжного магазина, то, возможно, что-то у нас идет не так.
Я застелила свой матрас парой найденных в кладовке простыней, поскольку свои я отдала Юлии, и, стиснув зубы, завалилась прямо в одежде. Чтобы ничего не слышать, я вставила беруши. В темноте, подключившись к Wi-Fi магазина, я пыталась купить билет до Милана, но обнаружила, что забастовка продолжается, аэропорты переполнены, а большинство авиакомпаний закрыли продажу билетов.
Облегчение, которое я при этом испытала, сбило меня с толку, мысли бегали по кругу. Я нахожусь здесь одна, но при этом не хочу быть ни в каком другом месте. Оушен похрапывала. Казалось, пыль проникает в меня отовсюду…
Мне хотелось, как в предыдущие вечера, побродить по книжному магазину, но я не решалась пошевелиться. При свете телефона я читала стихи из сборника, который открыла для себя несколько дней назад. Девушка, которая жила всем, жила чересчур, но иногда ей казалось, что она вообще не живет. Я решила,
