к глазам. Из ночного моря на лодку падает луч прожектора. Он слышит тихие голоса, рокот двигателя, который эхом отдается от корпуса панги. Видит, как горящий окурок описывает дугу в воздухе.
Все это происходит наяву, думает он. Это не сон.
Не веря себе, тело выбирается из ящика. Он машет руками, хрипло и яростно кричит. Перед ним маленький, но мощный катер, погруженный во тьму, ни единого огонька на борту, только размытые очертания проступают в лунном свете. Он видит фигуры трех мужчин. Продолжает орать, пока свет движется вдоль панги.
Мужчина кричит на чужом языке.
Он слышит другой голос, высокий и настойчивый, кажется, говорят по-японски, хотя почему по-японски? Объяснить он не может. Прожектор гаснет, и судно погружается во тьму. Он видит, как от затяжки сигарета вспыхивает, затем окурок падает у его ног.
Двигатель катера издает рев.
У него пересыхает во рту. Он не может кричать.
Катер отчаливает.
Он лежит на палубе, громко рыдая, посасывая умирающую сигарету. Говорит себе, возможно, это был твой единственный шанс. Других не будет. Это был твой шанс, и ты его упустил. Он гадает, было ли это на самом деле. Что бы он мог сделать? Прыгнуть за борт? Поплыть к катеру?
Кажется, какая-то чернота проникает под кожу и сдавливает сердце.
Луна округляется до четверти.
Он перекатывается на живот и начинает колотить по палубе, разбивая в кровь костяшки.
Это было на самом деле. И ты видел это своими глазами.
Он встает и вглядывается во тьму.
Рычит на море. Черт бы тебя побрал! Почему ты меня никак не отпустишь?
* * *
Проснувшись утром, он садится и спрашивает себя, то, что случилось ночью, было взаправду? Он не готов этого утверждать. Перед ним во тьме встает катер без бортовых и кормовых фонарей. Очевидно, это были бандиты – пираты или наркоторговцы, и все же, размышляя об этом, он не испытывает уверенности. Ищет окурок и не может найти. Садится на корму и слышит свой хриплый смех.
Время покидает его тело. Разум снова погружается в тишину. Сильнее всего он чувствует голод, но старается о нем не думать. Он благодарен, когда с белого неба льет дождь. Набирает в бочку воды на два пальца. Изучает меловой лик Луны и беседует с ней, как со старым другом. Снова полнолуние. Он подсчитывает лунные циклы и удивляется. С тех пор как он оставил дом, прошло одиннадцать месяцев.
Порой он сидит и просто разглядывает свое тело, как будто никогда раньше его не видел. Видит старческие руки, пятна на коже, скрюченные пальцы, слоящиеся ногти, костлявые ступни и лодыжки. Из-за медленного тока крови конечности скованы, дышать тяжело. У него больше нет сил, чтобы бегать. Как внезапно ты состарился, думает он. Теперь ты старик.
Целыми днями он сидит в ящике или на палубе, его разум сливается с водой, сливается с небом и ветром, он одновременно внутри них и снаружи.
Он чувствует, как великое спокойствие входит в его тело, заглушая сердечные страсти.
Он прислушивается к спокойствию, ощущает его как новое чувство.
Спрашивает себя, не сродни ли это спокойствие внутри него тишине морских глубин? Тишина внутри тишины. Тишина, стоящая за всем сущим. Он не понимает, что это значит. Разум исследует эту мысль, пока она не исчезает за пределами досягаемости.
Он сознает, что никогда раньше не слушал тишину.
Теперь он видит, что всю жизнь боялся ее, сам того не понимая. Но теперь, когда он ее почувствовал, он больше не боится. Пытается придать тишине форму. Думать о ней, как о звуке, который нельзя услышать. Думать о ней, как о цвете. Постепенно разум сознает, что может означать эта тишина.
Тишину прошлого.
Тишину будущего.
Тишину мертвых.
Тишину тех, кто еще не родился.
Эта тишина ожидает все живые существа.
На твое путешествие опустится ночь.
Теперь он это понимает и больше не боится.
О чем говорит ему эта тишина.
Тишина – это форма прощения.
Он сгибает старческую ногу и сморщенными пальцами растирает сведенную судорогой икру. Сидит и копается в памяти. Какой была его жизнь на променаде. Воспоминания становятся действиями. Он собирается выйти из дома. Открывает дверь своей лачуги, чтобы на зеркало падало больше света. Моет в раковине лицо, чистит грязные зубы, достает из коробки зубочистку. Смачивает щеки одеколоном. Зачесывает назад набриолиненные волосы, застегивает черную рубашку на выход. Разглядывает себя в зеркале. Пытается понять, кто перед ним. Пристально всматривается, пока не видит себя таким, каким был всегда, растрепанные волосы, блестящая жирная кожа, широкие кости под кожей. Большое сильное тело.
Ты отлично выглядишь, Боливар. Правда, отлично. Да, так и есть. Таким ты и был.
В глубоком белом спокойствии возникает птица. Скрипнув когтями, садится на палубу рядом с ним. Он изучает ее полузакрытыми глазами. Неизвестный ему вид, перья черные, огненно-алый клюв. Обведенный глаз без страха встречает его взгляд. Когти птицы запутались в выцветшей бечевке. Мгновение он ее изучает. Нет сил шевелиться. И все же воля воспламеняет в теле искру, зажигает кровь. Он нащупывает бечевку, птица взлетает и понимает, что ей не спастись. Он сидит, сматывая бечевку, пока птица клюет его руки.
Глаза оценивают ее живучесть.
Он слизывает кровь с кожи.
Говорит, слушай, ты, конечно, прости, но чего ты хотела? Это простейшее правило из всех существующих. Либо ты, либо я.
Несколько дней он пьет воду, разбавленную кровью, медленно поедает мясо. В скрюченное старческое тело возвращаются силы.
Он спрашивает себя, хочется ли ему этого.
Ночь опускается на океан. Он наблюдает, как солнце закатывается, ярко-оранжевое, оно тянется к лодке, будто освещая ему путь. Глаза следят, как свет обретает более глубокие оттенки, темнота смягчает резкие тона океана маслянистым цветом ночи, а море и небо исчезают, сливаются в одно целое. И тут он ловит мгновение, когда последний луч света на воде встречается с тьмой. Он не верит своим глазам. Вокруг стоит тишина. Наконец-то, думает он. Ты стал свидетелем этого. Ты всегда знал, что рано или поздно это случится. Из глубин его существа, разливаясь по конечностям, поднимается, слепя и пощипывая, блаженство.
И ночью, и днем он погружается в сон.
Он разбужен от сна. Садится. Ему приснилось, что волны иначе бьются о борт. Он медленно подходит к планширю, наклоняет голову и вслушивается в шум воды. Он не уверен, трудно сказать наверняка, поэтому он просто сидит и долго слушает. Так и есть. Как такое может быть? И все же это так. Другое ощущение в воде. Что-то новое.
Он сидит, наклонившись вперед, смотрит, как волна бьется о борт лодки. Наблюдает, как медленно разверзается рассвет. Внутри он ощущает грань, к которой приблизилось его тело, это грань полного и глубокого истощения. И все же он подгоняет волю, заставляет себя смотреть на воду, чтобы почувствовать хоть что-то. Наступает вечер, он боится уснуть. Заставляет себя ночь напролет вслушиваться в воду, будто вода может заговорить. Заставляет себя ждать рассвета, слушать, смотреть, чувствовать воду. Позже медленно встает и бредет к ящику. И тут видит ее. Безмятежно раскинувшуюся на воде. Мимо проплывает пальмовая ветвь. Он не может до нее дотянуться.
Он становится чувством, которое несет вода. Он не в состоянии это объяснить. Изучает, как движется океан, не замечая перемен. И все же он что-то чувствует. Затем видит зеленое и бурое. По воде, словно сплетенные руки, скользят две пальмовые ветви. При помощи доски он дотягивается до одной из них, проводит рукой вдоль сморщенных сухих листьев. Прижимается носом, вдыхает древнюю живую зелень. Спрашивает Алексу, что ты об этом думаешь?
Он сидит, не обращая внимания на полуденное солнце, обвязав свитер вокруг головы. То, как лежит его тень, его самое узкое «я». Сидит и смотрит на воду. Течение меняется, это
