диагноза, тем более что их несколько, – сказал профессор Риттер. – Для начала достаточно будет сказать, что ваш отец пережил много утрат. Среди них – госпожа Рингхоф и его жена, но прежде всего вы.
– Уильям донельзя эмоционален, эмоционален в какой-то совершенно абсурдной степени, – покачал головой доктор Бергер; видимо, он желал бы, чтобы Уильям, как и он сам, больше обращал внимание на факты.
– Я только хочу сказать, что антидепрессанты ему помогают, – сказала доктор Крауэр-Поппе.
– А еще лучше помогает держать его подальше от зеркал, – добавила своим обычным тоном доктор фон Pop.
– Есть и другие пусковые механизмы? – спросил Джек.
– Ах да, ах да… – сказал профессор Риттер. – Может быть, обсудим это после встречи Джека с отцом?
Здесь команда не согласилась с профессором.
– Бах! – бодро зарычал доктор Хорват. – Любые баховские вещи.
– Да-да, Бах, а также Букстехуде, Стэнли, Видор, Вьерн, Дюбуа, Ален, Дюпре… – принялся декламировать доктор Бергер.
– Гендель, Бальбастр, Мессиан, Пахельбель, Шайдт, – продолжила доктор фон Pop.
– А также любая рождественская и пасхальная музыка, в частности любой гимн, – добавила доктор Хубер и огненным взором посмотрела на пейджер, словно говорила ему: «Только попробуй запищи у меня сейчас!»
– Стало быть, музыка служит пусковым механизмом? Или дело в именах композиторов? – спросил Джек.
– Его провоцируют и музыка, и имена известных композиторов, – ответила доктор Крауэр-Поппе.
– А что бывает, когда он садится за пианино или орган?
– Ax да… – вздохнул профессор Риттер.
– Бывает ровно то же самое, а пусковым механизмом служит боль… – начала доктор Крауэр-Поппе.
– Судороги в пальцах… – вставила доктор Хубер.
– А говоря точнее, ошибки, – отрезала доктор фон Pop. – Все начинается с первой неправильно сыгранной ноты.
Доктор фон Pop почти всегда говорила последней – чтобы придать больший вес своему замечанию, всегда точному и окончательному; кроме того, даже сидя, она была выше всех, поэтому всегда смотрела на коллег сверху вниз. Стоя, Джек едва доставал ей до плеч.
– Да-да, ошибки при игре тоже служат пусковыми механизмами, – беспокойно закивал профессор Риттер.
– Как обычно, всему виной его педантизм, – добавил доктор Бергер.
– И наконец, правда в исключительно редких случаях, пусковым механизмом оказываются ваши фильмы, – сказала доктор фон Pop, заглянув Джеку прямо в глаза.
– Не фильмы вообще, а некоторые ваши реплики, – уточнил профессор Риттер.
– Ведь в основном-то ваши фильмы ему помогают! – с нажимом произнесла доктор Крауэр-Поппе.
– И все же иногда… – начала было доктор фон Pop.
– Ax да… – перебил ее профессор Риттер. – Я думаю, Джеку нужно увидеться с отцом, послушать, как он играет, поговорить с ним…
– В каком порядке? – спросил доктор Бергер; Джеку на миг послышался в его тоне сарказм.
Снова запищал пейджер доктора Хубер, она снова отошла к телефону у стены; доктор Крауэр-Поппе закрыла лицо руками.
– Может быть, расскажем Джеку про его режим дня? – предложил профессор Риттер.
– Да-да, вот уж где он педант так педант! – воскликнул доктор Хорват.
– Ваш отец всегда заранее хочет знать, что будет делать сегодня, завтра, послезавтра и так далее, – объяснила доктор фон Pop.
– И не вообще, а с точностью до часа! – оглушительно провозгласил доктор Хорват.
– Коллеги, давайте для начала попросту изложим Джеку распорядок дня Уильяма, так ему будет легче понять, – сказала доктор Крауэр-Поппе.
– Huber hier! – сказала в трубку доктор Хубер. – Ich komme sofort! («Иду немедленно!»).
Вернувшись к столу, она пожала руку Джеку и сказала:
– Срочный вызов, второй за день.
Джек встал, остальные тоже, и доктор Хубер выбежала из зала. Оставшиеся не стали садиться и тоже направились к выходу, – видимо, остаток беседы предполагалось провести на ходу.
– Подъем, расплавленный парафин, ледяная вода, завтрак… – нараспев начал доктор Хорват, спускаясь по лестнице.
Джек понял, что врач декламирует ему папин распорядок дня.
– Упражнения для пальцев рук в спортзале, сразу после завтрака, – добавил доктор Бергер.
– Упражнения для пальцев рук? – переспросил Джек.
– Уильям играет на пианино на занятиях танцем; он играет с завязанными глазами, стало быть, только по памяти. Наверное, поэтому он называет это «упражнениями для пальцев рук», – сказала доктор фон Pop.
– А почему он играет с завязанными глазами?
– В спортзале по стенам зеркала, – объяснил профессор Риттер, – поэтому мы завязываем ему глаза, а еще он иногда играет в темноте, ночью.
– После упражнений – джоггинг, если позволяет погода, – продолжил доктор Хорват, – иногда же – поездка в город с Гуго.
– Кстати, мы не рассказали Джеку про Гуго, – заметил профессор Риттер.
– Стоит ли? – вмешалась доктор фон Pop. – Во всяком случае, стоит ли сейчас? Я просто спрашиваю.
– А еще бывает, что после упражнений Уильяму снова требуется ледяная вода, – сказал доктор Бергер.
– Кажется, ему это помогает, – нехотя признала доктор Крауэр-Поппе.
– Потом обед – я имею в виду, после джоггинга, – продолжил доктор Хорват.
– Или после поездки с Гуго, – добавил доктор Бергер, покачав головой.
– Манфред, не сейчас! – сказала доктор фон Pop.
– После обеда – снова расплавленный парафин, – продолжила доктор Крауэр-Поппе. – И снова ледяная вода. Частенько в это же время Уильям смотрит фильм.
– С вашим участием, разумеется, – сказал доктор Бергер. – Каждый день – новый фильм с Джеком Бернсом.
– И еще один вечером! – воскликнул доктор Хорват. – Уильям никогда не ложится спать, не посмотрев кино!
– Вы забегаете вперед, Клаус, – заметила доктор фон Pop.
Они вошли в здание, где располагался спортзал; по стенам на уровне поясницы был укреплен поручень – с тем, чтобы можно было заниматься балетом; разумеется, стены от пола до потолка в зеркалах. В углу, словно покладистое, но огромное домашнее животное, сверкая черным лаком, стоял рояль
