нас и сел.
– Рекс? – удивленно спросила мама. – Ты живой еще? Помнишь меня?
Конечно же, это наш Рекс! Пес узнал нас. Собака, двортерьерской породы, черного окраса, с хвостом, скрученным в бублик, рванулась к нам. Мы с мамулей упали перед ним на колени, обнимая своего старого друга. Бедный пес облизывает нас, скулит, прыгает, по его доброй собачьей морде потекли слезы.
– Узнал, мой хороший. Сколько же тебе лет, старичок? – я обнимаю этого добрейшего пса.
Еще моя дочка, когда была совсем маленькой, залазила к нему в будку, пряталась от бабушки, чтобы не пить молоко. А он охранял ее, как верный рыцарь, преданно сидя у будки. Как давно это было!
И вдруг мамА начинает причитать:
– Рексуля, прости меня грешную, что бросила тебя с чужими людьми. Не надо было мне старой уезжать отсюда. Так бы вместе и доживали свой век до гробовой доски. Прости меня, песик мой родной. Прости, неразумную бабку.
По ее лицу текут слезы, она плачет, стоя на коленях перед Рексом. Я встала, и отошла в сторону, чтобы не рыдать рядом с ней. Наш преданный пес посмотрел пристально на маму и медленно пошел в будку. Он низко-низко наклонил голову, и опустил хвост, скрученный бубликом. Мне захотелось выть от этой картины. Я бегу за ним, заглядываю в будку, зову его, но он затих, и не выходит.
– Мам, пойдем, он не выйдет больше. Обидели мы его. Понимаешь, он вспомнил, что мы его бросили. Пойдем, ехать пора.
Я вывожу на улицу плачущую маму, сажу ее в машину, и медленно отъезжаю. Снова дорога с огромным потоком машин. Вот и въезд на мост. Мы снова стоим в плотном, горячем потоке, ждем своей очереди.
3
Хорошо, что стоим, потому что мои глаза застилают слезы. Передо мной стоит преданная морда Рекса, с грустными, укоризненными глазами. Из этих глаз текут слезы. Он хочет у нас спросит, за что мы его предали?
И вдруг приняв решение, я решительно начинаю пробивать себе место в правом ряду. Обозленные долгим стоянием и жарой, водители сигналят мне от злости. Я выглянула в окно, помахав рукой, и лучезарно улыбаясь. Представляю, что думают мужчины, сидящие за рулем обо мне, о блондинке. Но машины все-таки аккуратно разъехались, выпустив меня из затора. Я свернула на второстепенную дорогу, добавила газа, и поехала на большой скорости.
– Милочка, ты куда? – спросила тихим, убитым голосом мама.
– Назад, за Рексом. Понимаешь, получается, мы его два раза предали. Он же обрадовался, увидев нас, думал, за ним приехали. А мы опять оставили его. Нельзя так, нельзя.
– А куда же мы его денем? Он же к квартире не приучен. – Она еще не готова поверить моим словам.
– Ничего, мамуль, прорвемся. Летом на даче будет ворон гонять. А зимой на утепленной лоджии поживет. Сколько той зимы? – философски спросила я.
Если я его не заберу сейчас, не смогу дальше жить спокойно. Приняв единственно правильное решение, я лихо покатила по проселочной дороге, поднимая клубы пыли. Туда, где в двух часах езды. живет наш Рексик – преданное существо, которому мы нужны. Он нас очень любит. И не за что-то, а просто так. Разве можно его предать?
Тимофей Регинович
Приехала ко мне на два дня в гости двоюродная сестра Настя. Вечером мы стали разбирать раскладушку, но та от старости развалилась в наших руках. За нашими действиями наблюдал мой кот под кодовой кличкой Тимофей Регинович. Когда раскладушка с грохотом упала, он быстро юркнул за кресло, только усы, торчащие из-за спинки, выдавали его присутствие.
Мы с Настей мудро решили: ничего страшного нет, кровать у меня огромная, учитывая нашу костлявость, с комфортом поместимся вместе. Один недостаток у месторасположения моего ложе – кровать одной стороной плотно стоит у батареи. Я там никогда не сплю: пока нет отопления, очень холодно, а когда батарея горячая, то, естественно, жарко. Когда решали вопрос, где кому лечь, Настя на правах гостьи пыталась застолбить место с краю кровати. Но, пока она мылась в ванной, я быстренько заняла vip-место.
– Рига! – возмутилась сестра (она меня так всегда зовет, хотя по паспорту я Регина). – Я с этого краю лягу!
– Ну уж нет! Кто первый лег – того и место, – смеясь, отвечаю я.
Путем длительных переговоров, как говорят дипломаты, мне удалось уговорить Настю, что я по укоренившейся привычке буду спать на своем месте, а она ляжет в центре кровати. Хорошо, что места много, одеяло и у меня, и у нее отдельное. Как все нормальные люди, долго не встречавшиеся, мы до двух часов ночи делились своими душетрепещущими секретами. А поговорить есть о чем: мы обе студентки, разница в возрасте всего лишь год. Да и вообще, ближе нас никого нет, не считая родителей и братьев. Но ведь это все не то! Короче говоря, глубокой ночью мы уснули, предварительно выпив бутылочку итальянского шампанского, привезенного Настей.
Через какое-то время я пожалела, что мы легли в одну кровать, – сестра все время пинала меня ногами в спину, ногтями больно царапалась и даже громко храпела. Но встать и сползти на пол просто не было сил от усталости и выпитого шампанского. Я сквозь вязкий сон призывала Настю к порядку, просила не так сильно храпеть и не толкаться. Но моя крепко спящая сестра недовольно бурчала на меня в ответ. И так всю ночь.
Я сплю, свисая с края постели, чувствуя, что вот-вот свалюсь, места нам явно мало. Периодически, просыпаясь, я упираюсь в пол левой рукой, чтобы не упасть. Наконец-то, измученная, уснула, расслабилась и, потеряв бдительность, свалилась на пол. Измотанная бессонной ночью, злая от храпа, толчков и от неожиданного падения, я закричала на нее:
– Настя, имей совесть! Я спать хочу! Это же не сон, а ад!
Но повернувшись к кровати лицом, так как брякнулась, естественно, другим местом, начала хохотать, как сумасшедшая. Так как я увидела просто ошеломляющую картину: поперек широкой кровати, раскинув лапы в разные стороны, на спине спит мой кот Тимофей Регинович. Он громко храпит, подрагивая во сне усами, как пьяный гусар, периодически выпуская когти и нервно подергивая лапами. А Настя, моя бедная Настя спит, обнимая горячую батарею, можно сказать, обвивая ее, как плющ беседку, так как для нее мой бандит оставил место только там. От моего крика и смеха она проснулась и, недовольно отлипнув от батареи, проговорила:
– Рига, прекрати смеяться. Всю ночь ты толкалась, царапалась и храпела. Дай поспать.
Моя сестра открыла глаза, села и,