и "порно", хотя с ранних лет все уже знали или догадывались о различии полов.
Уже давно были не в ходу пошлые дореволюционные буржуазные открытки, на которых нарисованные курносые красотки в кружевных панталончиках натягивают чулки на свои стройные ножки. Никто из мальчишек не видывал их и не испытывал грязноватого липкого ощущения, которое они должны были вызывать. А потому эти ощущения им были попросту незнакомы.
Нет, у тогдашних мальчишек и девчонок было совсем другое на уме. Почти каждый юный житель южно-волжских городков Маркс и Энгельс спал и видел себя военным лётчиком.
Без пяти минут семь Сергей "как штык" был уже на месте. Вот закрылся магазин. Стройная красавица Зина захлопнула дощатую дверь и навесила на неё два висячих замка. Она была на целую голову выше Серёжки. Длинные каштановые волосы лоснились, волнясь. Все положенные округлости были на причитающихся им местах.
— Чего опять припёрся? — строго спросила она.
— Проводить тебя пришёл.
— Ещё чего! Меня же бабы засмеют, если увидят, что я с такой мелюзгой вожусь…
Серёга стиснул зубы от обиды. Ведь он вожак всей молодёжи в округе. Его боятся все. Он и с двадцатилетними на равных мог бы драться. Да где их взять? Все на фронте. Просто она его ещё не знает. Он всегда своего добивается. Добьётся и её.
— А ты достал мне то, о чём я тебя просила?
Он отрицательно покачал головой. Она просила его принести ей портрет Вовкиного отца. Зачем он ей не объяснила. А он не спросил, хотя эта просьба показалась ему очень странной. Но Вовка с этой минуты стал вызывать у него раздражение. Словно стоял у него на пути.
— Где же я тебе его достану? — спросил он.
— Как где? У Вовки. Он же дружок твой.
— Какой он мне дружок? — Серый сплюнул с досады в дорожный песок, похожий на пыль.
— Ладно. Иди сзади. В двадцати шагах от меня. Не ближе. Понял?
В этот раз Серёжка перечить не стал. Главное — гнуть свою линию и не останавливаться.
Мамка прибежала с работы покормить Вовку супом. А он сидел тем временем в саду и выстругивал себе из досочки новую биту для лапты.
— Вовка! — раздался молодой, звонкий голос матери. — Беги сюда, к тебе пришли.
Кто бы это мог быть? Он лениво потопал к дому. Серый! Ничего себе! Никогда ещё он не удостаивал его своим посещением.
— Чего тебе? — настороженно спросил Вовка.
— Поговорить надо. — Серёга вытер пыльные пятки о коврик и прошёл в дом без приглашения. Осмотрелся. Остановил взгляд на висящем на стене портрете отца в рамочке. Мужественное улыбающееся лицо. Офицерские ромбики в петлицах. Перевёл взгляд на мальчика. Похож? Куда там! Замухрышка ещё!
— Говори, чего пришёл? — насуплено повторил Вовка.
— Я пришёл сказать, что вчера не хотел тебя сильно ударить. Просто не рассчитал. Не обижайся.
— Я и не думал обижаться. Серый достал из-за пояса свою великолепную финку с наборной ручкой в кожаных ножнах. положил её на стол. Придвинул к собеседнику.
— Держи! До завтра она твоя.
— Моя? — у Вовки даже защекотало в животе как при прыжке с высокого песчаного обрыва. Он представил какими восхищёнными глазами ребята будут смотреть на него когда он будет сидеть за дощатым столом и тренировать удары между растопыренными пальцами своей руки. Но он отодвинул её от себя и сказал решительно:
— Нет. Не возьму.
— Почему?
Вовка испугался мысли, что он потеряет нож, сломает или его у него украдут. Ему же будет не расплатиться до конца своей жизни.
— Нет и всё!
Серый забрал финку. Встал. Осмотрелся. Ещё раз кинул взгляд на портрет на стене. Подумал: "И зачем он ей?" Повернулся к мальцу и сказал:
— Ну и дурак ты, Вовка!
Июльское солнце уже висело над высоким правым берегом реки. Ребята сгрудились вокруг Серого, который сидел за их столом на берегу и разбирал гильзу от огромного снаряда. Эту опасную игрушку привёз Мишка сегодня утром с правого берега, куда он ездил на рыбалку. Внутри цилиндр плотно начинён артиллерийским порохом, похожим на поставленные торчком макаронины. Первые достать труднее всего — плотно сидят. Затем пойдёт легче. Рядом сидит Мишка и курит цигарку.
— Уйди отсюда! — шипит на него Серый — Хочешь, чтобы мы все взлетели на воздух?
— Да ладно! Я уже почти докурил — отмахнулся Михаил. Он на голову выше Серёжки, в плечах пошире и весом раза в два тяжелее. Но это вовсе не означает, что ему можно не слушаться вожака. Однажды он попробовал отмахнуться от него как от назойливой мухи. Точнее, успел он только замахнуться. Что было потом можно было бы разглядеть только с помощью специальной видеокамеры, предназначенной для съёмки особо скоротечных процессов. Серый тогда в прыжке ударил Мишку в нос кулаком. Повалил на землю и меньше, чем через секунду Мишка уже просил пощады у сидящего на его груди Серёги и насыпающего кулаками с двух сторон как из пулемёта.
Но в этот раз Серый сдержался. Всё же эта гильза — Мишкина добыча. Не прошло и минуты как Мишка закурил вторую. Взгляд Серого стал недобрым:
— Ты же только что покурил!
— Да не накуриваюсь я одной! Мне минимум две нужно…
В этот момент Вовка имел несчастье пукнуть. Громко и протяжно. Утром он бегал в поле где среди степного разнотравья растёт горох. Вот он и налопался его от пуза, поедая вместе со стручками.
Через мгновение его ослепила яркая вспышка. Серый с размаха ударил его ладонью по щеке. Было не только ярко, но и громко. В ушах звенело так, что он с минуту ничего не слышал. А больно было словно его ударили обрезком сухой нестроганой доски.
— Ты что, с ума сошёл? Пердеть здесь! Не знаешь, что ли, что пердячий газ огнеопасен? Один, — балда, курит в метре от взрывчатки. Другой сидит и подпукивает ему прямо на самокрутку горючим газом.
— Да ладно тебе, Серый! Кто видел когда-нибудь, чтобы от пердежа пожар был? — промычал Мишка.
— Может поспорим? — Сергей с вызовом посмотрел на верзилу. Но тот отвернулся. Не принял пари.
— Не свисти, Серый. — Вовка с досадой тёр пунцовую щёку. Удар был нанесён со злостью, природа которой была непонятна даже самому Серёге.
— Забьёмся? — он посмотрел на Вовку в упор но наткнулся на его прямой взгляд.
— А чем докажешь?
— Самым прямым экспериментальным путём. Ставлю свою финку на спор. А что ставишь ты?
— Да у меня и нет ничего. Ты хочешь доказать это прямо сейчас?
— Ну и дурачок же ты, Вовка! — рассмеялся Серый. — Завтра.