университете принимающей стороны.
– Нет, – усмехаюсь, – этого я делать точно не собираюсь.
Женщина со шваброй уже возле меня. Смущенно улыбается и жестом просит поднять ноги, чтобы она могла протереть под ними.
Господи, да проще было снять эти чертовы кроссовки! Сумасшедший дом…
– Но… ведь, если ты не будешь всего этого делать, тебя исключат из программы и отправят домой, – бормочет Зоуи, теребя тонкий золотой браслет на запястье.
Встаю, иду к двери, снимаю обувь и возвращаюсь в гостиную в одних носках.
– Детка, в этом-то и вся фишка. – Недобро улыбаюсь, подмигиваю и перевожу взгляд на наручные часы.
Дома раннее утро. Эта долбаная разница во времени ужасно меня напрягает.
Зоя
– Джастин! – радостно вопит мама, распахивая объятия к этому неандертальцу. – Ты снял кроссовки!
Похоже, он сразу догадывается, чему она так рада. И немудрено: мама проговаривает слова отчетливо, артикулирует и жестикулирует так отчаянно, будто пытается обучить шимпанзе членораздельной речи.
– Йес, мэм, – кивает Джастин, сторонясь ее.
– Мам, он тебя не понимает, – бросаю с досады. – Совсем. Даже чуть-чуть.
И тут же спотыкаюсь о его огромную сумку, лежащую на полу. Лечу вперед с вытянутыми руками и еле удерживаю равновесие, остановившись всего в метре от гостя-иностранца. Парень протягивает свою огромную ручищу, чтобы помочь, но я лучше схвачусь за гремучую змею, чем за его руку. Стискиваю зубы и поджимаю ушибленные пальцы ноги.
У него что там внутри, кирпичи?
– Правда? Ничего не понимает? – Мама совсем не кажется расстроенной и продолжает с улыбкой: – Он кажется мне ужасно невоспитанным. Не знаю, что мы будем с этим делать.
Ей явно доставляет удовольствие возможность говорить про человека, когда тот находится рядом и ничего не понимает.
– Осторожнее. – Джастин многозначительно поднимает брови. Между нами все еще меньше метра, он наклоняется ко мне: – Ты слишком спешишь в мои объятия, детка.
– Что? – бормочу на русском, опешив от такой наглости.
Как сказать по-английски «вот еще» или «больно надо»?!
Так и не вспомнив, возмущенно надуваю губы и отворачиваюсь.
– Думаю, это всего лишь досадное недоразумение и скоро его отправят обратно. – Срываюсь с места и иду на кухню к единственному человеку, который может помочь нам во всем разобраться. – Этот парень не просто не воспитан, он самая настоящая самовлюбленная задница!
В эту секунду отец как раз заканчивает говорить по телефону и поворачивается ко мне. Я вижу мечтательное, довольное выражение, застывшее на его лице: глаза хитро блестят, уголки губ расходятся в улыбке.
– Зайка, почему ты не сказала мне, что отец Челси – известный бейсболист?
Борясь с желанием разбить что-то из посуды, останавливаюсь у обеденного стола.
– А это имеет какое-то значение?
– Да… – Папа бросает заинтересованный взгляд в сторону гостиной. – Очень большое значение…
– И что изменит факт того, что этот хам из богатой семьи?
Он кладет руку мне на плечо и несколько раз похлопывает:
– А то, что мы покажем этому иностранцу всю мощь русского гостеприимства и сделаем так, чтобы он смог быстро освоиться. – Папа ласково касается подушечкой указательного пальца кончика моего носа. Будто бы мне пять лет, а не восемнадцать. Что за детский сад? – А ты поможешь ему с учебой. Поняла?
У меня дар речи пропал. Помогать ему? Чего ради?!
– Но почему? – только и смогла выдавить, косясь на чужестранца, презрительно морщившего нос на обстановку нашего дома.
– Потому что отец Джастина щедро оплатит наше терпение.
– Но он ведь не собирается учиться! – Я сама не заметила, как повысила голос. – Этот Джастин собирается сделать все, чтобы быстрее уехать назад! Его вышвырнут, и я не смогу поехать в следующем году в Штаты. Мне просто не позволят, потому что я «не оказала теплый прием и не создала должных условий» студенту по обмену!
– Значит, мы сделаем все, чтобы он остался здесь на ближайшие полгода. – Папа потирает ладони, натягивает на лицо широкую улыбку и следует в гостиную.
– Ради чего? Ради денег? И сколько он тебе пообещал?
Но мой протест для отца ничего не значит, когда впереди маячит возможность покрыть все наши долги.
– Сынок, – он подходит к Джастину и указывает на лестницу, – пойдем посмотрим твою комнату!
– Не трудись, – ворчу, тяжело вздохнув, – он не понимает ни шиша.
Приближаюсь к гостю:
– Бери свои вещи, – и киваю наверх, – твоя комната там.
Я злюсь. На папу, на американца, на себя и на безвыходность всей ситуации, поэтому стараюсь не смотреть в сторону Джастина. К тому же заранее знаю, что увижу в его глазах – безграничное чувство собственного превосходства.
Поднимаюсь по лестнице первой, а когда наконец оборачиваюсь, вижу все ту же самодовольную ухмылочку на его лице.
Вот же наглец!
Отворачиваюсь и ускоряю шаг.
– Мы ведь не можем поселить его в комнате с нашей дочерью? – беспокоится мама.
– Конечно же нет, Люда! – отвечает папа. Его голос как растопленный мед. Я не вижу лица, но знаю, что он продолжает «гостеприимно» улыбаться. – Пацан поживет в комнате Степана.
– Да, – мне не удается сдержаться, чтобы не съязвить, – пусть разнесет там все к чертям. – Поворачиваю по коридору и толкаю дверь в комнату брата. – И не забудь поставить ему пепельницу, а то все горшки с цветами загадит! А нам выдай противогазы!
– Не переживай, дочь. – Папа проходит мимо меня и радостно указывает гостю на комнату. – Сделаем из него человека. И не таких перевоспитывали. – Заметив, что парень замешкался, показывает рукой: – Ну, входи, входи. Вэлкам! Правда, здесь всего одно окно и нет отдельной ванной комнаты, зато имеется неплохой компьютер и вид на улицу. Тебе будет не скучно. – Цыкает на меня: – Переводи, переводи!
Медленно поворачиваюсь к Джастину и устало произношу:
– Папа говорит, что мы хотели поселить тебя в сарае, но, к сожалению, у нас его нет. – Взмахиваю рукой: – Поэтому – вот.
– Будь как дома! – подсказывает папа, улыбаясь.
– Курить в доме строго запрещено, – перевожу я.
– Проходи, сынок, – снова папа.
– Отбой в одиннадцать. – Я.
– Смелее. – Он.
– Шевели ногами! – Я.
Смерив нас по очереди недоверчивым взглядом, парень входит в комнату.
Боже, как же мне нравится наблюдать за его реакцией. В ней все: обреченность, мольба, трагедия, ужас.
Да, милый, придется несладко. Это тебе не роскошный папенькин особнячок у моря с прислугой, кинотеатром, тренажеркой и бассейном. Это комната моего разгильдяя-брата.
Это Россия, детка!
Джастин
Непостижимо.
Еще вчера единственной моей неприятностью было нежелание отца слушать и слышать меня, сегодня – вот это все. Темная комнатка размером с гардеробную, низкие потолки, узкая кровать, стол со старым компьютером и деревянный стул. А за окном – осенняя хмарь и десятки разношерстных домов, выстроившихся вдоль кривой
