пробежек, – пыхчу я.
Блисс стоит, привалившись к стене, и тяжело дышит.
– Очень надеюсь, что мне не придется каждый день от них бегать, – признается она.
– Видела, как та женщина их вырубила?
– Ага! Просто монстр!
Мы снова смеемся, и я понимаю, что мне нужно присесть: ноги не держат. Блисс приводит в порядок волосы, одергивает футболку, смотрит на меня – и опускается рядом, прямо на пол метро.
Тем временем я при помощи фронтальной камеры проверяю, не сбился ли шарф. Если бы я знала, что на повестке дня у нас гонки с препятствиями, то выбрала бы какой-нибудь более практичный хиджаб.
– У тебя сейчас заколка свалится, – замечает Блисс и поправляет шарф. Я вижу себя в отражении ее очков.
– Спасибо!
Я убираю телефон, и с минуту мы просто сидим на полу.
– Что теперь? – спрашивает Блисс.
Хороший вопрос.
– Без понятия, – честно отвечаю я.
– Я тоже.
Сидим дальше.
– Не хочешь пойти домой?
Блисс вытирает мокрое от дождя лицо.
– Мама сказала, что мне пока лучше не приходить. Они выяснили, где я живу.
– Так быстро? – изумляюсь я.
– Ненавижу интернет, – насупившись, буркает Блисс.
– А Роуэн… Что, если пойти к нему?
Блисс горько хмыкает.
– Нет уж. Он звал меня к себе, но я не хочу, чтобы нас сейчас видели вместе. Папарацци только это и нужно. А фанатки совсем озвереют.
– С чего бы? – хмурюсь я.
Блисс вскидывает брови.
– Ты не заглядывала в твиттер? Да они меня ненавидят!
А. Ну да, в этом есть доля правды. Фанатки хотят, чтобы Роуэн был либо с ними, либо с Джимми. Третьего не дано.
– Но ведь Роуэн может тебе помочь? – не унимаюсь я. – Не хочешь встретиться с ним в каком-нибудь безопасном месте?
Вместо ответа Блисс роняет голову на руки.
– Не знаю, – сдавленно мычит она. – Я не знаю, что делать.
Затем она пинает ни в чем не повинный пол, и я понимаю, что ситуация куда серьезнее, чем мне думалось. Жизнь Блисс Лэй никогда уже не будет прежней.
– Может, тогда пойдем ко мне? – неуверенно предлагаю я.
Блисс вскидывает голову и изумленно на меня смотрит.
– Я сейчас живу у подруги, но уверена, она не станет возражать. Она очень любит «Ковчег», и если ты не против, что возле тебя будут крутиться целых две фанатки…
– Почему ты мне помогаешь? – резко перебивает Блисс. – Только давай честно. Я не устрою тебе встречу с ними. Выручив меня, ты не подберешься к «Ковчегу».
– Просто вот такой я чудесный человек, – отвечаю я с нескрываемым сарказмом.
Блисс смеется и качает головой.
– Нет, серьезно. Зачем это тебе?
Почему я ей помогаю?
Отчасти потому, что этого хочет Бог. Потому что правильно помогать человеку, который попал в, мягко говоря, затруднительное положение.
А еще – из-за «Ковчега». Потому что я живу для того, чтобы служить им.
– Просто хочу сделать что-нибудь хорошее, – пожимаю я плечами.
– Оправдываешь свое имя, – улыбается Блисс. Кажется, ей очень хочется мне поверить.
– Пока нет. Но когда-нибудь – обязательно.
– Думаю, у тебя и сейчас неплохо получается.
Меня тянет сказать, что, кроме нее, никто так не думает, но вместо этого я достаю телефон и звоню Джульетте.
– Привет, Ангел, с тобой все в порядке?
– Да, все отлично. Джульетта, ты лучше сядь.
– Джимми, ты в порядке?
Листер стоит на пороге моей комнаты, привалившись к косяку. Я лежу в кровати и пытаюсь смотреть «Бруклин 9–9» – хотя все время теряю нить сюжета и только смеюсь над случайными шутками, не понимая их до конца.
– Ага, – киваю я.
Листер хмурится. Он до сих пор расхаживает по дому в боксерах и худи. Только теперь его наряд дополнился сигаретой.
– Хватит курить. Умрешь молодым.
Листер с удивлением смотрит на сигарету, словно даже не догадывается, откуда она взялась.
– Дело говоришь, – отвечает он и переводит взгляд на меня. Потом падает на кровать рядом, так что темные волосы рассыпаются по подушке. Сигарету он кладет на столик.
– Чем занимался?
– Да ничем. – Листер пожимает плечами. – Маме позвонил и… Ну, знаешь, денег ей перевел…
Голос Листера обрывается, и какое-то время мы молчим. Потом он берет мою поврежденную руку и пристально смотрит на бинт и просочившиеся сквозь повязку капли крови.
– Ты идиот, – негромко произносит он.
– Сам знаю.
Листер осторожно кладет мою руку обратно на кровать. Так мы лежим еще минут десять. Тишину в комнате нарушает только бормотание телевизора.
Хотя Листер как никто другой умеет действовать мне на нервы, сейчас я рад, что он рядом. С Роуэном то же самое. Пускай с ним мы всегда были ближе, все-таки наша семья – это три человека. Мы единственные, кто знает, каково это – быть «Ковчегом».
Через приоткрытую дверь доносятся звуки игры на фортепиано. Роуэн.
– Поверить не могу, что тебе нравится Магнит, – внезапно говорит Листер.
Я поворачиваю к нему голову и раздраженно отвечаю:
– Он мне не нравится.
– А вчера у меня создалось другое впечатление. Ну да ладно.
Я отвожу взгляд в сторону.
– Магнит – жадная до славы шлюшка, – продолжает Листер. – Он выпустит еще три сингла и навсегда исчезнет. Лет через десять будет работать каким-нибудь агентом по недвижимости.
Вот с этим я спорить не собираюсь.
– Это была ошибка. Я думал, он такой же, как мы.
Поразмыслив немного, Листер отвечает:
– Таких, как мы, больше нет, Джимми. Так что придется тебе встречаться с кем-то из нас.
– Роуэн – натурал.
– Ну, тогда у тебя вообще нет выбора.
Я в шутку толкаю Листера в плечо, и мы смеемся.
Еще несколько минут проходят в уютном молчании. Потом я снова решаюсь заговорить:
– Как ты все это выдерживаешь?
– Что выдерживаю?
– Вокруг тебя столько… – Я сбиваюсь, но Листер и так меня понимает.
– Ты же ничего обо мне не знаешь, да? – странным голосом спрашивает он.
– В смысле?
– Думаешь, я трахаюсь направо и налево?
– А что, нет?
Листер тяжело вздыхает. Потом хмыкает, переворачивается на живот и прыскает со смеху.
– Нет, Джимми, – говорит он, еще раз вздыхает, и на его лице появляется широкая ухмылка. – Нет.
– Но у тебя все равно куча…
– Нет, Джимми!
Он вдруг тыкает меня пальцем в нос, я вздрагиваю от неожиданности, а Листер улыбается еще шире.
– Почему вы все так думаете?
– Ну… – Я толком не знаю, с чего начать. – На вечеринках ты постоянно со всеми флиртуешь, а потом исчезаешь…
– Стоп. Ты никогда не видел, как я занимаюсь сексом с теми, с кем флиртую, но это не мешает тебе подозревать меня во всех грехах?
Я