-- Я выпью!
-- Да я уже дозу набрала. Что ж мне вторую ампулу на тебя изводить?! Сержант, помоги придержать!
Саша отчаянно рванулся, столкнув со стола металлический ящик. Серебристым бисером разлетелись по полу иглы. Все ракообразные планеты Земля вцепились клешнями в левый локоть, в глазах опять потемнело. -- Во, чумной-то! Не балуй!..
Сержант Федоров вдруг шагнул к стоявшему неподалеку цинковому баку с водой, взял висящую на унитазной цепочке кружку, протянул служительнице Гиппократа:
-- А ты со шприца слей.
Та помолчала угрюмо, потом сказала:
-- Черт с ним! Давай, -- струя анальгина звонко запела по жестяному донышку, -- Коньков, собери инструмент!
Саша взял кружку, глядя как санитар ползает по полу, собирая иглы. Хинная горечь обожгла глотку. Двери скорой хлопнули, машина отъехала, оставив сизое облако.
-- Всех излечит исцелит добрый доктор Айболит...
-- Что? -- спросил сержант.
-- Я говорю, спасибо тебе, сержант Федоров. -- сказал исцеленный, чувствуя, как постепенно отступает боль, -- честно говоря, не ожидал.
Федоров присел за стол напротив. В дежурке стихло, стало слышно тиканье больших круглых часов под потолком.
-- Жалко мне вас, -- сказал Федоров.
-- Кого - нас?
-- Ну вас всех. Вижу, люди вы нежные, к КПЗ непривычные. Ты бы видал, какая срань у нас сидит! Не зря сегодня всех вывезли.
-- Да, наверное. Это, кстати, моя первая отсидка.
-- Какая ж это отсидка! Это даже не предвариловка. Так, задежание. Двадцать четыре часа. А отсидку вам утром на суде влепят. Вздрючат по первое число.
-- Что, прям суд будет? Как взаправду?
-- Ты не шути. Как вмажут вам срок на Каляева. Посадят с урками, смеяться разучишься. Он, гавнюк, это любит.
-- Кто?
-- Ходырев, кто ж... Херло вонючее. Вы тоже, нашли перед кем кобениться! Неужто думали, он вас послушает?
-- Да нет, конечно. Это просто такая игра.
-- Какая игра?
-- Такая игра, в которую взрослые дядьки играют. Если хочешь знать, то, что нас повязали, это как раз удача. Тут Ходырев маху дал. Надо было просто проигнорировать, веником прикинуться. А теперь пойдут статьи в американской прессе, по БиБиСи покажут, как нам руки ломали. Тогда американцам будет чем крыть по вопросу о правах человека.
-- Вон оно как, выходит... -- сержант почесал переносицу, -- игры выходит... За нас бы кто сыграл. Мент, он ведь кто? Мусор, плюнуть и растереть. Там тебя урка пришить за доблесть почитает. А тут - капитан, пидорище, шею мылит. Зарплата - кукиш. А пулю схлопотать - как два пальца обоссать.
-- А вы бастуйте, выйдите на демонстрацию. За повышение заработной платы работников правопорядка. И улучшение условий труда.
-- Ну ты дал! -- хохотнул сержант, -- у тебя небось жар!
-- А что? Подумай сам, вот ты, сержант, жизнью каждый день рискуешь, а на начальство - ни-ни. Табу.
-- Чего чего? -- спросил Федоров, не переставая смеяться.
-- Табу, запретная тема. Даже и упоминать нельзя... А знаешь, сержант Федоров, кто настоящий герой? Кто осмелится не выполнить приказ. Ты вот сегодня сделал первый шаг, не сдал меня родной медицине.
-- Ну, это что ж, -- протянул Федоров, постепенно отходя от смеха -это ж так, баба дурная.
-- Пускай, -- продолжал Саша, -- а вот если завтра вас выведут на площадь и прикажут стрелять по демонстрации?
Улыбка постепенно сползла с лица сержанта.
-- Будешь в меня стрелять?
Сержант молчал, опять стал слышен тик часового механизма. Где-то вдали били колокола. Покрытая ржавой паутиной трещин, когда-то причислявшаяся к эмалированой посуде, кружка мерно покачивалась в токе сквозняка, ширкая унитазной цепочкой по помятому боку цинкового бачка.
-- Ладно, сержант, спасибо тебе за все, медицинское священнодействие, судя по всему, закончено, -- сказал чудодейственно исцеленный, вставая и придерживая левое предплечье, -- пора и по палатам.
Сержант потянулся, вытянув руки над головой. Скрипнула кобура.
77.
Когда глаза привыкли к полутьме, Митя огляделся. Шумаков широко шагал по проходу между стойлами вдоль гусеничных бульдозерных следов.
"Матка Уганда" - с удивлением прочел Митя на табличке, косо прибитой над первым стойлом. Сама табличка была металлическая, напоминавшая надгробия местного кладбища. "Телка Гвадалахара" - вещала надпись на следующем стойле.
-- Товарищ старший дояр, -- спросил он бодро удалявшуюся фигуру, -- а кто дает имена коровам?
-- Старший зоотехник, -- ответил тот,
-- поспевай, сепарацию закончить надоть пока коровы в поле.
-- А я думал - замполит.
-- Башку не расшиби.
Они приблизились к помещению в дальнем конце коровника, отделенную стеной от остального пространства. Митя глянул на последнее, большее чем остальные, стойло под именем "Бык Гондурас", пригнувшись, шагнул через порог и замер, пораженный.
Комната была покрыта говном сильнее, чем остальной коровник. Коровий помет был везде, на стенах, на потолке, толстым слоем покрывал пол, закругляясь кверху в углах. Даже с металлического абажура монотонно покачивающейся лампы свисали засохшие шмотья. А в самом центре этого царства испражнений, стоял, блестя никелироваными боками, огромный биллиардный стол, покрытый, по капризу неизвестного создателя, желтовато-белым сукном.
-- Ну, чего примерз? -- спросил Шумаков дружелюбно, -- техники не видал?
Митя медленно приблизился. Стол был неправдоподобно чист. В этом противостоянии полированного до блеска металла и царства фекалий было что-то апокалиптически неземное. Он осторожно протянул руку и погладил борт. Потом похлопал. Поверхность белого сукна вдруг нарушилась еле заметно. По ней прошло едва приметное волнение и тут же исчезло. Тут только до него дошло, что этот предмет, с надписью "Sartorius", вовсе никакой не биллиардный стол без луз, а огромный, глубокий, прямоугольный чан, почти доверху наполненный молоком.
-- Ознакомляйся со шведской техникой, -- сказал старший дояр Шумаков, щелкнув несколько раз рубильником -- а я пойду фазу найду, а то ушла. Вернусь, дадим напор и начнем.
Митя остался один. Жужжали мухи. Мерно покачивалась, поскрипывая, жестяная тарелка фонаря. С косо прилепленной к стене вырезки из журнала "Современная агротехника" жизнерадостные империалистические коровы бодро взирали на шведский сепаратор, торчащий в центре комнаты неестественным ацтекским саркофагом.
"Странно, ни одна муха не села на молоко", - подумал Митя и вдруг неожиданно для себя уловил в агротехнической статье знакомое, но совершенно неуместное здесь словосочетание - "Юрайа Хип". Он вчитался.
Интересные результаты получены нидерландской исследовательской лабораторией "Сарториус" по воздействию звукового фона в стойлах на размеры удоев. Оказалось, что ритмическая музыка в коровнике резко увеличивает надой. Наибольший эффект принесли произведения вокально-инструментальных ансамблей Лед Зеппелин и Юрайа Хип.
Сюрпризом для исследователей послужил тот факт, что почти такое же влияние на выход молочной продукции показала героическая симфония Бетховена.
Митя вдруг с удивлением заметил, что чан сепаратора меняется в размерах, ползет на него, удаляясь от стен, которые тоже ожили и, выпучиваясь, начали расползаться в стороны, нарушая перспективу.
"Это от вони", - вяло всплыло в мозгу. Покачиваясь, он подошел к амбразуре и попробовал высунуть голову наружу. Шершавое прикосновение к вискам срезов вулканического туфа кирпичей привело его в себя, хотя свежестью снаружи не пахло.
-- Митя, -- услышал он вдруг знакомый голос, -- вы сапоги получили?
-- Получили, -- машинально ответил он, поднимая глаза на стоящего у кромки леса Максакова.
-- Не могли бы вы мне помочь? -- спросил Максаков, переминаясь с ноги на ногу на краю пометного моря, окружающего коровник. Митя опустил глаза и заметил переливающиеся в говне голограммы максаковского голландского летающего диска.
-- Могли бы.
Он вышел за ворота и, хлюпая водолазным обмундированием, медленно направился в сторону голограмм.
78.
-- Ну что, -- жадно спросил Рубинштейн, -- удалось как-нибудь зарегистрировать вызов врача?
-- Конечно, -- ответил Саша, опускаясь на нары, -- с личной подписью Жоржа Помпиду. И королевы Маргреты Второй.
Кузнецов непрерывно курил, зажигая следующую сигарету от предыдущей. Краткие оранжевые светлячки затяжек постепенно становились мерилом времени. Время начало медленно терять структуру.
-- Ты-то чего сидишь? -- спросил Кузнецов, -- как режимник, по секретности?
-- И да и нет, -- ответил Саша сквозь подступающее оцепенение.
-- Это каким же образом?
-- Загадка природы. Сижу по секретности, а секретности не имел.
-- Во дела!
-- Подождите, подождите, -- вдруг вмешался Лев Леопольдович, -- а как же вы тогда загранпаспорт получили?
-- Пошел и получил. Да ведь это только для Польши.
-- Нет, нет, режимников никуда не пускают. А вы в том же ОВИРе подавали?
