anni, non avrai nulla da ricordare
(Иначе… когда вам будет девяносто восемь, то и вспомнить будет нечего).
Тогда я впервые заподозрила бабулю в том, что она не была честна со мной, когда говорила, что не владеет английским…
А после был четверг…
В этот день в одной из старейших аудиторий состоялась открытая лекция Умберто Франко, директора Болонского университета, благодаря которому мы с Брединым тут и оказались.
Лекция проходила в палаццо Поджи — главном здании университета, украшенном фресками и скульптурами. По огромной парадной лестнице мы поднялись в зал и заняли места в третьем ряду у прохода возле стены.
— Юль, как насчёт того, чтобы повторить наш успех перед ректором? — спросил Бредин, закинув руку на спинку моего стула.
Я покосилась на парня и ответила:
— Я что-то не в настроении.
— Ты не в настроении, чтобы спорить со мной? — усмехнулся тот, устраивая другую ладонь на моем бедре. — Это совсем не похоже на тебя.
— Я сама себя не узнаю.
Я коснулась его руки, продолжая смотреть прямо перед собой. Бредин склонился ко мне и прошептал:
— Давай сбежим отсюда.
Повернувшись, я заметила его многообещающий взгляд и улыбку.
— Ты предлагаешь прогулять лекцию ректора?
— Точно, — кивнул парень. — Пойдем погуляем по городу, сегодня такая погода… и съедим чего-нибудь. Если хочешь, можем напиться.
Уловив его намек на мое непристойное поведение двумя днями ранее, я прищурилась и покачала головой.
— Даже не мечтай об этом. Я в завязке.
— Ты вчера пила то пиво с японцами, — напомнил Бредин.
— Ну и что?.. Я праздновала начало трезвого образа жизни. Ясно?
Поглаживая мою ногу, он настаивал:
— Отметим ещё раз.
— Бредин, ты плохо на меня влияешь.
Я прикусила губу, чтобы сдержать улыбку. Мы оба имели друг над другом особую власть, и не было смысла это отрицать. Я вынуждала парня делать глупые вещи, а он, не прилагая особых усилий, заставлял меня делать то, что я тщетно пыталась себе запретить.
— Юль, тебе не кажется несколько странным звать меня по фамилии… учитывая то, что происходит между нами?
— И что же происходит между нами?
Мы смотрели друг на друга: я — с немым укором, а парень — с нежностью, которая моментально меня обезоружила.
— Вот вы где! — услышав знакомый голос, я смахнула руку Бредина с бедра.
Жанна Бернардовна стояла возле стульев в первом ряду. Там же сидела Дарья и профессор Лоретти.
А он-то что здесь забыл?!
— Идите к нам! — Жанна кивнула мне. — Я заняла вам место.
— Блин, Юля! — Бредин снова склонился ко мне. — Твоя преподша начинает раздражать. Она какая-то слишком гиперактивная! Чего она к нам привязалась? У меня такое чувство, что я приехал сюда со своей бабушкой.
— Тогда ты точно должен быть счастлив. Идём, Бредин, наши места в вип-ложе!
Синьор Франко вошел в зал несколько минут спустя. Марчелло встал, чтобы поприветствовать начальство, хотя эти двое, скорее, выглядели, как друзья, нежели руководитель и подчиненный. Затем итальянский ректор поздоровался с Жанной, пожав руку ей и Дарье. Та вдруг разулыбалась и впервые не выглядела так, будто страдает недельным запором. И, наконец, пришла наша очередь.
— Vecchi amici! (Старые знакомые!) — улыбнулся синьор Франко. — Come ti piacciono? (Как вам у нас?)
Он выглядел точно таким, каким я его и запомнила: густые темные волосы, тронутые сединой, строгий темный костюм и красный галстук, очки в коричневой оправе, за которыми был тот же взгляд — пытливый и пронизывающий.
— Grazie per l'invito, signore. Ci piace davvero qui (Спасибо за приглашение, синьор. Нам очень здесь нравится).
Жанна одобрительно кивнула, оценив мой прогресс в итальянском. А меня тут же посетила мысль об «автомате» по ее предмету в летнюю сессию.
Когда именитый лектор отправился к кафедре, я заметила знакомое лицо в толпе студентов через несколько рядов от нашего. Это был Кеннеди. Поймав мой взгляд, он кивнул в сторону Франко и изобразил удивление, а затем что-то сказал на ухо девушке, сидевшей рядом. Она пристально смотрела на меня.
— Мы могли бы сейчас пить вино и есть эти твои круассаны, — прошептал Бредин, когда я повернулась к нему.
— Тише, имей совесть, — шикнула я, настраиваясь на лекцию.
Эти три дня выдались такими разными и насыщенными, а вот вечера у нас с парнем проходили по одной схеме. Когда на город опускался сумрак, мы торчали в комнате, где целовались и… целовались. В перерывах пытались что-то читать из заданного в университете, но потом Бредин снова вторгался в мое личное пространство, и все повторялось.
Наши отношения принимали странную форму и просто тонули в недосказанности. Бредин осторожничал, не предпринимая попыток начать разговор или двинуться дальше поцелуев. А я была готова двинуться с ним куда угодно, но вела себя с точностью наоборот. Впрочем, как и всегда. Все казалось зыбким и непонятным, но это были лучшие дни моей жизни, когда я позволила себе не думать о причинах, по которым нам не следовало быть вместе.
Но сегодня я больше не могла о них не думать.
Было около десяти, когда мы вернулись после прогулки к двум «падающим башням» и похода в булочную, куда меня затащил Бредин, чтобы угостить тем самым круассаном. Тут снова не обошлось без вездесущей Жанны и японской парочки, которую мы прихватили с собой, чтобы полюбоваться видами со смотровой площадки башни Азинелли. Она находилась в самом центре города, на пересечении пяти улиц, в двух шагах от «сердца» Болоньи — Базилики Сан-Петронио. Высотой чуть менее ста метров, эта башня являлась самым высоким строением исторического центра города и самой высокой из «падающих башен».
Пока Бредин в холодной ванной совершал водные процедуры, я сочиняла ответ на сообщение Тихомировой, которое она прислала на его мобильный.
«Ромка, привет. Котова три дня не выходит на связь. Я названиваю ей и пишу! У нее все в порядке?!»
О, да. У меня было все в полном порядке. Таком порядке, что мне даже с подругой говорить не хотелось. Но в этом не было ее вины.
Мой мобильный ломился от количества уведомлений о пропущенных звонках и непрочитанных сообщениях. Вет, Тихомирова и даже Ланкастер III жаждали общения со мной. А я лишь хотела продлить эту иллюзию.
Мне нравилось думать, что здесь, в Италии, я стала другим человеком. И, как совсем недавно говорила Рина, могла позволить себе быть рядом с тем, с кем хотела, не думая о том, что было и будет.
Но Натахин не была бы собой, если бы ей не удалось достать меня даже на расстоянии сотен тысяч километров.
Ну
