Не говоря больше ни слова, он вышел из-за прилавка и направился в дальнюю часть помещения, где толкнул дверь, жестом приглашая нас пройти. Мы уткнулись в тяжелую бархатистую портьеру, но когда отодвинули ее в сторону, оказались в довольно просторном помещении. В одном углу стояла группа музыкантов, они о чем-то болтали; несколько женщин подпирали стенку в ожидании. Проходя дальше вглубь, мы по-женски оглядывали друг друга, оценивая наряды, которые нам удалось подобрать. Почти все были одеты просто: в прямые юбки и скромные блузки; выпендриваться было бы неприлично. Окон в комнате не было, а стены были обиты тем же толстым бархатом, что служил и портьерой на входе. Свет исходил от маленьких ламп на столиках, расставленных по краям комнаты. Среди гостей было всего несколько мужчин, и мне стало интересно, как им удалось избежать отправки на принудительные работы в Германию. Возможно, они занимались чем-то крайне важным здесь, в городе, что бы это ни означало.
– Думаю, мы рановато пришли, – прошептала Франсуаза. – Давай посмотрим, не найдется ли чего-нибудь выпить.
Мы побродили по комнате и вскоре подошли к столу, уставленному стаканчиками с прозрачной жидкостью.
– Что это? – спросила я мужчину, стоявшего за столом.
– Мое собственное изобретение! – с гордостью произнес он. – Алкоголь, приготовленный из картофеля.
– Разве это не водка? – Франсуаза подняла бровь.
– Не совсем. Попробуйте.
Мы взяли по стаканчику, чокнулись друг с другом, обменявшись взглядами, и пригубили напиток.
– Mon Dieu! [62] – Мое горло горело, а глаза слезились. – На вкус как чистый спирт!
– Почему бы тебе не смешать это с чем-нибудь? – предложила Франсуаза изобретателю.
– Я бы так и сделал, если бы было с чем смешивать.
– Ну, хотя бы с водой. – Я вернула ему свой стакан. – В таком виде пить это невозможно.
Он добавил немного воды из графина, что стоял у него под рукой, и я догадалась, что парень просто захотел подшутить над нами.
Мы дали ему франк и побрели прочь. Как раз в этот момент музыканты начали играть, наполняя комнату живым, но мягким ритмом.
Тут я почувствовала, как кто-то похлопал меня по плечу. Француз из метро протягивал мне руку. Его самоуверенная улыбка и выжидающий огонек в глазах заставили меня отказаться от приглашения.
– Нет, спасибо. – Я отвернулась от него и встретила удивленный взгляд Франсуазы.
– Почему ты не стала с ним танцевать? – Она подтолкнула меня локтем. – Он симпатичный, а вокруг так мало мужчин. Я бы непременно пошла.
– Наверное, я просто не в настроении.
Нежданно-негаданно Себастьян проник в мои мысли.
Париж, май 1944 года
Себастьян
После работы Себастьян сидел один на террасе café, думая о детях, гадая, удалось ли перевезти их дальше. Он громко вздохнул, чем привлек внимание официантки.
– Oui, monsieur? – Судя по ее взволнованному лицу, она, должно быть, истолковала его вздох как выражение недовольства. Графин с вином остался наполовину полным, как и тарелка с confit de canard.
– Могу я получить счет, пожалуйста?
Коротая время в ожидании, Себастьян оглядел кафе. Две француженки ужинали в компании четырех немецких офицеров, а чуть поодаль еще три женщины сидели за графином вина. Он догадывался, что они недолго пробудут одни. Его возмущало то, что немцы относились к Парижу как к игровой площадке, и большинство из них надеялись подцепить французскую подружку, пока квартируют здесь. Француженки казались экзотическими и загадочными, совсем не похожими на немок. Несмотря на войну, они хорошо одевались, да и вообще держались с достоинством, как будто отказываясь признавать, что живут в условиях оккупации. Элиз выделялась среди нарядных француженок – предпочитала мужские брюки и простые рубашки, короткую стрижку, совсем не пользовалась косметикой. Но как ни странно, это лишь подчеркивало ее женственность. Видимо, все дело в контрастах, подумал он, вспоминая тонкую талию, перехваченную грубым коричневым ремнем, густые блестящие волосы, высокие скулы с естественным румянцем, мягкий взгляд.
Его мысли вернулись к детям, и он решил, что пяти дней ожидания вполне достаточно. Вряд ли для него было бы слишком рискованно вернуться в книжный магазин, порыться на полках и, возможно, получить весточку. Официантка принесла счет. Он оставил щедрые чаевые, встал из-за стола и отправился в 5-й округ.
Мсье Ле Бользек выглядел удивленным, увидев Себастьяна, и не слишком обрадовался. Его лицо было осунувшимся и бледным, а глаза, обычно живые и любопытные, с тревогой метнулись к другим посетителям, когда он приветствовал Себастьяна легким кивком вместо прежнего бодрого bonjour.
Себастьян направился к стеллажу, стоявшему посередине, где увидел Элиз в первый раз, надеясь, что мсье Ле Бользек подойдет, как только представится возможность. В магазине оказалось больше народу, чем обычно, и пришлось немного подождать. Он жалел, что они не разработали секретный план и не договорились прятать сообщения внутри определенных книг. Ему нужно было знать, что стало с детьми. Наконец мсье Ле Бользек подошел, чтобы поставить несколько книг на полку перед Себастьяном.
– Прошу прощения, – сказал он, протискиваясь мимо Себастьяна. – Мне нужно добавить эти экземпляры. – Он просунул тонкую книжку между двумя толстыми томами, постучав по корешку указательным пальцем.
Себастьян догадался, что к чему, и потянулся за книгой. Он осторожно открыл ее и обнаружил под передней обложкой листок бумаги, на котором были написаны простые слова. Ils sont tous partis [63].
Мсье Ле Бользек знал, зачем пришел Себастьян, и дал ответ. Детей уже перевезли. Себастьян воспарил духом. Все получилось. Все было не зря. Он закрыл книгу, не вынимая листок, и направился к кассе, чтобы оплатить покупку.
С легким сердцем он вышел из магазина и побрел к Пантеону, а оттуда к Сорбонне – безмолвным свидетелям стольких исторических событий. Продолжая путь, он вскоре обнаружил, что стоит перед фонтаном у величественной церкви Сен-Сюльпис. Женщина торопливо пересекала площадь; стук деревянных подошв эхом отдавался в ночи, а короткие волосы развевались в такт ее шагам. Она напомнила ему Элиз, и, охваченный любопытством, он двинулся следом за удаляющейся фигурой. Поравнявшись с женщиной, он взглянул на ее профиль. Нос едва виднелся за копной волос, скрывающей половину лица.
Она вскинула голову и посмотрела на него. Страх промелькнул в ее глазах, сменившись облегчением, когда она узнала его.
– Элиз, – прошептал он.
Она отвернулась и зашагала еще быстрее.
Он посмотрел на часы.
– До начала комендантского часа осталось десять минут.
– Знаю. Вот почему я иду домой. – Она поспешила вперед.
Он догнал ее и внутренне сжался, когда нашел в себе силы снова заговорить:
– Я могу проводить, просто на случай, если тебя остановят.
– Нет! – Ее глаза заметались по
