Адди была первой. В спальню мы ворвались почти одновременно. Он стоял посреди комнаты, неподвижный, оцепеневший, а на его молодом, некогда светившемся отвагой лице, застыло все то же знакомое мне выражение – жуткого, неописуемого страха; о, этот взгляд будто огнем выжжен у меня на сердце!
Он простоял так еще мгновение, затем вытянул вперед каменеющие руки, издал ужасный хриплый стон:
– О, Боже, я видел… Видел! – и упал замертво.
Да, замертво. Нет, это был не обморок и не припадок, он умер. Напрасно мы пытались вернуть к жизни его сильное молодое сердце, оно уже не будет биться до тех пор, пока земля и море не отдадут мертвых, которые были в них [58]. Я уже не вижу письма из-за пелены слез, застилающей мне глаза; он был таким славным юношей! Сегодня я больше не в силах писать.
Твоя убитая горем Сесилия
Эта история – сущая правда.
Об авторе
Рода Броутон родилась в 1840 году в Северном Уэльсе в семье священника. Образованием ее занимался отец, уделяя особое внимание поэзии, английской литературе, древнегреческому языку и латыни. После смерти родителей Броутон жила у своих сестер в разных частях Великобритании. Первый роман писательницы «Не умно, но очень хорошо» (Not too Wisely but Too Well) был опубликован в «Вестнике Дублинского университета» (Dublin University Magazine) при содействии признанного мастера готического рассказа Шеридана Ле Фаню, с которым Броутон состояла в родстве по материнской линии. Он также выступил редактором рукописи. До 1872 года она писала под псевдонимом «автор “Взращенной как цветок”» (The Author of "Cometh Up as a Flower"), и многие современники полагали, что за этим псевдонимом скрывается писатель-мужчина.
Крупную прозу Броутон относят к жанру сенсационного романа. Из-за откровенных описаний женской сексуальности публичные библиотеки долгое время отказывались держать ее книги, тем не менее она пользовалась популярностью среди широкого круга читателей: от исследователей Арктики до премьер-министра Великобритании Уильяма Гладстона.
В 1870 году Броутон переехала в Оксфорд, где поначалу была холодно принята местным обществом. Однако со временем писательница завела дружбу с Томасом Харди, Энтони Троллопом, Генри Джеймсом и другими именитыми современниками. Броутон была известна своим острословием, перед которым отступал сам Оскар Уайльд: в 1880 году она создала язвительную пародию на писателя в романе «Зерна сомнения» (Second Thoughts).
В 1890 году Броутон на некоторое время переехала в Лондон, где на пике творчества написала свои лучшие романы: «Проба пера» (A Beginner, 1894) и «Дорогая Фаустина» (Dear Faustina, 1897). Последние двадцать лет жизни она провела в Оксфорде и не прекращала писать до самой кончины в 1920 году.
Несмотря на то, что при жизни Броутон не считали серьезным автором, ее современник, литературный критик Глисон Уайт написал в 1892 году: «В будущем историки английской литературы викторианского периода отнесутся к ее творчеству с бо́льшим вниманием, чем современные критики». Его слова оказались пророческими. Сегодня произведения Броутон привлекают интерес широкого круга литературоведов и исследователей; они изобилуют описаниями быта и нравов викторианской эпохи и являются прекрасным источником сведений об этом периоде жизни Англии.
Рассказ «Правда, только правда и ничего, кроме правды» был впервые опубликован в 1868 году в журнале «Темпл Бар» (Temple Bar). В 1873 году он вошел в состав сборника «Истории в сочельник» (Christmas Eve Storiеs), который в 1879 году был переименован в «Сумеречные рассказы» (Twilight Stories) и под этим названием выдержал несколько переизданий.
Описываемые в рассказе события во многом перекликаются с лондонской городской легендой о доме № 50 на Беркли-сквер в Мейфэре. В 1880 году журнал «Записки и вопросы» (Notes and Queries) по просьбе читателей провел собственное расследование, а в 1881 году опубликовал письмо Броутон, в котором она утверждала, что любые совпадения случайны. Дом № 50 по-прежнему пользуется дурной славой и входит в программы экскурсий по загадочным местам Лондона. Легенда нашла свое отражение и в современной поп-культуре: дом № 50 появляется в видеоигре «Кредо убийцы: Синдикат» (Assassin’s Creed Syndicate).
Название рассказа и его эпистолярная форма отсылают нас к дискуссии между спиритуалистами и скептиками, развернувшейся в викторианскую эпоху на страницах прессы (журнал «Темпл Бар», в котором впервые опубликовали рассказ, был платформой скептиков).
Стремительный прогресс науки в викторианскую эпоху ставит под сомнение незыблемость библейских истин. Прежний формат духовной жизни в рамках традиционной церкви не позволяет викторианцам найти ответа на вечные вопросы, и спиритуализм становится средством разрешения противоречий между наукой и религией. Эти тенденции проявляются и в литературе: особую популярность приобретают истории о сверхъестественном.
Для спиритуалистов очень важны эмпирические доказательства существования призраков – это придает их позиции научное обоснование. Порой они чувствуют себя как истцы на судебном разбирательстве, где их задача – убедить в своей правоте суд общественности, который примет решение в их пользу только при наличии очевидных улик. Это находит отражение в языке и метафорах, используемых участниками дискуссии. Судебную терминологию применяет в 1848 году Диккенс – в прошлом судебный репортер – в рецензии на нашумевшую книгу Кэтрин Кроу «Ночная сторона природы, или призраки и способные их видеть» (Night Side of Nature or Ghosts and Ghost Seers): «Г-жа Кроу <…> призывает (для защиты своих аргументов) достоверных свидетелей в суд и громоздит одни показания на другие, пока у присяжных волосы не встают дыбом…». Цитата из судебной присяги, которую Рода Броутон использует в качестве названия для своего рассказа – еще один пример использования судебной лексики в споре о сверхъестественном.
Летиция Гэлбрейт
Призрак в кресле
* * *
История эта нуждается в логическом объяснении. Однако едва ли таковое когда-либо появится, поскольку ни повышенное давление, ни галлюцинации, ни гипнотические иллюзии, которыми люди пытаются оправдать все лежащее за гранью их понимания, не объясняют того факта, что одним пятничным днем, около трех часов пополудни, не меньше полутора сотен вполне здоровых и вменяемых мужчин видели – или думали, что видели, – Кертиса Йорка в председательском кресле на общем собрании горнодобывающего предприятия «Сан-Сакрада», хотя согласно медицинским записям он был мертв уже несколько часов.
Друзья давно поговаривали, что Йорк рвется вперед слишком рьяно. Еще совсем мальчишкой он заработал первый капитал и приобрел в Сити завидную для столь юного возраста репутацию. Пока сверстники выплескивали излишек энергии, играя в теннис и занимаясь греблей, Йорк направлял все свои силы на развитие нескольких крупных предприятий.
Он привык верить в удачу, которая сопутствовала ему целых шесть лет. Когда же она ему изменила – а это должно было случиться рано или поздно – Йорк утратил былую уверенность. Как и многие мужчины, которые невозмутимо носят лавры победителей, справляться с
