она и топнула ножкой. Ее старушечье лицо покрылось безобразными пятнами, ручки затряслись. – Только вы и ваши друзья-приятели не желаете признавать, как много он сделал для сохранения вуза!
– Ректор запретил мне об этом говорить, но сейчас я все-таки скажу: нас вообще хотели закрыть, а Александр Степанович не дал, – не моргнув глазом, соврал Сергей Федорович Пряучаев.
– Это возмутительно! Лишить его слова! Мы не желаем этого слушать! – загудел зал.
– Вообще-то, это выступление не имеет никакого отношения к обсуждаемому вопросу, – обрел наконец дар речи Кежаев.
– Очень даже имеет, – возразил Константин.
– Тогда голосуем, – заявил уже окончательно пришедший в себя ректор. – Итак, кто за то, чтобы не заслушивать выступление Сухова, не связанное с повесткой дня?
В зале взметнулся лес рук.
– Единогласно, – не скрывая злорадства, констатировала Алла Григорьевна.
– А я против! – прогремел Глеб.
– И я тоже, – поддержал его Семен.
– Ну разумеется, кто бы сомневался! Как всегда, шайка возмутителей спокойствия! – язвительно заметила Алла Григорьевна.
– Я приму к сведению ваше мнение, – заявил ректор. – Правда, в сложившихся обстоятельствах оно не имеет никакого значения. А вас, Константин Константинович, прошу занять свое место. Как выяснилось, совет вовсе не расположен выслушивать ваши эмоционально неуравновешенные заявления не по существу. Переходим к голосованию по вопросу об объединении факультетов.
***
Из дневника Глеба:
Костя и Семен уволились. Я чувствую себя предателем. Редкий случай, когда не могу разобраться в себе. Не пойму: либо это действительно так, либо всего лишь жалкое самооправдание, но, похоже, не ухожу я из-за Полины. Никто со мной об этом не говорит, даже Костя с Семеном, но все знают о наших с ней отношениях. Боюсь, ее сожрут сразу же, как только я уйду. Решено: устраиваю ее на другую работу и ухожу.
***
Костя создал психокоррекционный центр, и теперь друзья все чаще собирались у него в офисе.
Когда Глеб пришел на очередную встречу, Костя с Семеном о чем-то отчаянно спорили.
– Нет, Костя, это не основание. Потому что после, как ты выражаешься, нелегитимного отторжения Крыма от Российской Федерации в пользу Украины был Будапештский меморандум девяносто четвертого года о признании существующих границ взамен отказа Украины от ядерного оружия. К тому же если мы будем опротестовывать дела давно минувших дней, начнется великий передел, что неминуемо приведет к новой мировой войне.
– Сеня, я скрепя сердце согласился бы с тобой, если бы не было Косовского прецедента. К тому же Косово образовалось в результате голосования парламента, а в Крыму прошел референдум.
– Если я правильно понимаю, речь идет о Крыме, – вступил в разговор Глеб. – Здесь нет и не может быть более авторитетного эксперта, чем я, поскольку я – уроженец этого многострадального полуострова. Так вот, Крым – наш!
– Ну вот, ты, Сеня, в меньшинстве, на этом объявляю дискуссию законченной.
– Да нет же, не думаю. Крым наш – греческий, ведь нет данных, указывающих на то, что там был кто-то до прихода греков. Пантикапей, основанный там, где ныне находится современная Керчь, еще в седьмом веке до нашей эры, был, пожалуй, первым городом, появившимся на Крымском полуострове. И основали его, как известно, греки. Народы приходили и уходили, государства возникали и исчезали, а греки оставались. Уже в первом веке нашей эры все Причерноморье, включая Крымский полуостров, было усеяно греческими городами-колониями.
Так что Крым наш – греческий. Ну а чье подданство мы предпочитаем – это решать опять же нам, грекам.
А если совсем серьезно, то на протяжении последних двухсот с лишним лет в Крым непрерывно приезжали военные моряки с семьями для прохождения службы после окончания военно-морских училищ, причем, как правило, питерских. Например, мой отец. И, как вы догадываетесь, они с удовольствием там оставались. Так что сегодня, и это при существенном оттоке в девяностые годы, Крым на шестьдесят процентов населен русскими. Шесть с лишним процентов греков, евреев, армян и так далее по разным причинам еще более пророссийские, чем русские. Крымские татары, а их всего двенадцать процентов, – фифти-фифти. Половина из них определенно не за Украину, от которой они за двадцать лет не получили ровным счетом ничего. А все вместе они претендуют на самостоятельное крымское ханство. Но кто им дасьть?
– А что насчет украинцев? – поинтересовался Костя.
– Не знаю, как они голосовали на референдуме, но проводись он сегодня, они – крымские украинцы, напуганные до смерти угрозами из Киева в их адрес и беспределом, творящимся на границе, – еще до открытия участков будут стоять там, чтобы проголосовать за присоединение к России. Вы уж мне поверьте: я езжу туда несколько раз в год и ситуацию знаю изнутри. Так что не понимаю, почему власти боятся провести повторный референдум под контролем международных наблюдателей. Крымчане в подавляющем большинстве выскажутся за Россию.
– Это аргумент на сегодняшний день, – заметил Семен, – а международные соглашения надо выполнять всегда.
– Послушай, Глеб, а как случилось, что твоих родственников не выслали из Крыма? – спросил Костя.
– Дело в том, что несколько семей, отцы которых воевали и вернулись живыми, не были высланы. В их числе оказалась и семья моей мамы. Ее отец, мой дед, прошел всю войну и орденоносцем вернулся домой, где его ждали чудом выжившие жена и две дочери. Выслать их не посмели.
– А греков-то за что высылали? – возмутился Семен. – Они же всегда были лояльны и к царской России, и к советской власти. Насколько я помню, во время русско-турецких войн греки всегда поддерживали Россию.
– Более того, в благодарность за это Екатерина II выделила греческим переселенцам, бежавшим от турок, около половины всей площади Крымского полуострова.
А в конце войны, точнее – в сорок четвертом году, греков выслали за компанию. В отличие от крымских татар, ни один грек не воевал на стороне фашистов. Более того, в годы войны греки страдали от оккупации наравне с другими. В сорок втором, например, за поддержку партизан немцы полностью уничтожили греческое село близ Бахчисарая.
Уже потом, задним числом, когда всех, за мизерным исключением, выслали, придумали формулировку: «За пособничество врагу». Население всей оккупированной части Советского Союза вынуждено было работать на немцев, иначе смерть. Однако после войны греков почему-то выслали, а русских – нет. Я думаю, власти испугались скопления греков на небольшой территории Крыма – вот и убрали их за компанию.
Видимо, Сталин не забыл о Понтийской республике – греческом государстве, де-факто существовавшем на территории Турции с тысяча девятьсот семнадцатого по тысяча девятьсот двадцать второй год, – и, опасаясь подобных прецедентов в Крыму, решил избавиться от самого объекта проблемы, то есть от греков. А возможно, опасался, что они станут пятой колонной, в случае если Англия и Штаты развяжут войну против СССР. Во всяком случае, каких-либо реальных причин для высылки греков из Крыма однозначно не было. Так что это, безусловно, чисто превентивная мера, – с
