чем, собственно, вы говорили? – спросил Глеб. – Я ни черта не понял.
– Вера – преподавательница с кафедры иностранных языков, которую они брали в поездку в качестве переводчицы (они же ни одного иностранного языка не знают), – рассказала мне в подробностях, как этот пресмыкался и на пузе ползал перед ректором и как омерзительно вели себя их жены. Я не смог сдержаться и наплел ему про рукопожатия. Пусть подергается.
– Так вот оно что… – задумчиво протянул Семен. – Ну, вот пазл и сложился. Вы уж, ребята, простите, что я вам раньше не сказал. Пару недель назад вызывает меня ректор и ласково так, можно сказать, по-отечески сообщает, что он в связи с моими грядущими выборами прощупал общественное мнение и понял, что совет намерен проголосовать против моей кандидатуры. Поэтому мне, чтобы избежать неловкой и неприятной ситуации, лучше остаться на кафедре в прежнем качестве, то есть профессором, а он на должность декана предложит кандидатуру популярного и всеми любимого Гусева. Я тогда еще подумал, что, оказывается, для продвижения по службе вовсе не нужно быть высококлассным специалистом – вполне достаточно страдать обильным слюнотечением и страстным желанием умащать этим физиологическим выделением зад начальства. Благо оно явно получает от этого удовольствие. А дело, оказывается, вот в чем.
– А зачем ему, композитору, эта хлопотная должность? – недоуменно спросил Глеб.
– Так если бы он был композитором, а не скупщиком песен, так и ни к чему, но ведь он же скупщик! – брезгливо произнес Костя. – А ты не уходи, Сеня, давай-ка поборемся.
– Ну что ты, я только рад, что подвернулся случай, чтобы уйти отсюда! Работать давно уже стало невозможно.
– Ты прав, – согласился Костя. – Скажу больше: противно! И все-таки, почему должны уходить мы? Надо сделать так, чтобы ушел он.
– А административный ресурс? Ты посмотри на этот жалкий совет! Мы, пенсионеры, считаемся там молодежью! Все эти старики засыпают и просыпаются со страхом, что их попросят с вещами на выход. Своими контрактами, ежегодными конкурсами он выдрессировал их так, что они готовы, не слушая, проголосовать за любое решение, предложенное им. Допригибались! Нет, я уйду в консерваторию – меня туда с самого начала наших пресловутых реформ зовут.
– Я тоже уйду за компанию, только на пенсию, – заявил Глеб. – Заведу кур, козу, буду делать вино. В прошлом году винограда собрал около ста килограммов – не знал, куда девать. Заживу себе спокойно и счастливо на подножном корму.
– Кур он разведет! – рассмеялся Семен. – Ты ведь сибарит, а они запрещали держать в округе петухов, чтобы те не будили их.
***
– Послушай, Сеня, касательно анекдота… – начал Костя, стараясь не встречаться взглядом с другом. – Я его знаю: остроумный, адекватный отклик на проблемы ЖКХ. Но слышал его в ролевой диспозиции: муж – жена. Уверен: он так и был задуман. Галопирующие цены на коммунальные услуги – проблема всех, а будучи швалью, Гусев, как всегда, приплел сюда еврейскую тему.
– Ну да, «если в кране нет воды – значит, выпили жиды»… А знаешь, я не отвечу тебе: «Ничего, привык». Я в таких случаях рассуждаю как Сократ: «Говори-говори – я хочу знать, кто ты есть».
Когда мне было двенадцать лет, меня отправили в пионерский лагерь. Там я влюбился в одну девочку. Но у меня появился соперник, мерзкий такой парнишка, который, как водится в таких случаях у подлецов, стал обзывать меня жидом, строить всякие козни, подставлять. В результате ему удалось настроить против меня весь отряд – и началась жестокая травля.
– Ну да, во всех подростках живет немотивированная жестокость, которая проявляется при малейшем толчке, – заметил Костя.
– Оставаться в лагере было невыносимо, и я сбежал. Добрался до вокзала, сел в электричку, но поскольку денег у меня не было и ехал я, естественно, зайцем, контролеры меня высадили и сдали в милицию.
Из лагеря меня, конечно, исключили. Когда приехал отец, он не ругался, а лишь спросил: «Что стало причиной побега?»
Я ответил, что меня обзывали жидовской мордой.
Мы отправились на берег Финского залива и расположились на огромных валунах. «Я собирался поговорить с тобой об этом чуть позже, но, похоже, сейчас самое время. Прости, что не сделал этого раньше. Ты наверняка много раз слышал слово “антисемит”. Антисемитизм – это одно из проявлений человеконенавистничества. Всякий антисемит с презрением относится не только к евреям, но и ко всем людям другой национальности. Для антисемита-татарина русские не лучше евреев, а для антисемита-русского и татарин недочеловек, и грузин черный. Националисты – ущербные люди, ненавидящие все другие народы. Ненависть еще никого не возвышала, но многократно уничтожала, причем не только отдельных людей, но и целые народы.
Антисемиты-фашисты не ограничились уничтожением евреев – они объявили неполноценными всех славян, а себя провозгласили высшей расой. Но на этом они не остановились. Нацисты добрались и до соотечественников, уничтожив всех гомосексуалистов, инвалидов, душевнобольных. Но им и этого было мало – в концлагерях оказались все инакомыслящие немцы.
Национализм – это человеконенавистничество, порожденное собственной несостоятельностью, это стремление выделиться посредством подавления и уничтожения других, более талантливых, энергичных и сильных.
Ну а тех евреев, которыми гордится все человечество, я называть не стану – их имена ты и сам знаешь».
До этого разговора с отцом все антисемитские выпады я принимал на свой счет. Под влиянием отца у меня сформировалась устойчивая установка на то, что я еврей – представитель носителей великой культуры, – а тех, кто пытается на основании национального признака кого-то унизить, мне просто жалко. Это чаще всего либо ничтожные, ограниченные люди, либо те, кто не смог себя реализовать и готов обвинять в этом всех и вся, в том числе и евреев. Хотя, пожалуй, никому другому так не мешают самореализоваться, как евреям. И каков результат?
– Я давно пришел к выводу, – сказал Глеб, – что в основе характерологических признаков лежит не национальность, а культура того или иного этноса, обусловленная историей народа, географией проживания и прочим. Одна этническая группа, разделенная территориально в результате исторических катаклизмов, может родить две различные этнокультуры.
– И тому есть множество подтверждений, – оживился Костя. – У людей одной и той же национальности, но разного вероисповедания разные черты национального характера, подчас диаметрально противоположные. Я уже не говорю об этносах, разделенных географически, живущих в горной и равнинной местностях. Ментальность не наследуется, а приобретается в процессе воспитания.
***
На кафедру иностранной литературы вбежал взъерошенный Семен.
– Ты смотрел повестку дня ученого совета? – задыхаясь, спросил он Глеба.
– Нет, а что?
– А Костя тебе ничего не говорил по поводу объединения факультетов?
Поняв по глазам Глеба, что тот совершенно не понимает, о чем идет речь, Семен сунул ему в руки листок с повесткой дня очередного заседания совета института, где последним пунктом значилось: «Об объединении факультета
