туда собирается. Из-под него еще кровь течет. Видно? Надо будет скамейку обработать. Вдруг он спидозник?
Фёдор смотрел на нее глазами умирающей собаки, но это ее не тронуло.
– Чего, ребят, вызываю полицию?
Она опустила смартфон, потом поднесла к уху.
– Здрасьте, тут на детской площадке лежит, типа, человек. Живой, да. Но он в крови. Явно невменяемый. Проспект Культуры. Да, такая вот культура…
Фёдор закрыл глаза. Он подумал, что, может, получится помереть до приезда полиции. Не самый плохой вариант. Вряд ли они его опохмелят, умоют, утешат и отвезут домой. Он даже слегка поднатужился, пытаясь как-нибудь приблизить смерть. Ничего, конечно, не получилось. Лишь сердце похмельно клокотнуло.
Двое полицейских пришли пешком всего через пару минут. Видимо, отдел находился в соседнем дворе.
– Это я вас вызвала, – сказала женщина. – Поглядите.
Они поглядели на Фёдора.
– Здравствуй, радость моя, – сказал тот, что был постарше. – Отдыхаешь? Устал? Захотелось полежать? А надо встать на ножки и идти с нами. Шажок за папу, шажок за маму. Ну, сможешь?
– Слышал, что сказал товарищ прапорщик? – скучно вмешался второй, молодой. – Поднимайся давай.
Фёдор шевельнулся, попробовал опереться рукой о край скамейки. Рука больно соскользнула. И он сполз еще ниже.
– А кровь? – спросила женщина. – Кровь видите?
– Кровь видим, – ответил прапорщик. – Но крови мало. И, возможно, она чужая.
– Ужас.
Она отступила.
– Поднимаем? – спросил молодой.
– Ну что ж делать, придется.
Опытный прапорщик натянул голубые латексные перчатки. Молодой напарник уныло посмотрел на свои беззащитные голые ладони. Фёдора грубовато поставили на ноги и повели.
– Спасибо! – крикнула вдогонку женщина.
– Наручники, может? – спросил молодой.
– Да он же не буйный. Ты же не буйный?
Фёдор слабо мотнул головой.
– Похмелиться хочешь?
– А у вас есть? – смог заговорить Фёдор.
– У нас все есть. Но тебе не положено. Плохо себя вел.
– Валерий Дмитриевич, а у него на спине рана.
Прапорщик посмотрел, замедлив шаг.
– Это, наверно, Петька Молотков алкашей опять гонял. Неуловимый мститель, мать его так! Санитар леса хуев! Ничего, царапина! Душа моя, ты как себя чувствуешь?
– Худо! – сказал Фёдор.
– Ну что ж, надо потерпеть. Ты же мужик!
Отделение и правда оказалось в соседнем дворе. Верещала рация в дежурной части. На скамейке сидели мрачные люди. Дежурный оглядел Фёдора:
– И что с тобой делать, чучело?
– Я не чучело. Меня обворовали, – ответил Фёдор. – Помогите.
– И что украли? Лобковых вшей? Козявки из бороды?
Фёдор машинально тронул лицо. Откуда взялась борода? Кажется, он брился пару дней назад.
– Какое сегодня число? – спросил Фёдор.
– Тридцать первое февраля, – сказал дежурный. – Пусть с ним скорая разбирается. Везут трезветь.
– Так он трезвый, – сказал глупый молодой.
– Может, налить ему? – хмыкнул прапорщик.
– Да, налейте, – засуетился Фёдор. – Очень мне плохо!
– Ну а кому сейчас хорошо? Времена тяжелые настали.
Дежурный постукивал авторучкой по столу.
– Позвоните капитану Морковникову, – сказал Фёдор.
– Это что еще за птица?
– Знакомый.
– А сам ты кто? Фамилия твоя как?
Мелькнул соблазн назваться Каргополовым. Но делать это лишь из вредности было глупо. К тому же вряд ли он смог бы легко выговорить непростую фамилию. Похмельная птица бодрствовала и рвала нутро на части.
– Забыл, что ли? – спросил дежурный. – Ну хоть приблизительно.
– Собакин.
– Это точно или приблизительно?
– Точно.
– Имя, отчество?
– Фёдор Андреевич.
– Прописка есть?
Фёдор закрыл глаза, открыл.
– Я. Больше. Не могу. Говорить.
– Собакин, значит? Что-то знакомое.
«Читал меня», – пришла нелепая мысль.
– Это не ты тот людоед, что из дурдома сбежал?
– Вообще-то похож на людоеда, – сказал молодой. – Вот повезло нам!
– Ориентировки посмотрю. – Дежурный открыл папку, вытащил стопку листов. Стал вслух читать: – «Иванюк Валерий Борисович, семьдесят седьмой год, скотоложество, разбой, поджог церкви». Ты не Иванюк?
Фёдор потряс головой.
– А кого ты предпочитаешь, мужиков или баб? – шепнул прапорщик. – В смысле еды. Кто вкуснее?
– «Гордеев, девяносто первый», так… Это дезертир. А, вот людоед – «Сиповкин Георгий Петрович, пятьдесят девятый». Ты точно Собакин, а не Сиповкин? Ну выглядишь моложе, хоть и страшный.
Дежурный сложил листки, постучал стопкой по столу, но за что-то зацепился взглядом, склонил голову набок и поднял брови.
– Собакин? Восьмидесятый год? Так ты у нас без вести пропавший, оказывается. О, писатель! Писатель?
Фёдор чуть-чуть кивнул.
– Ну вроде и правда похож, – хихикнул дежурный.
– О чем пишете вообще? – спросил молодой.
– О жизни, – через силу выговорил Фёдор.
Его привели в небольшую комнатку без окон. Там стояла кушетка, небольшой кухонный стол с чайником и чашками, тумбочка, застеленная газетой. На стене висела фотография артиста Сергея Безрукова в образе Сани Белого. В лоб его было воткнуто несколько разноцветных дротиков. Воняло окурками.
Фёдор сел и вцепился пальцами в кушетку, чтобы поменьше колотиться. Прапорщик принес зарядное устройство. Прикрыв дверь, достал из кармана чекушку «Столичной».
– Полечись, раз уж нашелся. От сердца отрываю.
Фёдор хотел сказать, что откупит, но решил не тратить силы на пустые обещания. Пробку он с горем пополам открутил. Но каждый раз, когда пытался поднести горлышко ко рту, оно норовило попасть то в ноздрю, то в глаз. Прапорщик подключил смартфон к розетке, понаблюдал за порывами Фёдора. Выражение лица его было грустным.
– Дай.
Он забрал чекушку, порылся в ящике стола, отыскал небольшую пластиковую воронку синего цвета. Фёдор запрокинул голову, сунул воронку в рот, а прапорщик, придерживая ему затылок толстыми пальцами, щедро влил больше половины. Вскоре пришло тепло, пришел покой, пришло счастье, пришла любовь ко всему сущему. То, что Фёдор искал, кажется, всю жизнь. А находил лишь в бутылке.
«Но это самообман», – в очередной раз подумал Фёдор.
А сам готов был засмеяться оттого, что он снова пьян.
Потом возникла идея, что с похмелья можно посасывать водку из детской бутылочки. Мягко и безопасно.
– Ожил? – спросил прапорщик.
– Могу сальто сделать.
– Тут места мало. Лучше позвони, кому ты там хотел. Какому-то Морковкину?
– Перебьется Морковкин.
Включив смартфон, он некоторое время ждал. Сыпались эсэмэски о пропущенных вызовах: от Карцева, Зофии. Были звонки с незнакомых номеров. От Инны ничего. Сердце больно шевельнулось.
– Жене позвони, – посоветовал прапорщик. – Жена у тебя есть?
Фёдор хотел привычно ответить, что жена ушла к говночисту, но вдруг подумал, что позвонить ей сейчас – спасибо водке – будет весело. Он подмигнул прапорщику и открыл список контактов. Напевая: «Моя дорогая, я жду и скучаю, улыбнись, повстречая, был я храбрым в бою», Фёдор нажал вызов.
Они ни разу не общались после развода. Может быть, она давно сменила номер. Веселье вдруг улетучилось, и захотелось допить водку. Желательно всю, которая есть на свете.
Ответил усталый мужской голос. Фёдор, запнувшись, поздоровался. Голос поприветствовал в ответ.
