и совершенно случайно вижу его за стеклом летней веранды в компании какого-то незнакомца. Откинувшись на спинку кресла, Виктор проводит руками по светлым волосам. Его берет лежит на столике, рядом с чашкой кофе. Хорошо одетый мужчина с правильными чертами лица накрывает руку Виктора своей ладонью. Затем открывает бумажник, достает пачку банкнот и протягивает ему. Виктор пожимает плечами, но денег не берет. Мужчина настаивает, оставляя их под беретом, и поправляет на шее синий шелковый шарф.
Виктор смотрит на часы, что-то говорит и поднимается с места.
Я удаляюсь быстрым шагом, прежде чем он успевает меня заметить.
Виктор застигает меня врасплох в тот момент, когда я делаю вид, что разглядываю витрину кондитерской.
– Ну что, зайдем? – предлагает он.
Эклеры, торт «Париж – Брест», яблочный пирог «тарт татен», пирожные «Монахиня»… Stohrer – настоящая сокровищница деликатесов.
– Что будешь? – спрашивает Виктор, засовывая руку в карман. – Я угощаю.
Аромат кружит мне голову. Сладости стоят слишком дорого, но мне хочется попробовать все. Я делюсь своими мыслями с Виктором.
– Тогда берем все! Все равно у меня куча денег.
– Куча денег? – Я стараюсь казаться удивленной.
– И я собираюсь потратить их как можно скорее. – Он снова подзывает продавца. – Чтобы не слишком к ним привязаться.
Я потихоньку привыкаю к его наряду в стиле Оливера Твиста, но все же задаюсь вопросом, что же на самом деле скрывается за этим немного инфантильным видом. Почему он сказал мне, что идет к даме, а вместо этого встретился с тем мужчиной?
Мы дегустируем пирожное «Монахиня» с кофейным, а потом и с ванильным вкусом, пробуем эклеры – шоколадный, клубничный и даже с корицей, а также двухслойный торт «Париж – Брест». Кажется, что мы находимся здесь с тетей.
И словно нам было мало сладостей, мы выходим из магазина с коробкой под мышкой.
Если начнется война, разрешите мне переждать ее в кондитерской.
Спустившись на набережную, мы встречаем Джона с Хиллари.
– У кого-то праздник? – спрашивает он при виде десертов.
Я поднимаю крышку и протягиваю коробку Хиллари. Она смеется: вроде бы и хочет взять пирожное, но не решается.
– Ну же, угощайся, – укоряет ее Джон. И добавляет: – Я не люблю сладкое.
Женщина протягивает дрожащую руку к пирожному и быстро отдергивает ее вместе с добычей. Откусывая, она выпускает облачко сахарной пудры.
– Очень вкусно! – восклицает Хиллари, как будто впервые пробует пирожное.
Джон протягивает нам вино в коробке-тетрапак, но мы отказываемся.
– Помните, я говорил о волшебных моментах жизни, о том, что их невозможно запланировать в ежедневнике? – Он улыбается. – Ну вот, и вдруг мы встретили вас.
Я жду, когда мы окажемся на улице, и спрашиваю Виктора, правда ли то, что говорят о Джоне.
– Ты про ту чушь, что он якобы убил человека? – подскакивает он. – Это не наше дело.
– Но если это правда?..
– Даже если и правда, нас это все равно не касается. – Он пинает смятый лист бумаги, валяющийся у него на пути.
– У меня для тебя кое-что есть, – сообщает мне Юлия и достает из объемистого пакета желтое бархатное платье в тонкий рубчик.
Они с Беном обнаружили сверток прямо у книжного магазина, внутри лежало несколько чистых, хоть и подержанных, вещей.
– Наверное, кто-то оставил их для нас.
Платье, которое она мне вручила, было великолепно: зауженное в талии, без рукавов, с широкой юбкой и, похоже, моего размера.
Несмотря на то, что бархат – не самая подходящая для весны ткань, да и желтый цвет не слишком мне идет, это самое красивое платье, которое у меня когда-либо было. Я всегда о таком мечтала и даже не подозревала об этом.
Дорогая Вероника!
Здесь, в Париже, я увидела рекламу одного туристического агентства, специализирующегося на отдыхе для людей, которые любят заниматься спортом или просто ведут здоровый образ жизни на свежем воздухе. Велоспорт, трекинг, парусный спорт. Концепция простая: клиенты путешествуют по всему миру, совмещая эти поездки с более или менее интенсивной физической нагрузкой. (Мне сложно понять, кто, черт возьми, может быть настолько мазохистом, чтобы заниматься спортом во время отпуска, но уж как есть.) Я провела небольшое исследование и обратила внимание, что таких агентств немало, – значит, это растущая тенденция. Это натолкнуло меня на мысль: а что, если нам подумать о сотрудничестве с ними? Мы выиграем не только в долгосрочной перспективе, учитывая, что их целевая аудитория может стать нашим союзником и будет приобретать нашу продукцию и после поездок, но также и в ближайшем будущем – поскольку речь идет о групповых поездках, объемы продаж могут быть значительными… Наш индекс лояльности, как мы знаем, высок, так что это предвещает хороший результат.
Сообщи мне, что ты об этом думаешь. К сожалению, я вынуждена взять два дня отгула.
В любом случае мысленно я с вами.
Олива
Маркетинг похож на судоку – сплошной расчет. Но, как и в судоку, одной рациональности недостаточно. Несмотря на множество рыночных исследований, всегда находится составляющая, на которую не могут повлиять даже сами потребители. Может быть, все дело в нашем бессознательном? Может, это попытка пойти против власти разума? Духовный порыв? Потребность оставить свободное место для творчества?
Именно благодаря этой загадочной составляющей самые большие маркетинговые успехи зачастую остаются необъяснимыми, а некоторые многообещающие проекты заканчиваются провалом. Мы все знаем, что такое «Кродино» [58], но никогда не слышали о клубничной «Фанте».
Благодаря успешному запуску можно продвинуться по службе. Но я готова довольствоваться малым: мне нужен только настоящий трудовой договор. Чтобы не чувствовать себя ущербной рядом со своими сверстницами.
Мы останавливаемся у галереи, заполненной элегантно одетыми людьми с бокалами в руках; они бросают многозначительные взгляды. На витрине значится имя – Аалок Кумар Вилла. Стены украшены изображениями зимородков, цапель, попугаев, беркутов, сипух, пеликанов и других пернатых.
Мы пришли сюда в надежде встретить здесь тетю – или, быть может, художник сможет вспомнить о ней что-нибудь еще. Сегодня день открытия, и галерея находится недалеко от «Шекспира и компании». Мы без труда нашли улицу Дофин.
Мы сразу же видим Аалока: он стоит в глубине комнаты и разговаривает с пожилой парой, которая, по всей видимости, питает слабость к пластической хирургии. Я озираюсь в поисках тети, но, разумеется, ее здесь нет.
Виктор надел красные рождественские брюки, клетчатую рубашку и зеленый жилет. В своем неизменном берете он больше похож на художника, чем кто-либо другой из присутствующих здесь. Я порхаю в своем желтом бархатном платье и кроссовках.
Опустошив бокал, предложенный мне официантом, я представляю себе расхаживающую по галерее тетю.
Я ставлю пустой фужер на поднос и беру полный.
– Вы пришли! – Аалок наконец присоединяется к нам.
– Ваши картины очень красивы.
Виктор соглашается со мной, но утверждает, что в квартире им было лучше и что выставки должны проходить в домах художников.
– Платить за то, чтобы увидеть произведения искусства в выхолощенной обстановке музея, когда они полностью вырваны из породившего их контекста, – это все равно что смотреть на животных в зоопарке.
Аалок смеется и закидывает в рот оливку. Он выплевывает косточку в ладонь и заворачивает ее в бумажную салфетку.
– А фламинго? – спрашиваю я. – Даже ни одного наброска на салфетке?
– Вам надо поехать в Камарг, настоятельно рекомендую.
Увешанная драгоценностями женщина отходит от группы людей, с которыми только что беседовала, и машет Аалоку.
– Простите, – говорит он, отстраняясь от нас.
Я отправляюсь на поиски официанта. Он приближается ко мне с подносом, и я беру себе еще один полный фужер.
– Олива! – Аалок подзывает меня к себе.
С ним рядом стоит крупный мужчина в черном велюровом пиджаке и круглых очках в металлической оправе.
– Жерар – известный галерист, – поясняет он. – Ваша тетя не раз покупала у него картины.
– Она одна из моих любимых коллекционеров! – восклицает Жерар, прищурившись. Похоже, это нервный тик.
– О… ладно. – Я заикаюсь, не зная, как продолжить. – И почему же?
– Она никогда не интересуется ценой, а свой выбор делает, полагаясь исключительно на интуицию. – Жерар
