«Ему-то откуда знать, что у нас с Масиком проблемы…» Нет, сор из избы она выносить не станет.
– У меня отличное качество отношений, – строго сообщила Наташа. – Дайте вон тот костюм.
– Круэлла! Отличный выбор! – одобрил продавец.
У входа в филармонию народу было немного. Одинокая ведьма спряталась за колонной и пристально наблюдала за входом. Круэлла проводила тревожным взглядом огромного одинокого мужика, который, не глядя по сторонам и никого не дожидаясь, протянул контролерше билет на фортепианный концерт.
После концерта насквозь промокшая и замерзшая ведьма удивленно смотрела вслед тому же мужчине. Масик вышел один.
От назойливых мыслей о «втором фронте» Мишу не спасала даже работа. Еженедельный информационный журнал с собственным портретом на обложке Мише постоянно приходилось доставать из стопки периодической прессы и класть на видное место. Софья Леонидовна ворчала: что за дурацкая контора с недоучкой-начальником, что за бред работать и учиться одновременно, что за ценность – появиться на обложке журнала, издаваемого для единственного заведения… Новаторские идеи о свободе личности сталкивались с непримиримым мнением Софочки:
– Свобода – у сироты, а у тебя – семья!
С Лаурой дела обстояли еще хуже. Хотя она появлялась реже, все равно доводила Мишу до бешенства. Иногда ему казалось, что Лаура изучает племянника, как музейный экспонат, а пару раз – что по лицу тетушки пробежала тень сочувствия или жалости. Только этого еще не хватало! Нашла кого жалеть. А может, она специально таким способом демонстрировала свое превосходство…
Толеранин Первый, в быту Миша Асин, отдыхал только в кабинете, на стенах которого Полковник разместил благодарности, дипломы и фото Миши на трибунах. Сегодня он обнаружил на столе довольно длинную телеграмму от главы международного толерантного союза с положительным акцентом на успешное проведение международного дня Хеллоуина. Отдельное поощрение предназначалось Толеранину Первому за флешмоб с участием плачущей ведьмы на ступенях городской филармонии. «Так держать» – и три восклицательных знака.
Миша еле успел дочитать благодарность. В кабинет вошел Ковригин, держа в руках Мишино пальто.
– У вас митинг экологов. Машина у подъезда.
До появления Толераниума у местных экологов хватало ума только на борьбу с мусорными свалками, пластиковыми бутылками и полиэтиленовыми пакетами. С приходом прогрессивной мысли и ее представителя Еремея Василькова сформировалось общественное движение под названием «Светлый ручей». Собираясь немногочисленными толпами, состоящими в основном из агрессивных сухоньких старушек, светлоручейцы выкрикивали лозунги: «Дайте народу чистую воду!», «К родникам пробиться – жизни напиться!», «Мусор, пластик и пакеты приближают конец света!»… Одна из бабушек была назначена Васильковым лидером тусовки экологов и всякий раз задавала звонким голосом смену речевки. Когда после «конец света» бабуля трижды перекрестилась, ритуальный демарш поставил точку на ее карьере. Васильков отыскал в парикмахерской нового лидера народных протестов. Капризный и ленивый, заросший как леший, старикан зашел в салон привести себя в порядок. Волосатое чудовище согласилось отменить стрижку и возглавить прогрессивное движение при одном условии: старик потребовал возить его на коляске. Васильков оценил предприимчивость афериста: действительно, протестант в инвалидном кресле соберет больше внимания.
Кроме центральной площади Венецка, где теперь расположился Толераниум, самым посещаемым местом была аллея Славы в городском парке. Возле мемориала Защитникам Отечества приносили клятвы порядочности, верности и честности мэры, молодожены и прочие граждане, вступающие в новые жизненные обстоятельства. По аллее Славы прогуливались пенсионеры, возили коляски молодые мамаши, катались скейтбордисты и маршировали солдаты в День Победы.
Проект Василькова по привлечению «ветерана» к акции протеста с лихвой оправдал себя после того, как престарелый аферист по кличке Леший на голубом глазу заявил журналистам, что ему на самом деле двадцать пять лет.
– А выгляжу я так так из-за отвратительной экологической ситуации в мире. И особенно – в Венецке!
Секрет преждевременного старения Лешего вызвал шквал положительных эмоций среди журналистов, но жертва экологии продолжила раскачивать публику:
– Зарубежные ученые с мировыми именами точно знают, что целебный источник, из которого берет начало полноводная река, находится именно здесь, под этим памятником! Задумайтесь, что важнее? Память о тех, кого больше нет, или тысячи жизней наших современников и будущих поколений? – Леший вошел в раж.
Люди забыли, что жиденькая речушка Вена, протекающая по городу, никогда не была полноводной и быстрой. Но после речи главного эколога многие вспомнили ее именно такой.
Ковригин поставил галочку в списке мероприятий и помог Мише спуститься с трибуны. Миша был удовлетворен. Как обычно, своим присутствием и заключительным словом он сделал мероприятие. «Свобода, либерализм, толерантность – вот то, что нам нужно для полного счастья!»
Масик тосковал, нервничал и худел. Он никак не мог собрать в памяти ускользающий образ пианистки Нины. Тонкие руки с длинными пальцами, точеный профиль и подрагивающие ресницы, изящная нога на педали инструмента – все возникало по отдельности. Масик часами собирал картинку из отдельных фрагментов, но увы… Музыку вспомнить он тоже не мог: с детства у него не было ни слуха, ни голоса. Если бы еще хоть один раз он увидел Нину, запомнил бы ее навсегда и уже никогда не отвлекался на посторонние мысли. Раньше с ним не случалось, чтобы худая баба маячила перед глазами днем и ночью, а сейчас Масик знал, что жизнь за нее отдаст без сомнения… Все, что его окружало, теперь только отвлекало и мешало.
Больше всего мешала жена. Она топала по квартире тяжелой походкой, некстати подметала и мыла пол, что-то чистила, с грохотом мыла посуду, очень громко гладила. Утюг с отпаривателем издавал раздражающее мозг шипение и превратился в объект лютой, непреодолимой ненависти Масика. При взгляде на жену Масик не понимал, как ему могла понравиться Наташина коренастая фигура, ее толстые румяные щеки и мускулистые руки и ноги. Деревенская приземленная простушка. Она будто специально разрушала своим шумным домоводством картину его призрачного счастья. Как только Масику удавалось нащупать образ пианистки, Наташка влезала со своим утюгом или шваброй – и все снова рассыпалось. Зачем он вообще обременил себя семейной жизнью? И как некстати эти свечи, которые она зажигала каждый вечер, заглядывая ему в глаза…
Наташа прекрасно осознавала, что посещение секс-шопа и дежурство у филармонии в наряде Круэллы равноценно сжиганию мостов благочестия. После такой серьезной заявки было бы нелогично остановиться просто из чувства сохранения собственного достоинства. Какое там достоинство! Земля уходила у нее из-под ног. Подло воспользовавшись абсолютным доверием Масика, Землякова вероломно залезла в его компьютер.
«Я за тебя, родная, пойду хоть на третью ходку! Тебя я не променяю НИНА вино,