class="p1">— И там много землероек?
— Уйма землероек. Больше, чем у тебя волос на голове.
Сеймур жует панкейк, а Банни смотрит на себя в зеркало заднего вида и вздыхает.
— Честное слово, мам?
— Честное слово.
Констанция
Утро ее десятого дня рождения. В каюте № 17 затемнение сменяется светоднем. Констанция идет в туалет, причесывается, чистит зубы, а когда отдергивает занавеску, мама с папой уже ее ждут.
— Закрой глаза и протяни руки, — говорит мама.
Констанция послушно зажмуривается и еще до того, как открыть глаза, понимает, что́ мама кладет ей в руки: новый комбинезон. Ткань канареечно-желтая, манжеты отделаны аккуратными крестиками, а на воротнике мама вышила маленькую боснийскую сосну — такую же, как двухсполовинойлетний саженец на ферме № 4.
Констанция зарывается носом в ткань. Это редчайший аромат — запах новизны.
— Ты до него дорастешь, — говорит мама и застегивает ей молнию под самый подбородок.
В столовой сегодня собрались все — Джесси Ко, и Рамон, и миссис Чэнь, и Тайвон Ли, и девяностодевятилетний учитель математики доктор Пори, и все поют песню библиотечного дня, и Сара-Джейн ставит перед Констанцией тарелку с двумя большими панкейками из настоящей муки. Они лежат один на другом и политы сверху сиропом.
Все смотрят на нее, особенно мальчики-подростки. Первый и последний раз они ели панкейки из настоящей муки в свой десятый день рождения. Констанция сворачивает первый панкейк и съедает его за четыре укуса, второй растягивает надолго. Закончив, она подносит тарелку к лицу, вылизывает, и все хлопают.
Потом мама с папой ведут ее обратно в каюту № 17 — ждать. Капелька сиропа попала на рукав, и Констанция боится, что мама расстроится, но мама от волнения ничего не замечает, а папа только подмигивает, облизывает палец и убирает пятнышко.
— Поначалу ко многому надо привыкнуть, — говорит мама, — но потом тебе понравится. Понимаешь, тебе пора уже немного повзрослеть, и это поможет справиться с некоторыми твоими…
Закончить она не успевает, потому что входит миссис Флауэрс.
У миссис Флауэрс глаза мутные от катаракты, изо рта пахнет морковным концентратом, и с каждым днем она кажется меньше ростом, чем была вчера. Она принесла «шагомер», и папа помогает ей установить его рядом с маминым швейным столом.
Из кармана комбинезона миссис Флауэрс достает визер, мигающий золотистыми огоньками.
— Он, конечно, старый. Раньше им владела миссис Алегава, мир ее праху. С виду, может, и не идеален, но всю диагностику прошел.
Констанция встает на «шагомер», и он тихонько пикает у нее под ногами. Папа стискивает ей руку, лицо у него разом гордое и печальное. Миссис Флауэрс говорит: «Увидимся там» — и ковыляет к выходу, направляясь в собственную каюту через шесть дверей по коридору. Мама надевает на Констанцию визер. Он прижимается к затылку, охватывает уши и смыкается на глазах. Констанция боялась, что будет больно, однако ощущение такое, будто кто-то подкрался сзади и приложил холодные ладони к ее лицу.
— Мы будем здесь, — говорит мама, а папа добавляет: «Прямо рядом с тобой все время», и стены каюты № 17 исчезают.
Констанция стоит в огромном атриуме. На километры в обе стороны тянутся три яруса книжных шкафов, каждый пять метров высотой. Их соединяют сотни лесенок. Над третьим ярусом два ряда мраморных колонн поддерживают сводчатый потолок, похожий на внутренность бочонка. В потолке — прямоугольное отверстие, над ним в лазурном небе плывут белые пушистые облачка.
Там и сям люди стоят перед столами или сидят в креслах. Ярусами выше кто-то роется на полках, кто-то перегнулся через перила, кто-то лезет вверх или вниз по лестнице. И повсюду, сколько видит глаз, книги — одни маленькие, с ее ладошку, другие огромные, как матрас, на котором она спит, — перелетают с полки на полку, одни порхают, как пташки, другие тяжело переваливаются, словно неуклюжие аисты.
Мгновение Констанция просто стоит и смотрит, утратив дар речи. Никогда она еще не бывала в таком огромном пространстве. Доктор Пори, учитель математики, — только здесь у него волосы не седые, а густые и черные — спускается по лестнице справа от нее, быстро, как спортивный молодой человек, и ловко приземляется на обе ноги. Он подмигивает Констанции; зубы у него белые, как молоко.
Канареечно-желтый цвет ее комбинезона здесь еще ярче, чем в каюте № 17. Пятнышко от сиропа исчезло.
Миссис Флауэрс спешит издалека, за ней семенит белая собачка. Это другая миссис Флауэрс — моложе, опрятнее, веселее, у нее ясные карие глаза, а темно-каштановые волосы пострижены и уложены в профессиональный боб-каре. На ней юбка и кофта цвета свежего шпината, слева на груди вышито золотом: «Старший библиотекарь».
Констанция наклоняется к собачке. Та дергает усами, черные глазки сверкают, а шерсть на ощупь совсем как шерсть. Констанция чуть не смеется от радости.
— Добро пожаловать в библиотеку, — говорит миссис Флауэрс.
Они с Констанцией идут по атриуму. Члены экипажа поднимают глаза от книг и улыбаются. Некоторые создают из ничего воздушные шары с надписью: «СЕГОДНЯ ТВОЙ БИБЛИОТЕЧНЫЙ ДЕНЬ!», и Констанция следит взглядом, как шары уплывают через отверстие в небо.
Переплеты ближайших книг бирюзовые, бордовые, пурпурные. Среди них есть тоненькие, а есть похожие на огромные столы без ножек, сложенные штабелями на полках.
— Бери, ты их не повредишь, — говорит миссис Флауэрс.
Констанция трогает корешок маленькой книги, та спрыгивает с полки и раскрывается перед девочкой. Из тончайших страниц вырастают три ромашки, в серединке каждой светятся одни и те же буквы: M C V.
— Некоторые просто поразительны. — Миссис Флауэрс трогает книгу пальцем, та закрывается и улетает на место.
Констанция смотрит вдоль книжных шкафов туда, где атриум тает вдали.
— А на сколько тянется библиотека?
Миссис Флауэрс улыбается:
— Только Сивилла может сказать наверняка.
Трое подростков — братья Ли и Рамон (только он подтянутей, аккуратней) — вбегают и запрыгивают на лестницу. Миссис Флауэрс кричит: «Помедленнее, пожалуйста!», и Констанция пытается напомнить себе, что она по-прежнему в каюте № 17, в желтом комбинезоне и подержанном визере, переступает ногами по «шагомеру», втиснутому между папиной койкой и маминым швейным столом, а миссис Флауэрс, и братья Ли, и Рамон у себя в каютах, ходят в своих «шагомерах», на глазах у них собственные визеры, и все вместе они заключены в диске, несущемся через космическое пространство, а библиотека — не более чем роение данных в мерцающих ниточках Сивиллы.
— История справа, — говорит миссис Флауэрс. — Слева современное искусство, затем языки, мальчики сейчас поднимаются в игровой отдел, разумеется очень популярный.
Она останавливается перед свободным столом. По обе его стороны стоят
