неистовым поцелуем и жарким дыханием, как будто мог вдохнуть в нее свои мысли.
Теперь ему предстояло произнести другие слова, но не слова любви. Трудные слова, которые пришлось вытаскивать из глубин сознания, где прятались все его тревоги.
– Лиз, ты сильно рисковала, приходя сюда.
– Но меня никто не видел. Было темно.
– У стен есть уши. Ты знаешь, как это бывает; никому нельзя доверять. Тебя не должны здесь найти. Очень скоро немцы потеряют Париж. – Он отстранился, прислонившись к спинке кровати. – Это вопрос нескольких дней, и как только французы одержат верх, многие из них впадут в неистовство, движимые жаждой мести. Наступит жестокое время. Любой, кто сотрудничал с немцами или сочувствовал им, будет вынужден заплатить за это.
– Но ко мне это не относится!
– Ты действительно думаешь, что они станут тебя слушать? Люди видели, как ты разговаривала со мной в книжном магазине. Те полицейские – они вспомнят тебя. И не преминут задать вопросы. – Тошнотворное чувство поднялось в животе, стоило только подумать, что с ней может случиться. – Тебя не должны здесь увидеть. Ты должна пойти домой. – Он помолчал. – Ты говорила своей матери, что идешь сюда?
– Нет.
– А что ты сказала?
– Сказала, что переночую у Франсуазы, моей подруги из банка. Мол, взяли работу на дом, поскольку банки закрываются. – Она подняла на него взгляд. – Хотя не думаю, что она мне поверила.
– Она знает, что ты встречаешься со мной.
– Да.
– Ты не рассказала ей о приюте?
– Нет, конечно, нет. Она думает, что я всего лишь таскала туда одежду.
Он прижал ее голову к своей груди.
– Она сообразит, что лучше помалкивать.
Элиз отстранилась и взглянула на него.
– Но у нас еще есть сегодняшний день, не так ли? Скажи мне, что у нас еще целый день.
– Я не знаю, сколько у нас времени. Мы ждем новых приказов, но некоторые уже начали выезжать из города. Они боятся, что французы возьмутся за оружие, да и союзники на подходе. Это пугает их больше, чем трибунал.
– Может, и тебе стоит уйти?
– Нет. Я буду ждать приказа.
– Тогда у нас есть сегодняшний день!
– Да. Жаль, что не могу свозить тебя в какое-нибудь особенное место.
– Куда бы ты меня отвез?
– К морю, – ответил он. – Мы бы поплавали, а потом устроили пикник на берегу.
– Говори, – ободрила она его.
– Мы бы катались на велосипедах, – продолжил он. – Нет, – спохватился он. – На одном велосипеде. Ты бы сидела на раме, чтобы я мог обнимать тебя.
– А что бы у нас было на пикнике?
– Бутылка вина. Красного. Хлеб и сыр, и фрукты, да – яблоки и виноград. – Он замолчал, целуя ее в макушку.
– А шоколад?
– Конечно. Как я мог забыть? И шоколад тоже. – Он взял ее за руку. – Лиз, у меня идея.
– Какая?
– Давай представим себе этот день у моря, только мы вдвоем. – Он поднес ее руку к своим губам и, глядя поверх нее, тихо заговорил:
– Но потом ты пойдешь домой. – Он посмотрел на нее, проверяя, согласится ли она. – Я мог бы выйти, купить немного еды, и мы устроим пикник прямо здесь, в этой комнате. Сядем у открытого окна и притворимся…
– Как дети, – перебила она. – Притворимся взрослыми.
– Как взрослые. – Он улыбнулся. – Притворимся детьми.
Она слегка рассмеялась:
– Безопасно ли выходить на улицу? И где ты достанешь еду? В магазинах шаром покати.
– Лиз, дорогая, у меня связи. – Он постучал указательным пальцем по переносице, имитируя тот странный жест, означающий призыв сохранить что-то в тайне, улыбаясь про себя.
– Тогда иди. – Она поцеловала его руку. – И возвращайся с угощением для пира.
Он поцеловал ее в щеку и отпустил. Потом натянул брюки и рубашку, но не стал надевать китель и фуражку и вышел из комнаты. Он держался ближе к стенам домов, направляясь к узкому проулку, где иногда покупал еду на черном рынке. Мимо прогрохотал грузовик, заставляя его вздрогнуть. Оглянувшись, он увидел, что кузов доверху набит матрасами. Вплотную за грузовиком следовал танк в камуфляже из листьев и веток. Немцы покидали Париж, забирая с собой припасы. Он поспешил за продуктами для пикника. Время было на исходе.
Он с облегчением обнаружил, что маленький магазинчик открыт, и там по-прежнему рады его обслужить. Он купил столько, сколько смог, горя желанием побаловать Элиз.
– С возвращением. – Элиз поцеловала его в щеку, как жена, встречающая мужа дома. – Чем разжился?
Он взглянул на одеяло, расстеленное на полу под распахнутым окном, и рассмеялся.
– Какое прекрасное место для пикника. – Он торжествующе потряс бутылкой вина. – Petit Bordeaux [69], «Шато Марго». Думаю, тебе понравится. – Он поставил бутылку на одеяло и вытащил из пакета целую головку камамбера.
– Где, черт возьми, ты все это взял?
– О, я знаком с парочкой жуликов. – Он улыбнулся, вытаскивая еще один предмет в коричневой бумажной обертке, и, чтобы подразнить, принялся медленно разворачивать бумагу.
– Шоколад! – Она вырвала плитку у него из рук и прижала к груди. – Я не видела шоколада с тех пор, как… Что там еще у тебя? – Она попыталась заглянуть в пакет.
– Ха, просто подожди и увидишь. – Он устроился на одеяле, вытянув ноги перед собой. – Не хочешь ли попробовать вина?
– Но еще только одиннадцать утра, – запротестовала она.
– Это так. Но нам есть что отпраздновать. – Он достал штопор и извлек пробку с приятным хлопком, после чего разлил вино по кружкам из ванной.
Возможно, это казалось странным – торчать в гостиничном номере в чудный летний день, пить красное вино из кружек, но в тот момент Себастьян не назвал бы никакого другого места, где предпочел бы находиться.
– За мир. – Элиз подняла свою кружку.
– За мир. – Он чокнулся с ней. – Что бы ни случилось, Лиз, – тон Себастьяна стал серьезным, – я всегда буду помнить этот день. Спасибо тебе.
– Тебе не нужно меня благодарить.
– Нужно. – Слова застряли у него в горле.
Она склонилась над ним, смывая поцелуями остатки слов. А потом резко отстранилась.
– Я умираю с голоду!
Звук артиллерийского залпа вдалеке заставил их вздрогнуть.
– Все в порядке. – Себастьян выпрямил спину. – Это далеко.
Элиз положила голову ему на грудь.
– Почему бы нам просто не уехать? Когда наступит зима, все это уже закончится. – Он погладил ее по волосам, но ничего не сказал. – Мы были бы в безопасности, – продолжила она. – Я знаю. И мы были бы вместе.
– Лиз, – он взял ее за руку, – нам суждено быть вместе. Мы что-нибудь придумаем.
Париж, 16 августа 1944 года
Элиз
Я выскользнула из постели,
