нашел среди снимков любимый, где была изображена девушка, сидевшая на стуле. Одна нога приподнята, под острым каблуком – часть мужской спины. От одного только взгляда на эту сцену Николо пробила мучительная дрожь, поднимая каждый волосок на его коже. Цедя виски, он с нарастающим удовлетворением рассматривал сумрак комнаты, а в нем – очертания кровати с балдахином, видневшимся за плечом девушки. Истерзанная простыня спустилась треугольником на пол, рядом – сброшенный кружевной пеньюар.
Не глядя в бокал, Николо осушил его. Затем заказал второй. Третий, четвертый. Под действием алкоголя помещение сменило привычные формы, и Николо с удовольствием ощутил, как тело поплыло, отдаваясь накатывающему расслаблению, вытесняя тревожные мысли и усталость дня. Казалось, даже музыка зазвучала громче, подгоняя ритм крови. Мужчина покачнулся на стуле.
– В этом месте легко потерять опору под ногами, – раздался вкрадчивый голос. Николо обернулся и увидел консильери Дона Антонелли. В его шейном платке поблескивал круглый алмаз. Свет от барной стойки высвечивал старый шрам над верхней губой, деформируя ее в изломанную тонкую линию.
– Твоя правда, синьор Фаусти. Давай выпьем вместе, а то ты бледный, как девица.
Консильери пристально посмотрел на пьяное лицо, но приглашение принял и уселся рядом на барный стул. Заказа он не сделал, официант уже держал наготове выпивку и почтительно протянул стакан, стараясь не встречаться с посетителем взглядом.
– Ну, кто здесь твоя любимица? – пьяно проговорил Николо, кивая на стену с вереницей фотографий.
– Все они неплохо выглядят для девушек, занимающихся тяжким трудом.
– Тяжким трудом? – Николо захохотал во все горло. – Чем же он тяжел? Поскакать у гостя на коленках и вытащить из-под резинки чулок хрустящую бумажку? Вот уж тяжесть! Труд – это не раздвигать ноги, а таскать с утра до вечера груженые мешки!
– Вы испытываете уважение к собственным работникам, весьма похвально. Надеюсь, ваш бизнес идет в гору? Скоро срок оплаты, не хотелось бы напоминать об этом, как в прошлом месяце.
Николо скривился:
– Ну вот, опять. Стоит хоть на минуту забыть о работе, так сразу найдется тот, кто о ней напомнит. Да оплачу я все, ни к чему напоминать. Теперь уж задержек больше не будет, – он довольно осклабился.
– Вот как?
– Да, намечается одно прибыльное дельце…
– Не о новом ли карьере идет речь, синьор Коломбо? – Фраза прозвучала столь небрежно, что даже затуманенный алкоголем мозг Николо расшифровал в ней особую интонацию. Он помолчал, о чем-то размышляя, голова его покачивалась, потом ответил:
– А может, и о нем, – и замолчал, ожидая вопросов. Но их не последовало. Марко Фаусти поднял палец, и официант кинулся наполнять бокалы.
– Я угощаю сегодня, синьор Коломбо. Можете пить весь вечер, считайте, что это моя благодарность за хорошую компанию.
– О, grazie mille. Это очень кстати, – и он залпом осушил очередной стакан. Николо повел глазами в стороны, пытаясь различить силуэты полуголых девиц, которые возникли из ниоткуда и окружили его, приглашая составить им компанию. Но консильери, сделав быстрый взмах рукой, отогнал их прочь и проговорил:
– Так что с карьерами, хорошее месторождение? Синьор Легран не слишком уж разговорчив в последнее время, а Дон Антонелли, как вы знаете, любит быть в курсе.
– Месторождение хорошее, – заплетающимся языком пробормотал Николо, – даже слишком. Такое хорошее, что и делиться не хочется.
– Неужто?
– Синьор Фаусти, вот скажи, почему шоколад идет дороже сливок? – Он ущипнул за бедро темнокожую девушку, проходившую мимо.
– Полагаю, шоколад надобно транспортировать, а это стоит определенных средств. Вам приглянулась новая девушка? Я могу схлопотать для вас хорошую цену, если угодно.
– Ах да, ненавязчиво напоминаешь, кто здесь хозяин. Нет. Не нужны мне никакие сбавки, я могу позволить себе хоть ее, хоть тех трех, что сидят на диване. Всех разом! – Он покачнулся на стуле, и консильери придержал его за плечо. – Да, могу позволить. Может, и не сегодня, но скоро. Это точно. Эх. К черту все, – он махнул рукой и взглянул в пустой бокал. – Давай налей, чего ждешь!
Он развязно помахал руками, привлекая внимание обслуги. Потом повернулся к консильери:
– Вот ты все сидишь и ждешь, пока я проболтаюсь. Думаешь, не вижу, как ты смотришь на меня, все выпытываешь, пронюхиваешь. Ну да, тебе же за это платят. Так не жди, я сам тебе скажу, я сегодня добрый. Слушай меня. Слушай внимательно. Мы нашли золото. В новом карьере. Немного, не важно, что немного. Но ты подумай. Золото, – прошептал он, исторгая пары алкоголя.
– Когда это произошло?
– А, ты ничего не знаешь, конечно. Франко никогда бы не сказал, и никто из его людей не скажет, можешь в этом быть уверен. Они преданы ему, как вшивые псы. Но я говорю, и, не сомневайся, у меня есть на это особые причины. А ты можешь передать это своему главарю. Скажи, что теперь ставка Франко Леграна должна быть повышена, так будет справедливо. Я не люблю несправедливость. Очень не люблю. Разве не странно, что я пришел сюда один? Спроси меня, где мой друг? А я отвечу, где он: развлекается тем, что сбивает с толку порядочных женщин. Если бы просто женщин, а то вдов!
Он разъярялся от собственных слов, наливаясь краской. Затем сник, будто смирился:
– Я не стукач. Вы не подумайте. – Он вдруг спохватился, но было уже поздно. Консильери словно отключился, вдруг потеряв интерес ко всему постороннему.
Николо тоже передалось это напряженное молчание, и он отвернулся с горькой миной, словно оскорбленный.
– Да плевать, – вдруг произнес он, вставая. – Эй, Анжелика.
Он обвел комнату затуманенным взглядом, ища глазами девушку. Синьора Маси подоспела через несколько секунд, помогая Николо сойти со стула.
– Она сейчас подойдет. Хотите подождать наверху? – не дожидаясь ответа, она указала на скрытый бархатными портьерами проход, хотя это было излишне. Николо знал, куда идти. Шатаясь, поднялся по ступеням на второй этаж, где располагались будуары. Некоторые из дверей были заперты. Он выбрал свободную, тускло освещенную комнату и ввалился в нее, ударяясь сапогами о высокий порог. Затем, словно пришел на свидание с кроватью, с глухим выдохом повалился на нее ничком.
В коридоре послышался стук каблуков, затем шепот:
– Кажется, он заснул, – произнес женский фальцет с хрипотцой.
– Посчитаю как за три часа, – ответил ему низкий грудной. – Он все равно ничего не вспомнит.
Ланцио, Италия. 1910 год
Как и запланировал Франко, карьер – а теперь уже золотоносный прииск – был переоснащен для того, чтобы полностью контролировать рабочих и ход их деятельности. Франко нанял охранников, крупных парней, которые занимались тем, что с утра до вечера стояли над душой у рабочих, не говоря ни слова. Кроме прочего, был создан пропускной пункт для проверки людей на входе и выходе, чтобы предотвратить вынос драгоценного металла. Сами работы по выемке материала и его обработке также велись под неусыпным контролем Франко, Николо и нескольких нанятых под подписку смотрителей, результат осмотра регистрировался в специальную амбарную книгу, которую хозяин каждый вечер забирал с собой.
С момента обнаружения золота прошло порядка двух месяцев, когда француз получил приглашение от Дона Антонелли. Он понимал, что дружба их постепенно сходила на нет, в большей мере из-за самого Франко, который предпочитал, насколько это было возможно, вставать на ноги благодаря собственным силам. Словно окрепший ребенок, он более не нуждался в покровителе, но, отпустив руку, все еще чувствовал, что его тем не менее крепко держат.
Он подъехал к особняку Дона Антонелли, припарковал машину и нажал звонок парадной двери. Ему открыл Риччи и сказал ждать снаружи. Вскоре появился Дон Антонелли в сопровождении консильери и Риччи. Сели в машину. Франко гадал, зачем Дону понадобилось видеть его, но тот хранил непривычное молчание. Ехали в тишине, и все попытки завести разговор заканчивались ничем. Не было возможности определить, куда направлялась машина, но вскоре Франко понял, что они покидали город, уезжая куда-то за его пределы по дороге, бегущей над обрывом, и, когда остановились, солнце уже скрылось за горизонтом. Мужчины вышли, и Франко увидел небольшой покосившийся от времени деревянный домик. Вокруг стеной стоял темный лес, пахло морем и хвойными опилками.
– Я рад, что выбрался, – произнес Дон Антонелли, вдыхая свежий воздух и оглядывая постройку. – Здесь я чувствую себя как дома. Это мой настоящий дом, Франко, посмотри на него. Постой, надо зажечь свет. Риччи! – Он кивнул помощнику, и тот метнулся в дом и вскоре вернулся, неся в руках две керосиновые лампы. Он подвесил их возле входа, и они осветили грубо сколоченные деревянные доски.
– Когда-то здесь жил один добрый человек, – продолжил Дон Антонелли. – Рыбак по имени Сальваторе
