в прошлый раз; но на самом деле все было куда сложней.
Во время этого затишья бывало, что он ужасно скучал по Итану, и вспоминалось ему, как они шли вдвоем ночью по городу, выпив по три-четыре бокала каждый, шли и трепались, ни на что не обращая внимания, кроме мыслей, которыми перебрасывались, поеживаясь от холодка. До конца своих дней всякий раз, когда Боб думал о бывшем товариществе, на ум приходил именно этот сценарий: они вдвоем спешат куда-то, перебивая друг друга и хохоча, сигаретный дым клубится за ними. Куда они так спешили? Что обсуждали так весело?
С самого начала их дружбы Бобу было интересно, каков Итан, когда они с Бобом порознь, но лишь однажды он мельком увидел Итана в его стихии.
Было туманное утро, и Боб просматривал газету у себя за стойкой, когда на другой стороне улицы остановилась машина, драндулет-тарахтелка, битком набитая молодежью обоего пола, хохочущей и крикливой, и это в семь пятнадцать утра. Итан, втиснутый между другими на заднем сиденье, по ногам стал выбираться на выход, но едва он ступил на тротуар, как приятели втащили его обратно. Это повторилось дважды, прежде чем он вырвался на свободу, ворот майки растянут, волосы, словно в ужасе, дыбом, и, повернувшись лицом ко всей компании, вельможно перед ними раскланялся, а они забросали его комками бумажного мусора, осыпавшими ему плечи и голову. Но вот драндулет отполз, Итан поднялся по ступенькам и скрылся. Боб снова уткнулся в газету, но смысл слов ускользал от него, и думать он мог только о триумфально шумном возвращении Итана.
Три четверти часа спустя Итан вошел в библиотеку. Свежий после душа, переодетый, причесанный, он спокойно пожелал доброго утра и принялся трезво проглядывать только что поступившие книги, на которые указал ему Боб. О бессонной ночи он не обмолвился; исходя из этого, Боб рассудил, что Итан держит его за серьезного человека, за личность, рядом с которой можно научиться чему-то или в принципе стать лучше, вот только сообщать все подробности его, Итана, развлечений этой личности, пожалуй, не стоит. Нельзя сказать, чтобы это было нелестно, но какой-то частью себя Боб не мог не жалеть, что уж ему-то никак не светит приехать в подобной тарахтелке домой, когда обычные люди уже просыпаются, после ночи, проведенной в, должно быть, самом отъявленном и веселом грехе.
Что же тогда Итан нашел в Бобе? Чем привлек его Боб? Простодушием и наивностью? Как случилось, что они стали друзьями? Конни считала, что такой обособленный человек, как Боб, не должен отказываться от своей единственной дружбы. Это было логично и здраво; но он шагу не сделал, чтобы преодолеть разрыв, и смирился с тем, что эпоха, когда у него был товарищ, прошла.
И все-таки Итан пришел к Бобу в библиотеку. На нем были сшитые на заказ костюм и пальто, волосы коротко подстрижены, лицо загорелое, а на лице – озадаченность. Рядом с ним стояла привлекательная, элегантная молодая женщина, которую он представил как свою невесту, а звали ее Эйлин.
* * *
Эйлин очаровательной не была, но метила таковой быть и умела предъявить версию довольно-таки убедительную, если присматриваться не слишком. И тактичной-деликатной она не была, не было у нее к этому данных и, похоже, не было чувства юмора; во всяком случае, смешить она не умела.
Итан стоял рядом, глядя, как его невеста разговаривает с его другом, и выражение озадаченности, написанное у него на лице, когда он вошел в библиотеку, никуда не девалось. Не то чтобы несчастный, он сильно напоминал человека, который не понимает, как его сюда занесло.
– Мы пришли, – говорила Эйлин Бобу, – пригласить тебя сегодня на ужин.
– Тебя и Конни, обоих, – добавил Итан.
– Затем мы сюда и пришли, – сказала Эйлин.
Боб объяснил, что они с Конни как раз в этот вечер пригласили на ужин соседей, но будут рады, если Итан и Эйлин вольются в кампанию, сказал, во сколько прийти и что приносить ничего не нужно. После того как парочка из библиотеки ушла, Боб позвонил Конни и сообщил новость.
– Ого, – сказала Конни, – а что представляет собой невеста? Поди, красотка.
– Да, – сказал Боб.
– А как человек?
– Она не дала мне подсказок на этот счет.
– Может быть, тихий омут?
– А может, и нет, – сказал Боб.
Конни явно обрадовалась этой атаке на Эйлин, а Боба мысль об ужине стала уже пугать, и с той минуты он повлек себя к вечеру, в раздражении волоча ноги.
Конни была наверху, когда он добрался домой, одевалась, распевая что-то из джаза, а когда спустилась в гостиную, Боб увидел, что она подкрашена, в платье нарядней обычного и в туфлях на каблуках.
– И с чего ты так вырядилась? – спросил он прежде, чем успел взять себя в руки, а Конни выпрямилась в полный рост, чтобы то, как она разочарована таким приемом, проявилось во всем блеске, и ответила так:
– Если ты думаешь, Боб, что в мои намерения не входит в приличном виде предстать перед твоим лучшим другом и его невестой, тогда я прям и не знаю, что тебе посоветовать, кроме того, что не пошел бы ты на фиг!
Что, в конце концов, было вполне справедливо; Боба окатило как холодной водой. Он извинился, Конни извинения приняла, и они вместе принялись накрывать на стол.
Итан и Эйлин приехали на тридцать минут раньше.
Боб одевался наверху, когда услышал звонок в дверь; спустившись, он увидел, что Конни и Эйлин обмениваются приветствиями, в то время как Итан, стоя где-то в сторонке, уже в другом, тоже на заказ сшитом костюме, смотрит прямо на Боба. Тут Итан жестом предложил выпить, а Боб жестом позвал его за собой, и они перешли в кухню, где Боб разлил виски по стаканам. Свой Итан осушил залпом, сказал: “Спасибо, то, что надо”, – и потянулся за добавкой, которую Боб ему предоставил, и он снова выпил и снова сказал: “Уф, то, что нужно”.
– Что случилось? – спросил Боб.
– Ничего. Нет, кое-что. Ну, трудно сказать. Признаюсь, я несколько дезориентирован, но больше я пока ничего не скажу. Давай-ка лучше о чем-то еще.
– Хорошо, – сказал Боб. – Где ты так загорел и сколько у тебя костюмов?
– Я был в Акапулько, и у меня семь костюмов.
– Зачем ты был в Акапулько и зачем тебе семь костюмов?
– Я работал официантом там на курорте, а у семьи Эйлин свой портной.
– Зачем портной семьи Эйлин сшил тебе семь костюмов?
– Это была моя идея, что мне нужен костюм, на свадьбу. Но Эйлин сказала, что у каждого мужчины костюмов должно быть семь, и я не стал возражать, потому что с какой стати.
– Кто заплатил портному?
– Отец, наверное.
– Чем он занимается?
