Чистые и блестящие, как будто ими не пользовались.
На это Боб поведал медику, каких убеждений придерживался отец Конни, и тот сказал:
– Да, видно было, что не курил и не пил. Похоже, обольщался, что оно того стоит. А вот мне не жалко лишиться заради этого всех пятнадцати лет.
Письмо отца Конни так раздразнило любопытство патологоанатома, что он обиняками, почти извиняющимся тоном стал выспрашивать Боба, какими обстоятельствами сопровождалась его смерть. Боб сказал, что отец Конни был недоволен предстоящим браком дочери.
– И вы – будущий жених?
– Верно.
Медик понимающе хмыкнул.
– Так называемое разбитое сердце – это сердце, остановившееся ввиду романтического разочарования или какой-то еще крупной потери, скажем, смерти ребенка. И хотя такой феномен случается, смерть от горя крайне редка. Что гораздо больше распространено, так это смерть от злости, от негодования, от досады. Мне кажется, это и есть наш случай.
С этими словами он начал скатывать простыню, укрывающую труп отца Конни. Был в этом некий постановочный эффект, который напомнил Бобу элегантный жест фокусника: вуаля!
– Он?
– Он.
Медик наблюдал, как Боб осматривает покойного, и в глазах его все не гас огонек любопытства. Тогда Боб основательно описал ему свою неприязнь к отцу Конни, перечислив все его недостатки и проявления дикости. Рассказывая, он распалился и порицал пламенно, но потом спохватился и улыбнулся патологоанатому, который слушал его с явным интересом и удовольствием.
– Вы, должно быть, чего только тут не слышите по части всяких семейных дел, – сказал ему Боб.
– Это да. Я, конечно, не должен вам этого говорить, но не могу не признать: работка здесь – не соскучишься. – И, прикрывая простыней тело, со вздохом смутного сожаления воскликнул: – Нет, но видели бы вы его печень и легкие! Будто сию минуту с конвейера, новенькие, в коробке!
Когда Боб вернулся домой, радио было включено, но Конни в доме не оказалось. Она нашлась на заднем дворе, одетая в старые вещи Боба, выпалывала сорняки.
– Вот погоди, я еще превращу эту свалку в нечто особенное, – сказала она, завидев его.
Боб сидел на клочковатой травке, наблюдал за прополкой и ждал, что она поинтересуется, как прошел его визит к судебному медику. Когда она так и не поинтересовалась, Боб сказал, что готов обсудить с ней свои впечатления, если она того пожелает, на что она ответила, что не хочет об этом слышать. Только поблагодарила Боба за помощь, и Боб сказал: “Не за что”.
Заупокойной службы не было, и местонахождение праха осталось загадкой.
Через шесть недель после того, как Боб опознал труп, Конни получила от адвоката письмо, извещавшее ее, что из имущества отца ей ничего не причитается. Но она знала об этом заранее и смирилась, и поэтому особенно сильного эффекта известие не произвело. Боб смотрел, как комически подчеркнуто она отправляет письмо в мусорное ведро под кухонной раковиной. На лице Конни читалось неподдельное удовольствие, и он любил ее нежно, крепко и горячо.
* * *
Не свести вместе Конни и Итана было трудной задачей, потому что оба они регулярно являлись в библиотеку. То Конни чуть не столкнулась с Итаном, уходя сразу перед тем, как ему прийти, то наоборот. Затем был неприятный момент, когда они, не зная того, оказались в библиотеке одновременно, но Боб об этом смолчал, и таким образом удалось избежать сшибки.
И вот как-то ранним вечером, когда Боб стоял на посту за стойкой, Конни и Итан, к величайшему ужасу Боба, вошли в библиотеку вместе. Итан вел ее под локоть, и они смеялись. Они подошли и картинно выстроились перед Бобом: вот мы, пожалуйста! Итан не отпускал руку Конни, та раскраснелась от удовольствия. Боб велел было себе подыграть, сымитировать их шкодливое оживление, но сюрприз был неприятен ему так капитально, что лучшее, что он сумел, это встретить их недоуменным взглядом.
– Что случилось? – спросил он.
– Ты расскажешь? – спросил Итан Конни.
– Я расскажу.
– Ладно, если хочешь, давай.
– Да, давай я.
И Конни принялась рассказывать, вроде бы Бобу, но при этом глядя на Итана.
– Хорошо, – сказала она. – Я ехала в автобусе, и ни до кого мне не было дела, кроме как до себя, когда поняла, что какой-то тип, который сидит через проход, на меня пялится! И хотя понятно, что каждому льстит, когда на него пялятся, все-таки через какое-то время мне это надоело, и я попросила, давайте-ка прекратите, пожалуйста. И он прекратил – примерно на три с половиной секунды. А потом снова стал пялиться, и я уже даже заволновалась немного, потому что, кто его знает, может, он развратник какой? И я стала оглядываться, ища, куда бы мне от него пересесть, но свободных мест не было, и тогда я вынула свою книгу и принялась читать, ну, или притворяться, что читаю, потому что так он увидит, что я занята, и поймет, что мне до него нет дела, верно? Ну, смотрю в книжку и в самом деле начинаю читать, и почти уже позабыла совсем про развратника, который на меня пялился, когда он тянет вдруг свою руку и постукивает пальцем у меня по странице! Я поднимаю глаза, он наклоняется ко мне, лицо такое серьезное, и говорит…
– Ты не так все рассказываешь! – перебил ее Итан.
– Разве? А по-моему, так.
– Она неправильно рассказывает, – сказал Итан Бобу.
– Ну тогда рассказывай сам, – сказала Конни.
– Идет. – Итану потребовалось время, чтобы собраться. – Ну слушай, Боб, – сказал он, – я таки да, я пялился на нее. Прости. Но когда я вошел в автобус, я сразу заметил, что она сидит там вся прямая и чопорная, и как мне было не пялиться? Я и пялился, как обычно бывает между мальчиками и девочками, но была тому еще и другая причина, не очевидная сразу, и заключалась она в том, что было в этой девушке непонятное что-то… какой-то вопрос витал в воздухе над ее головой. Может, я с ней раньше встречался или просто видел где-то еще. Была в ней эта загвоздка, что-то такое… особенное, но я не мог понять, что. И тут она лезет в свою сумку и достает книгу, и я вижу, что книга библиотечная. И не просто библиотечная, а “Преступление и наказание”. И не просто какой-нибудь там экземпляр “Преступления и наказания”, а тот самый, который я тут у тебя брал, с потертым названием и пятнышком на корешке. И стоило мне это увидеть, как тайна раскрылась, и я со всей точностью понял, кто она есть.
– И тогда он наклонился ко мне и сказал…
– Нет-нет, позволь, я, это моя ударная реплика. Я наклонился к ней и сказал: “Ты Конни, а я Итан, и я думаю, нам нужно поговорить, потому что мы оба любим
