любовью”. Он сказал: “Ничего похожего на то, как занимаюсь любовью я”. Он сказал: “Все ли так хорошо у тебя, как кажется?”
– Да, – ответил Итан.
– Но кто она?
– Знакомая.
– И где же вы познакомились?
– На улице.
– Как?
Итан открыл розовую картонку и рассмотрел, что там внутри.
– Это было в то время, когда я был без машины, сидел на Бродвее на автобусной остановке, а она подъехала на новом “понтиаке” и спросила, как проехать к Саду роз. Номера у нее были местные, орегонские, так что я сразу решил, что вряд ли она нуждается в дорожных указателях. “Если у вас так много свободного времени, – сказал я ей, – может, подкинете меня до дома?” Во всяком случае, было у меня впечатление, что именно с такой целью она в первую очередь подкатила. И сказал я это, в общем-то, мягко, но она обиделась или притворилась, что обижается. Тут подошел мой автобус, я в него сел и думать о ней забыл, но, когда уже на своей остановке вышел, там снова был “понтиак”. “Извините, молодой человек”, – сказала она.
Итан выбрал печенье и откусил от него, подхватывая крошки свободной рукой.
– И что потом?
– Она сказала, что подумала, и все-таки, пожалуй, нам с ней по пути. Я сел в ее машину, и она доставила меня к дому.
– А потом?
– Что потом?
Итан поиграл бровями.
– Что, прямо с места в карьер? – спросил Боб.
– Да.
– Белым днем?
– Да.
– И когда это произошло?
– В конце прошлой зимы.
– Как часто вы с ней видитесь?
– Она возникает раз в две недели примерно. Расписания нет, все зависит от нее. У меня нет даже ее телефона.
Итан подтолкнул розовую коробку к Бобу, но Бобу было не до того, так занимал его разговор.
– Но кто же она такая? – завел он снова.
– Понятия не имею, Боб. Видишь ли, это входит в условия игры. Я знаю, что ее зовут Перл, и знаю, что она богата и что она замужем, хотя она делает вид, что это не так – снимает кольцо перед тем, как войти. Ну и ладно, пожалуйста. Пусть прикидывается кем хочет, мне все равно. Как-то она сказала: “Один раз попросишь у меня денег, Итан, и больше меня не увидишь”. Какова, а? Ей нравится диктовать условия, а я делаю вид, что подчиняюсь, но на самом деле верх ей не взять – никогда и ни за что.
– Почему?
– Потому что на самом деле мне до лампочки, вернется она еще раз или нет.
– Но ты же рад, когда она возвращается.
– Рад – сказано слишком сильно. Но я и не прогоняю ее, это правда.
– И все-таки прошлой ночью она, мне показалось, чувствовала себя желанной гостьей, – заметил Боб.
Итан отдал поклон сидя и откусил еще от печенья.
– Знаешь, чем дальше, тем больше встречи с Перл и такими, как Перл, видятся мне чем-то вроде тренировки. Потому что настанет день, приятель, когда я тоже влюблюсь, как ты. И когда это произойдет, я с той, в кого я влюблюсь, буду пылинки сдувать и носить на руках до самой до смерти.
Боб на это сказал, что такой сценарий кажется ему мрачноватым и даже, пожалуй, бессердечным, а Итан ответил ему, что напрасно он придает этому столько значения.
– Ведь, по сути, это всего лишь небольшая любезность, которую мы с ней друг другу оказываем. Все равно что придержать лифт для незнакомца в подъезде. – Он похлопал по розовой коробке. – Отличная сдоба, Боб.
Боб сидел там, покуривая и попивая кофе, посматривал на своего друга и размышлял об огромной разнице в их опыте. Он все еще не знакомил Конни с Итаном, но только сейчас признался себе, что намеренно держит их порознь. И не в том было дело, что он предполагал, будто Конни, вопреки своей воле и своим представлениям о верности, хлопнется в обморок, сметенная с ног профилем Итана и его обаянием; Боб не считал также, что Итан воспользуется этим своим инструментарием с целью отбить у него Конни.
Его страх, его боязливое убеждение состояло в том, что Конни и Итан, познакомившись, придут к пониманию того, что они настоящая пара, куда более настоящая, чем Конни и Бобу когда-либо дано стать. Выглядело это бредом, но бред был резонный и в потенциале своем достоверный. Впервые в жизни Бобу выпали и любовь, и дружба, и все, что ему требовалось, чтобы сохранить это положение, – вообще ничего не делать.
Тридцать минут спустя он сидел перед домом Итана в своем “шевроле”, осознавая опасность ясно и четко: он не должен допустить, чтобы они познакомились. Он им встретиться не позволит.
* * *
Ситуация с отцом Конни развивалась.
Конни пришла в библиотеку через час после того, как Боб заступил на смену, и лицо у нее было красное и зареванное.
– Доброе утро. Слушай, я сделала глупость.
Оказалось, накануне вечером она подкатила к отцу с новостью о своих отношениях с Бобом, и отец отнесся к новости плохо.
– Разве мы не договорились ничего ему не рассказывать? – удивился Боб.
– Договорились, но вот я взяла и рассказала, потому что я идиотка. – Она приложила руку к щеке. – Слушай, я совсем жуть или еще не совсем?
– Ты самую чуточку жуть.
Она вздохнула.
– Я за завтраком пыталась проглотить свои хлопья, но он все орал и орал, так что я бросила все и ушла.
– Но ты вроде сказала, что разговор был вчера вечером?
– Да, вечером он тоже орал. А потом заснул, и я подумала, что все, уже проорался, но с утра он начал по новой. В общем, не знаю, что сказать, кроме того, что он псих, а я чистая идиотка, и не представляю, что нам теперь делать.
Она пошла в туалет, чтобы поплакать еще немного. После этого они с Бобом уселись в комнате отдыха и принялись обсуждать, что можно предпринять в сложившихся обстоятельствах. Боб, осознав, что они как бы на перепутье, преисполнился несвойственной ему смелости и выдвинул идею, что ей не следует возвращаться к отцу, а следует остаться у него дома.
– Что значит “остаться”? Остаться на сколько?
– На сколько захочешь. Навсегда.
– А как же завещание?
– А что завещание?
– Он сказал, что, если мы продолжим встречаться, он лишит меня наследства. Денег, дома, всего.
– Ты думаешь, он это всерьез?
– Не знаю.
– Ну, даже если всерьез, нам от твоего отца вообще-то ничего и не надо. Дом у меня есть. И деньги.
Конни поглядела на него недоуменно, почти обиженно.
– Прости, пожалуйста, это о чем ты сейчас? – спросила она. – Это что, предложение? Это ты меня замуж зовешь?
– А ты этого хочешь?
– Наверное, да.
– Наверное, да?
– Да.
– Ладно, тогда я делаю
