Миллисент долго ждала такой чести, дольше, чем многие. Словно несколько лет просидела за стенами бального зала, глядя в окно на позолоченное убранство залитого ярким светом и наполненного сладким, как мед, воздухом помещения, с тоской следя за кружащимися в вальсе под непрекращающуюся музыку счастливчиками. Никто там не оставался в одиночестве, все постоянно распадались на пары или группы, смеялись и танцевали.
И вот в разгар длящихся целую неделю почестей и веселья Миллисент наконец воспользуется приглашением войти в бальный зал через парадный вход с надписью «Посвящение». Она подберет свои бархатные юбки, шелковый шлейф и все остальное, что полагается иметь в сказках лишенным наследства принцессам, и ступит в принадлежащее ей по праву королевство… Но тут ее мысли прервал звонок – пора покидать читальный зал.
– Миллисент, подожди! – окликнула ее Луиза Фуллертон, которая всегда, еще до посвящения, держалась с ней ровно, вежливо и гораздо дружелюбнее, чем остальные. – Скажи, ты свободна сегодня после уроков? – Луиза тоже шла в кабинет латинского языка, где их ждал следующий урок. – Я хотела бы поговорить с тобой о завтрашнем дне.
– Да, у меня полно времени.
– Тогда встретимся после урока в холле и пойдем в кафе или еще куда-нибудь.
Миллисент испытала прилив гордости, идя по улице с Луизой. Все вокруг видели, что они лучшие друзья.
– Я была очень рада, когда за тебя проголосовали, – сказала Луиза.
Миллисент улыбнулась.
– А у меня прямо сердце тогда зашлось, – призналась она. – Жаль только, что Трейси не прошла.
Трейси, подумала Миллисент. Если есть на свете лучшие друзья, то именно Трейси была ее лучшим другом весь этот год.
– А, Трейси, – протянула Луиза. – Она хорошая девочка и тоже была в списке кандидатов, но… ей бросили три черных шара.
– Черные шары? Что это такое?
– Понимаешь, об этом не принято говорить тем, кто не является членом клуба, но раз ты присоединишься к нам в конце недели, думаю, в этом не будет большого греха.
Они уже вошли в кафе.
– Один раз в году, – продолжала Луиза тихим голосом, когда они уселись в отдельной кабинке, – клуб выбирает наиболее подходящих девушек – кандидаток в его члены…
Миллисент не спеша потягивала холодный сладкий напиток, приберегая ледяной крем напоследок, и внимательно слушала Луизу, которая тем временем говорила:
– Потом проходит большое собрание, на котором зачитывается список и обсуждается каждая кандидатура.
– Вот как? – механически произнесла Миллисент; ее голос звучал напряженно.
– Я догадываюсь, о чем ты думаешь, – засмеялась Луиза, – но все не так плохо. Никакие личные предпочтения во внимание не принимаются. Просто обсуждают каждую девушку: по каким причинам она подходит клубу, а по каким – нет. Потом голосуют. Три черных шара – и девушка выбывает.
– Я могу узнать, по каким причинам не оставили Трейси? – спросила Миллисент.
Луиза смущенно засмеялась.
– Ну, сама понимаешь, девушки есть девушки. Они ни одну мелочь не пропустят. Думаю, некоторые решили, что Трейси слишком другая. Может, ты кое-что ей подскажешь.
– Что именно?
– Ну, например, не надевать в школу гольфы и не носить старый рюкзак. На мой взгляд, это пустяки, но именно такие вещи вносят разлад в сообщество. Ты знаешь, что ни одна девушка в Лэнсинг-Хай под страхом смерти не надела бы гольфы, как бы холодно ни было, а носить рюкзак слишком уж по-детски.
– Наверное, – согласилась Миллисент.
– Что касается завтрашнего дня, – продолжала Луиза, – согласно жребию, ты поступаешь в услужение к Беверли Митчелл, твоей Большой Сестре. Хочу предупредить, она здесь самая крутая, но, если ты все вытерпишь и справишься с этим испытанием, тебя будут уважать.
– Спасибо, Лу, – с благодарностью произнесла Миллисент, понимая, что дело принимает более серьезный оборот – похлеще теста на лояльность или хождения по углям. И что я должна доказать? Что могу безропотно исполнять приказания? Или им просто приятно иметь кого-то на побегушках?
– Все, что тебе нужно делать, – сказала Луиза, выскребая ложечкой остатки фруктового мороженого, – это выполнять то, что скажет Бев, быть кроткой и послушной. Не смейся, не огрызайся, не умничай, иначе она испортит тебе жизнь, и поверь, в этом с ней никто не сравнится. Приходи к ее дому в семь тридцать.
И Миллисент пришла. Она позвонила в дверь и села на ступеньки, поджидая одноклассницу. Через несколько минут дверь открылась, и появилась Бев. Лицо ее было суровым.
– А ну, поднимайся, суслик, – приказала Бев.
В ее тоне было нечто, что рассердило Миллисент. В нем сквозила злость. И какое неприятное прозвище «суслик», хотя, насколько ей было известно, так называли всех девушек, проходящих процесс посвящения. Унизительное прозвище – словно тебе присваивают номер. Полное отрицание индивидуальности. В нее вселился мятежный дух.
– Сказано – поднимайся. Ты что, оглохла?
Миллисент встала.
– А ну, марш в дом, суслик. Застели постель и приберись наверху.
Миллисент безмолвно поднялась по лестнице. Найдя спальню Бев, она принялась застилать белье. С улыбкой она думала: «Какой абсурд – исполнять приказания этой девчонки, словно я прислуга».
Неожиданно в дверях выросла Бев.
– Кончай улыбаться, – приказала она.
Похоже, в их отношениях присутствовала не одна игра. Миллисент могла поклясться, что в глазах Бев было неприкрытое злорадство.
По дороге в школу Миллисент должна была идти в десяти шагах позади Бев и нести ее учебники. Они подошли к кафе, где в ожидании веселого зрелища уже толпились ребята из Лэнсинг-Хай. Миллисент почувствовала облегчение, увидев среди них других девочек, проходивших, как и она, обряд посвящения. Какое-никакое чувство локтя.
– Что бы такое заставить их сделать? – спросила Бетси Джонсон у Бев. Своему «суслику» этим утром она велела пройтись по площади под старым зонтиком, распевая песню «Я всегда гоняюсь за радугой».
– Я знаю, – сказал Герб Далтон, красивый капитан баскетбольной команды.
Бев мгновенно изменилась – стала вдруг мягкой и игривой.
– Тебе нельзя, – проворковала она. – Мальчики не могут вмешиваться в наши девчачьи дела.
– Хорошо, хорошо, – засмеялся Герб и отступил назад, сделав вид, что уклоняется от нападения.
– Времени мало, – вступила в разговор Луиза. – Почти восемь тридцать. Пусть строем идут в школу.
«Сусликам» приказали двигаться к школе в ритме чарльстона, причем каждая из них должна была петь свою песню, стараясь перекричать остальных четверых. На время уроков дурачества прекращались, только не разрешалось разговаривать с мальчиками на переменах или во время ланча… и вообще нигде после школы. Поэтому девочки из клуба подбивали самых популярных мальчиков подходить к «сусликам», задавать им вопросы и втягивать в разговор; иногда «суслик», не сразу опомнившись, клевала на приманку и отвечала. А мальчик выдавал ее, и она получала черную метку.
Когда Миллисент ела мороженое за стойкой во время ланча, к ней подошел Герб Далтон. Еще до того, как юноша заговорил с ней, она заметила его приближение и, опустив взгляд, подумала: «Он так похож на принца, такой загорелый и улыбающийся. А я слишком уязвима. Ну почему именно его мне нужно опасаться?» «Я буду молчать, – решила Миллисент, – и мило улыбаться».
Она одарила Герба
