такой физический характер, было настолько отравлено сладким ядом страсти. Франк пробормотал несколько объяснений относительно комнат. Он тоже чувствовал себя неловко, и это придало ей большую уверенность. В спальне стоял тяжелый аромат, распространявшийся от букета темно-красных роз около кровати. Сразу же все стало лучше. Розы оказали такое же действие, как мимоза, запах которой наполнил квартиру на Дюссельдорферштрассе. Они были важны и имели значение. Может быть это был способ Франка выражать свою любовь. Может быть ему трудно было выразить словами то, что он чувствовал, может быть, несмотря на всю свою смелость, он был застенчив.
– О, благодарю вас! – нежно сказала она.
К ее облегчению у нее оказалась собственная спальня. Она боялась кровати и старалась не глядеть на нее. Франк тоже делал вид, что в комнате не существует такого предмета, как кровать. Следующим сюрпризом было, когда она узнала, что он записал ее в отеле, как свою жену. Это подняло в ее глазах репутацию отеля, но зато снова хлестнуло ее легким чувством унижения. Это обстоятельство делало все еще более темным и лживым. Во всяком случае было совершенно нелепо представлять себе Франка в роли мужа.
– Вы полная противоположность женатого человека, – сказала она, когда он помог ей распаковать вещи и уже нес в ванную ее умывальные принадлежности.
– Разве? – ответил он, стоя в дверях с ее зубной пастой в руках. – А могу я спросить, что называется полной противоположностью женатого человека? «Чужой» – подумала она. Человек, о котором ничего не знаешь. Человек, явившийся издалека, совсем отличный от других, любовник. Она не могла выразить это словами. Она слегка вздрогнула, когда ей пришло на ум это слово, точно молодая лошадь, попятившаяся перед первым прыжком. Потом преодолела это чувство. «Ну, что-ж! – подумала она, – у меня есть любовник». В этой мысли были гордость и презрение.
Она подошла к дверям ванной комнаты. Там, на крючке, висела его пижама, линюче-зеленая, из тяжелого китайского шелка. Он сдвинул в сторону свою бритву, чтобы очистить место для ее крема. Их туалетные принадлежности лежали теперь рядом. Она посмотрела на них, и посмотрел на них также он. Это был большой шаг к близости, как будто все уже случилось. Эвелина быстро вернулась в спальню.
Она снова вздрогнула, когда Франк взял ее за ногу, чтобы помочь ей снять туфлю. Она с удивлением почувствовала, насколько она не подготовлена к тому, что должно было случиться, и умоляюще поглядела на него. Ей страстно хотелось, чтобы он бросился к ней, осилил ее, заставил принадлежать ему, захватил и унес. Но он только смахнул пыль с колен и вышел, внимательный и лишь чуть-чуть обиженный.
Вода в ванне была горяча и утешала. Эвелина украла у Франка горсточку душистой соли для ванны – соль для ванны была роскошью, которую не могло себе позволить хозяйство на Дюссельдорферштрассе, – и легла в воду, тщетно пытаясь освободить мускулы напряженного тела. Лежа в воде, от которой поднимался аромат лаванды, она начала бранить себя. Она думала о том, что женщина со вкусом никогда не употребила бы его собственную соль для ванны. Она надушилась бы каким-нибудь совсем иным запахом, самым противоположным какой только она могла бы найти. Она выбрала бы какой-нибудь экзотический запах, амбру или мускус, – наивно думала Эвелина. Она читала, что женщины сомнительной репутации предпочитали эти запахи. Растирая колени мыльной пеной, она вдруг испытала приступ сознания собственного ничтожества. Она почувствовала себя страшно неподготовленной к тому, что ей предстояло. Искусство любви – эта фраза преследовала ее. О таких вещах только читаешь. Невозможно было представить себя в подобном положении. Тот опыт, который приобретаешь в браке, не имеет никакого отношения к искусству любви. Существовали женщины, искусство которых в любви доводило мужчин до гибели, и, по-видимому, эти мужчины с радостью принимали именно такую гибель.
Если Франк рассчитывает на то, что она искусна в любви, то тогда она пропала и должна будет объявить себя несостоятельной. С меланхолической и иронической улыбкой она посмотрела на кусок мыла, который держала в руке. Это было детское мыло, тот самый сорт, который она покупала для Берхена и Клерхен, единственное, которое выносила ее собственная кожа. Ее кожа была нежна и чувствительна. Она с упреком посмотрела на эту нежную кожу, через которую повсюду просвечивали синие жилки. Она не знала, является ли такая кожа достоинством или недостатком. Собственно говоря, подобная кожа была очень скверна, она имела обыкновение нервно холодеть и покрываться «гусиной кожей».
Она услышала как Франк, в своей комнате, звонит по телефону, и быстро выскочила из ванны. Увидев свое тело в встроенном в дверь зеркале, она критически осмотрела его. От этого исчезли последние остатки от уверенности в себе. «Ну что-ж», – подумала она и стала одеваться. Все это напоминало… напоминало больше всего состояние перед экзаменом. Ночь с Франком лежала перед ней, словно экзаменационный лист, к ответам на который она не вполне подготовилась. Она зажгла свет и, схватив коробочку с ружем, быстро подрумянила скулы. Парижанки были так накрашены. Эвелина вздохнула и почувствовала себя совсем несчастной у нее не было губной помады. Обмакнув кончик пальца в руж, она подкрасила им свои губы. Это сразу придало ей более французский вид. Теперь она с новым оживлением завязала бант на своей блузке и надвинула шляпу на левый глаз.
И тут, как раз в эту минуту, ей в голову пришла мысль, от которой она окаменела. Газовый счет! Она все-таки забыла заплатить по газовому счету. Она оставила его неоплаченным, угрожающим на столе Курта. Газовая компания потеряет терпение. Курт найдет счет. Он позвонит в Гельтоу, а ее там нет… Серые лавины скатывались перед полными ужаса глазами Эвелины и погребали Дюссельдорферштрассе.
– Не смей падать в обморок! – громко сказала она. Это было короткое резкое приказание. Она не упала в обморок. Кроме того, ведь там была Марианна, которая солжет что-нибудь и выпутает ее из этого.
Она быстро напудрила лицо, закусила накрашенные, похолодевшие губы и, приняв легкомысленный вид, подобающий женщине в ее положении, вернулась к Франку.
Франк говорил по-французски, и говорил с женщиной. Эвелина не знала, что подсказало ей, что на другом конце телефонной линии находится женщина, но она была совершенно уверена в этом, и ей стало неприятно. Как она мало знала Франка…
По-видимому он был доволен ее внешним видом. Он взял ее под руку и повел из отеля, мимо рентгеновских лучей – взгляда мадам, на Плас де ла Бургон. На улице было прохладно, но Франк был без пальто. На этот раз
