под цвет постельного белья. Отец отложил книгу и поцеловал мальчика в лоб. Рты обоих поочерёдно раскрываются, но из них вылетала лишь тишина.
Я на секунду подумал, что оглох, но на другой стороне двора гнусаво скрипнула дверь. Резко припав к чахлому кусту, я попробовал сделать вдох, но воздух застрял в горле, как вода у больного бешенством. Мимо скользнула чёрная кошка, а улица вновь утонула в безмолвии. Дальше наблюдать за сценой было невыносимо. Я скучал, припоминая то, чего никогда не было. Зарывшись носом в ворот пальто и покачиваясь из стороны в сторону, словно в лихорадке, я заспешил к общежитию.
Свернув в защищённый деревьями переулок, я вдруг почувствовал, как меж пальцев сочится холодная кашица. Я поднёс к глазам ладонь, в которой до побеления костяшек сжимал горсть снеженики. В тот момент слизнуть её с пальцев показалось хорошей идеей, но уже через несколько минут, опираясь о стену, я возвращал природе её плоды.
Обив снег с сапог, я стянул пальто и низвергнулся лицом в подушку. Включать свет, будить соседей и переодеваться не было ни физических, ни моральных сил.
Вместо будильника, к жизни меня вернули головная боль, сладковатый привкус во рту и першение в горле. Я разодрал слипшиеся веки, отметив, что почти не замёрз за ночь. Хватило пары движений, чтобы догадаться: соседи сжалились надо мной и накрыли одеялом. Мышцы зудели, и всё в стремительно меняющемся мире потеряло смысл. Я жаждал, чтобы мне приснился кошмар, как обычно бывает при лихорадке. Вот только кошмар не снился, он разворачивался. Впереди ждал ещё год, а за ним – целая жизнь, похожая на общажный пол, иногда усыпанный то лепестками роз, чаще – мёртвыми тараканами.
Drachenfutter или Корм для дракона
В редакцию ежедневно поступают горы писем от читателей, чья вера в моральную составляющую понятия «дружба» непоколебима. Заведующий главпочтамта на коленях умоляет меня либо признать поражение, либо осмыслить этот термин с точки зрения практической «цинизменности». Что ж, коль скоро мне клятвенно обещали, будто бы моя корреспонденция начнёт наконец приходить без опозданий, охотно берусь за исполнение данной просьбы.
С момента, как я устроился в ту самую захудалую газетёнку, прошло уже полгода, и моё недовольство разрасталось, ветвясь, словно гипербола. Пока мне скрепя сердце поручали только колонку «Бабушкины секреты» и сплетни про местных звёзд на последней полосе. Под «звёздами», конечно, подразумевалась буддистская блэк-метал группа «Скополамин», слухи о которой, впрочем, едва ли сильно противоречили информации на официальной страничке. И когда я уже подумывал сделать перерыв в карьере, фортуна наконец подманила меня своей щедрой ручкой.
Вскочив с постели от резкого хлопка и истошного воя сигнализаций, я накинул на голые плечи пальто и метнулся в подъезд. Расталкивая друг друга локтями, люди истерически кричали и падали на мостовую от недостатка свежего воздуха.
Мне насилу удалось пробиться сквозь толпу. В ушах звенело. Не успев толком проснуться, я забыл схватить с прикроватной тумбочки очки и теперь отсутствующим взглядом наблюдал за происходящим через объектив камеры.
Спустя некоторое время до меня наконец дошло, какая жизнеразрушающая и в то же время жизнеобразующая сенсация попала на плёнку в ту ночь. И вот я уже сижу в резко подорожавшем такси и мчусь сквозь мрак в коморку, которую мой начальник гордо именует редакцией, чтобы только наутро покинуть её вместе со свежим тиражом.
За полчаса обратной дороги в трамвае взгляд несколько десятков раз скользнул по шрифту знакомой передовицы. Уже к полудню меня разбудил звонок, инициатор которого переманивал на работу в конкурирующую газету, где мои статьи и обрели официального автора. Теперь кроме утомительного копирования чужих репортажей, я мог позволить себе прогулки по улицам в поиске новостей. Жизнь, как и оттиски в новой редакции, теперь была цветной, и я даже приобрёл нехарактерную привычку улыбаться прохожим.
Во время одного из таких променадов натренированный взгляд выхватил из толпы сгорбленного человека с опущенной головой. Почувствовав, что стал предметом чужого пристального внимания, он поднял лицо. Едва успев отвернуться, боковым зрением я всё же зацепил знакомые воспалённые глаза бывшего одногруппника.
В мозгу стремительно пронеслись события последних нескольких лет. Я был в гостях у его семьи перед самым выпуском, незадолго до того, как переехать в новую квартиру. Только сейчас до меня дошло, что его дом находился примерно в том же районе, что и мой теперь. Да и довольно редкая фамилия совпадала. Сейчас мне казалось диким, что даже подобный факт не навёл меня на мысль. Забыв о существовании этого человека, я не предал значение совпадениям и не смог сложить два и два.
Тем не менее, надежда на то, что моё мрачное предположение окажется ошибочным, ещё имела место быть. Я заставил себя вспомнить в деталях содержание собственной заметки: «…дома находились две женщины и трое детей. Девушке удалось эвакуироваться из горящего здания и спасти мальчика 1977 года рождения. К сожалению, девочка 1982 и мальчик 1986-го годов рождения погибли. Пенсионерка с инвалидностью скончалась ещё до приезда скорой…».
Я поднял брови и выдохнул через нос.
Чуть позже мне на почту пришло сообщение от нашей старосты. Она предлагала скинуться, кто сколько может, и помочь нашему знакомому. Я со спокойной совестью закрыл вкладку, ведь за новую квартиру пришлось внести аренду на три месяца вперёд. В конце концов, после трагедии здесь уже прорвало трубы. Закон парных случаев сработал, а молния три раза в одно место не бьёт. К тому же, осветив данную ситуацию, я итак сделал для их семьи больше, чем кто-либо другой.
Эту историю я рассказывал лишь трижды, и только один человек не осудил мои действия – моя благоверная. От неё я как раз таки ожидал реакции по типу: «Как тебе не стыдно?». Но за что мне должно быть стыдно? Мы обучались на одном факультете, а настоящим журналистом, эффективным и преданным делу, удалось стать только мне. Я управляю массами, а не опускаюсь до адресной рассылки.
Не помню, где почерпнул мысль, о том, что списки вроде «1000 книг, которые должен прочесть каждый» несостоятельны. Таких произведений существует только пять, проблема лишь в том, что никто не знает, каких именно. С людьми то же самое. По моим наблюдениям, в жизни необходимо знать врача, адвоката и, возможно, учителя.
Вот она неприятная правда – другие прекрасно жили, живут и будут жить без вас. Не измеряйте людей по себе: если вам не удаётся представить мир, в котором вас нет, то остальные делают это, не задумываясь, как не задумываются перед тем, как сделать вдох. Вы выходите из комнаты, переезжаете, меняете работу и перестаёте существовать. Не тешьте себя верой
