Гари не читает послания всех этих незнакомцев, понятия не имеющих, с кем они общаются. Им это неважно, они одиноки и нуждаются в собеседнике. Все, как и он, используют вымышленные имена и скрывают правду о себе. На виду только их одиночество.
Звонко блямкнув, возникает окошко с фотографией девушки. Гари уже видел это лицо. На подобных сайтах нечасто появляются реальные фото. Увидев снимок, Гари решил, что это фальшивка, никто не выкладывает в Сеть свою фотографию, на которой улыбается прямо в объектив. Место съемки не студия, а парк, модель не приоделась и не накрасилась. Видимо, фотография стырена для розыгрыша и не стоит внимания. Это послание, как и предыдущее, нахально и требовательно: Привееееет! Тут есть кто-нибудь? Сгодится любое человеческое существо, пришелец и даже говорящая обезьяна.
Липа, думает Гари, закрывая диалоговое окошко. Кроме того, ему уже надоела вся эта болтовня, он устал сочинять о себе, врать про свой возраст, работу и дом, устал от льстивого флирта и банальностей трепа, который всегда одинаков и заканчивается ничем.
В номере, откуда он не выходит больше двух недель, все то же самое: орхидея в горшке из серого камня, черно-бежевая мебель. На полу возле двери два подноса, на которых горы грязной посуды – стаканы и белые фарфоровые тарелки с объедками. Гари не просит их унести, ему стыдно показаться на глаза даже скромной уборщице. Он не хочет, чтобы потом девица зубоскалила, в кухне рассказывая о нем подругам. Периодически Гари, дождавшись трех часов ночи, когда уже и лифты смолкают, выставляет подносы в коридор. Тем же манером, не рискуя быть кем-то увиденным, он хватает оставленный поднос с едой и юркает в свой номер, точно крыса в нору. Подносы с объедками, по нескольку дней томящиеся в комнате, напоминают, вторя агенту, что в ближайшее время надо найти работу, иначе будет нечем оплатить счета.
Таковы реалии его нынешней жизни, измаранной, неизменчивой, беспомощной. В грязном узилище с минимумом удобств ничего интересного и нового, все жизненные шансы израсходованы, и даже нет возможности смотреть в будущее, как те люди на улицах. Все его мысли только о прошлом, но не потому что он этого желает, просто не осталось иных вариантов. Если б газетчики могли увидеть его прошлое, они, наверное, были бы добрее к нему. А может, и нет. Возможно, его детство они сочли бы истоком позора и поводом для новых насмешек.
Они с матерью жили в поселке, называвшемся Теманган. Если б у столь маленького селения имелись предместья, газетчики, вероятно, не преминули бы написать о жизни своего персонажа на окраине, где ряд низеньких домов-лавок перетекал в околицу, растворявшуюся в редком леске, что протянулся до следующего поселка. Смеху подобно, как тамошняя деревенщина пыталась выставить себя современными городскими жителями, копя на мотороллер, а затем на машину и мечтая о работе в столице. Теперь, в своем далеке, Гари понимает, насколько эти мечтания были бесплодны, а насмешки изощренных космополитов над устремлениями селян оправданны, ибо ясно как день, что они не могли изменить свою жизнь.
Отец ушел из семьи незадолго до рождения Гари. «Не пытайся найти его, – однажды сказала мать, – он того не стоит». Могла бы и не говорить, поскольку Гари никогда не интересовался отцом. Прочитав в одной газете, что отсутствие мужского влияния в детстве стало причиной его расхлябанности, Гари только посмеялся. Он был робким, но самостоятельным ребенком. Рожденные в одинокую жизнь, думал он, обретают свойство радоваться тому, что имеют. И не задаются вопросом о нехватке любви.
Мать так и не выучилась справляться с одиночеством; она побывала замужем, изведала любовь и, самое главное, привыкла к тому, что всегда кто-то есть рядом. Теперь она поносила жизнь, но причина была не в условиях существования, а в ее одиночестве. «Посмотри на меня, я всего лишь прачка», – вроде бы шутливо и беспечно, но с оттенком горечи говорила мать. Неудачливость ее проявлялась не в том, чем она зарабатывала на жизнь, а в ее одинокости. Судьба отняла у нее спутника жизни, и она, хоть приказывала сыну забыть об отце, сама не могла выкинуть его из головы. Мать была того сорта, кому необходимо, чтобы кто-то разделял их жизнь, соучаствуя в маленьких драмах ежедневного бытия.
Еще маленьким Гари уловил суть ее характера, ее желание втянуть его в свои взлеты и падения, отведя ему роль спутника жизни. Он исполнял задачи, не свойственные ребенку, – вместе с ней развешивал белье на веревках и потом доставлял его клиентам, помогал ей в уборке чужих домов, бегал в лавку купить забытый ею отбеливатель. Все ее слова адресовались сыну, все, что она делала, было ради него. «Такова моя доля, – вздыхая, говорила мать как бы в шутку, словно смирившись со своей судьбой. – Я всего лишь уборщица». Подобными высказываниями она приобщала его к своим тяготам – стирка и прочая черная работа для того только, чтобы поднять сына. С самого детства Гари себя чувствовал обязанным ей.
Он знал, что раньше мать была пианисткой и ее отказ от музыки стал приправой к жертвам, принесенным ради сына. Неплохие способности позволили ей войти в число учеников знаменитого педагога в Сингапуре. Чтобы оплатить ее обучение, родители, школьные учителя в Кота-Бару, продали машину, немногие имевшиеся нефритовые украшения и отдали все свои сбережения. Сингапурские родичи проявили великодушие, бесплатно поселив ее у себя, и все равно жизнь в Сингапуре, уже в семидесятые очень дорогом городе, была борьбой. Родители питали светлые, но реалистические надежды, ибо, в отличие от иных людей со скромным достатком, не позволяли разгуляться своим фантазиям и не грузили дочь чрезмерными ожиданиями. Отчасти это объяснялось тем, что они не вполне представляли себе жизнь музыканта и какие возможности она открывает. Будь они более сведущи, они бы, наверное, повысили свои требования, но сейчас, непритязательные трудяги, ни на что особо не рассчитывали. Они помнили происходившее в шестидесятых годах не только в их стране, но и в соседних – насилие, беспорядки – и знали, что жизнь простых людей может перемениться в один миг. Смирение – способ выжить, амбиции – источник горестей.
Родители всего лишь надеялись, что по завершении обучения дочь станет учителем музыки. Преподаватель, знали они по себе, достойная профессия. Такую жизнь они могли вообразить.
Завышенные ожидания исходили от самой матери Гари. Прилежная ученица с хорошей техникой, способная, но не выдающаяся, она позволяла себе мечтать о сольных выступлениях в концертных залах Европы. Мать сознавала границы своих возможностей, но это не обуздывало ее фантазию. Отрабатывая каденции, стремясь к максимальной виртуозности и выразительности,
