она чувствовала все больший разлад между воображаемым и действительным – хотелось блестящего исполнения, но пальцы не подчинялись мозгу, хотелось передать глубокие чувства, но было нечего сказать. От ее усилий талант только съеживался.
В довершение всех бед она влюбилась в своего учителя. Он был на двадцать лет старше и неудачно женат, но это ее не остановило. Добрый, красивый, внимательный, раньше он вел жизнь, о которой ей мечталось. Учился в Лондоне, давал небольшие концерты в Париже и Вене. Мать никогда не спрашивала, почему он вернулся на родину, не интересовалась причиной его неудачи. Главное, он тоже вырос в глубинке Малайзии, в поселке Паханг. Ей казалось, она его понимает.
Прочти вы об этом в воскресной газете, вы могли бы решить, что это начало любовной истории, отражающей дух времени и благие перемены в стране, где царит оптимизм и молодежь на гребне волны. Вообще-то могло быть и так.
Когда, немного спустя, мать объявила семье о своем предстоящем замужестве, родители ему воспротивились не только из-за разницы в возрасте невесты и жениха и обстоятельства, что последний уже женат. Их настораживало иное – ненадежность, которую они в нем разглядели. Неизменно улыбчивый, с идеальным косым пробором в аккуратной прическе, он всегда знал, что сказать, и не медлил с подачей реплик, словно загодя отрепетированных в схожей обстановке. Спору нет, он был хорош собой, но слишком близко поставленные глаза и точеный нос придавали ему изнеженный вид. Не женственный, но ненадежный. Эти черты, просочившись через фильтр поколения, перешли к его сыну, наделив того редкостной и удивительной красотой, однако сам он жил в иные, более суровые времена, когда мужчина с подобной внешностью вызывал не восхищение, но подозрение. На что еще он способен, кроме как очаровывать?
Молодожены перебрались в Куала-Лумпур, где приобрели домик в районе Черас. Потом отец встретил другую женщину. Мать Гари он бросил, когда та была на четвертом месяце. Жизнь вдруг предоставила ей свободу выбора, хоть и относительную. Она могла бы отыскать мужа и потребовать его возвращения, пригрозив всякими бедами, но гордость удержала ее от мщения; она могла бы найти приют в родном доме, вернувшись к родителям, но этому мешал стыд; она могла бы сделать аборт, но уже возникшая любовь к ребенку повелела его сохранить. Мать осознала, что многое в ее жизни создавало иллюзию, будто она сама управляет своей судьбой, но оказалось, что это вовсе не так.
И все-таки несколько раз муж к ней возвращался, однако, пробыв дома пару недель, вновь исчезал. Он появлялся с маленькой виниловой сумкой в сине-красную клетку, где хранилась его одежда, и рассказами о встречах с новыми людьми и своих новых занятиях. Отец забросил преподавание и музыку как недоходные, ибо имелось множество иных способов сколотить капитал. Он приобщился к торговле вразнос – один приятель сказал ему, что только на продаже «Энциклопедии Британника» можно загребать по тысяче ринггитов в месяц, не говоря уж о ширпотребе. Отец был полон планов. Он подвизался на мелкой политической арене, собирая голоса для столичного бизнесмена, участвовавшего в местных дополнительных выборах. Хотел заняться журналистикой, дабы вскрыть всю несправедливость и гниль происходящего в стране: политики-стяжатели грабят и обманывают свой народ, бросив на произвол судьбы тех, кто в них крайне нуждается.
Казалось, он вобрал в себя горести всей страны, однако не замечал тягот огрузневшей беременной жены. Порой он молол вздор, и мать вспоминала, как его охарактеризовали ее родители: «Артистическая натура. Подведет». Когда муж разглагольствовал о неисполнении долга политиками, ей не хватало духа сказать: «Посмотри на себя, ты плюешь на близких, которые в тебе так нуждаются». Она не смогла бы объяснить, почему в его недолгие визиты продолжала ему готовить и ложилась с ним в постель, ночью прислушиваясь к его частому прерывистому дыханию, как будто не ей, а ему требовалась забота. Даже когда он ушел окончательно, мать беспокоилась, что он плохо питается, что ему негде ночевать, что он сбился с жизненного пути.
Вскоре после родов она узнала, что за организацию политического митинга где-то на севере ее муж угодил в тюрьму. Так он и был то на воле, то в застенке, покуда не сгинул бесследно.
Одно время мать давала музыкальные уроки детям из семей среднего класса, в которых родители желали, чтобы их отпрыски стали окультуренными личностями. Глядя, как в начале каждого урока ученики с отвращением продираются сквозь гаммы, она недоумевала, зачем родители понуждают детей учиться тому, что им противно, и гадала, что вообще такое «окультуренная личность». «Если собираешься поступать в Гарвард, – пояснила одна мамаша, наблюдая, как ее шестилетнее чадо исполняет примитивную пьеску, – надо быть окультуренным. В смысле, играть на пианино, понятно?» Мать совсем не так представляла себе свою жизнь, но хотя бы стала учителем музыки – и то хлеб, даже если ученики не питают любви к ее предмету. Закрыв глаза во время очередного спотыкающегося исполнения «К Элизе», она могла притвориться, будто занята хорошим, достойным делом.
Но все это длилось недолго – месяцев восемь, едва ли год. Автобусом до Бангсара или Дамансары, красивых, но очень далеких пригородов, потом пешком, всегда пешком, по широким улицам вдоль ряда домов с полуэтажами и декоративными деревьями в садах – мать устала. Дорога туда-обратно занимала четыре часа, еще час длился урок, и все это время малыш ее был дома один. Иногда она поручала его соседке, иногда нанимала индонезийку с остекленевшими красными глазами и бессмысленной улыбкой, но тогда к концу недели оставалась почти без денег. Да еще тревога, вечная тревога. С малышом или с ней могло произойти что угодно. От взглядов мужчин в автобусе становилось не по себе, а такси было не по карману. Мать прекратила вечерние уроки. Если с ней что-нибудь случится, что будет с ребенком? Стало ясно, что дальше так продолжаться не может.
Смерть ее родителей, сначала отца, следом матери, принесла с собою некоторое облегчение. Пришлось вернуться на север, в округ Келантан, чтобы утрясти незавершенные дела покойных, а затем перебраться в их домишко в поселке Теманган, мало чем отличавшемся от деревни. Мать, выросшая в этих краях, оценила свежий воздух и виды дикой природы, поглощавшей цивилизацию и наделявшей ощущением уединенности. Десять лет назад здешняя атмосфера удушала, теперь же успокаивала. Кончина родителей дала повод сбежать от столичной жизни. Всем был понятен отказ матери от преимуществ большого города и собственных амбиций, даже имелась возможность наиграть трудное возвращение к сельскому бытию.
Ко времени, когда Гари подрос и мог дать определение простым чувствам, таким как страх, одиночество
