плите, – всё пока нормально? Справляетесь?
– Инга-то? – зевая, спросила Ирка, – да ничего, работаем. А как Феликс? Что-то его давно не видать.
– Да ты его больше и не увидишь.
Кружка с остывшим чаем, взятая Иркой в этот момент со стола, чуть из её пальцев не выскользнула.
– Как так?
– А вот так. Он что, тебе нужен?
– На хрен он мне?
– Вот этот вопрос и я себе задала вчера, когда мы приехали с ним к отцу и он там на Прялкину стал таращиться.
– На кого? – не поняла Ирка, опять взяв кружку и всё же сделав глоток из неё.
– На Прялкину. У отца врачиха такая есть – выше тебя ростом, с большими сиськами и блондинка.
– А лет ей сколько?
– Под сорок. Лет тридцать семь.
Ирка поперхнулась, забрызгав чаем полкухни.
– Он что, мудак?
– Да она на тридцать примерно выглядит. Он не знал ведь, сколько ей лет. Он на неё просто уставился, как баран, а она аж нос задрала и рожу такую сделала, что противно стало смотреть!
– Тогда ты – чудачка, – вздохнула Ирка.
– Спасибо, что так удачно ошиблась с буквой, – отозвалась Наташа и стала резать морковь, которую Женька уже почистила. Все её движения выдавали нервное состояние.
– Я бы на твоём месте и не морочилась, – продолжала Ирка, зевая, – он ведь фотограф! Ты понимаешь – фотограф! Я даже не сомневаюсь, что он на неё смотрел глазами специалиста – ну, типа: вот при таком-то свете, в таком-то ракурсе она вышла бы не фигово!
– Да, особенно если её раздеть догола, – вставила Наташа, – и повернуть спиной. И нагнуть. Вот так он и думал.
Ирка расхохоталась. Потом притихла и посерьёзнела.
– Может быть. Вполне вероятно. Все они – кобели. А кто не кобель, с тем не интересно.
– Вот поэтому мне не хочется ничего, – вздохнула Наташа, – и не захочется.
– Ну, и зря. Мы по философии проходили вчера Шопенгауэра и Ницше. Кто-то из них сказал: «Огонь – для того, чтоб греться, а руки в него совать не стоит!» Надо просто уметь всегда и везде соблюдать дистанцию. Вот и всё.
– Это ты так можешь, тебе всё по барабану. А для меня это трудно. Мне очень жалко мать. Она всё ещё жива только потому, что не знает, кого он трахает на работе!
– Прялкину?
– Может быть. Но точно его застукивали с Ларисой. Она – хирург, ей тридцать пять лет. Представляешь, Ирка? Он никогда мне не был особо близок. Я с детства чувствовала весь этот ужас. Талантливый человек, кандидат наук, почти тридцать лет спасает людей, а самого близкого человека зверски, мучительно убивает! Теперь вот мама сходит с ума – боится, что он не перенесёт этого инфаркта.
– Бедная твоя мама, – вздохнула Ирка, – она ведь такая добрая!
– Очень. Я такой быть не хочу. Уж лучше я буду злая. Не знаю, что ждёт меня там, за гробом, но здесь я жить в аду не намерена! Слишком много хорошего в этой жизни, чтоб променять всё это на ад.
– Я тебе об этом и говорила. Надо держать дистанцию.
– У тебя это получается?
– Да, конечно. На первом месте для меня – музыка. Тот, кто скажет, что я в этом не права, больше никогда ничего мне сказать не сможет. Я – пианистка, и никакой петух наседкой меня не сделает!
– Ирочка! Моя мама, врач, так же рассуждала про медицину. А потом встретила папу, который был более талантливым медиком, и ты знаешь – всё вдруг сместилось.
– Знаю, – важно кивнула головой Ирка, – но, к счастью, более талантливых пианистов, чем я, не было и нет. И долго ещё не будет.
Наташа жестом дала понять, что это бесспорно.
– Да, так и есть, – разозлилась Ирка, – или ты думаешь, что я хвастаюсь?
– Вот как раз именно за это тебя никак нельзя упрекнуть! Я по себе знаю, насколько трудно быть скромной, если ты – лучшая.
Высыпав морковь в суп и затем накрыв булькающую кастрюлю крышкой, Наташа сделала шаг к окну. Ирка, наблюдая за ней, увидела, что когда она посмотрела вниз, лицо её изменилось. На нём возникла тревога, если не паника.
– Что такое? – спросила Ирка, – Дунька там с Лёнькой опять сидит?
– Нет, хуже! С джин-тоником! Твою мать! Пойду, отберу.
С этими словами Наташа очень решительно повернулась. Ирка остановила её.
– Не надо. Не делай этого. Будет хуже.
– Да куда хуже-то? Ведь сопьётся!
– Нет. Она эпатирует. Не ведись на это, а то действительно будет пить каждый день.
Наташа заколебалась. И тут чирикнул дверной звонок.
– Наташка, открой, пожалуйста, – попросила Ирка, – ты всё равно ведь стоишь. Если это к Женьке пришли, позови меня.
Покладистая Наташа бросилась открывать. Вернулась она вместе с тётей Ниной – ещё не старой блондинкой с пятого этажа, которая подбирала всех бесприютных кошек, чтобы затем пристраивать их в хорошие руки. Больше, чем кошек, она сменила только мужей. Один из них, самый стойкий, благополучно прожил с ней целый месяц, но кончил тем, что, случайно встретившись возле лавочки с пятью псами Галины Генриховны, вдруг начал на них мяукать, шипеть и умер от страха.
– Девочки, – не теряя времени на формальную болтовню, пошла напролом спасительница животных, – у моей Муськи котятки уже прозрели. Можете брать. Все – рыженькие.
Наташа имела неубиваемый козырь – отец, мол, в реанимации, не до кошек сейчас, но Ирка так сразу не отбрехалась, хоть говорила громким и твёрдым голосом.
– Тётя Нина, – произнесла она, – котёнок мне здесь не нужен! Женька его замучает. Понимаете?
– Да за это ты не тревожься, – успокоительно замахала руками добрая женщина, – моя Муська даже овчарок гоняет, ты сама знаешь! А я уж вижу, что все котята пошли в неё, так что твоя Женька тут живо без глаз останется, если будет мучать животное!
– Вот вы сами всё и сказали, – пожала плечами Ирка, – зачем мне Женька без глаз? Она и с глазами-то, извините за выражение, задницу себе подтереть нормально не может! Нет, нет и нет! Никаких котят!
К счастью, тётя Нина сообразила, что наболтала лишнего. Суетливо спросив Наташу, как чувствует себя папа и как у Дуньки дела, она поспешила ретироваться. На смену ей прискакала Женька. Она начала с того, что спустила трусики перед Иркой и показала ей попу, которая была чистая, а закончила тем, что плюнула сестре в морду и удалилась, ни слова не говоря.
– Ты зря её разозлила, – занервничала Наташа, следя, как Ирка салфеткой стирает с лица плевок, – у неё глаза сейчас очень страшные! Она запросто может что-нибудь вытворить.
– Пусть попробует, – прошептала Ирка, вся бледная, – видно, мало ей драли уши! Зараза чёртова!
Покачав головой, Наташа вновь стала смотреть в окно, а Ирка – прислушиваться к весёленьким голосам десятка ребят, сидевших на лавочке и заборе. Занятые каждая своим делом, обе они не заметили, как опять из комнаты вышла Женька со стареньким ноутбуком,
