соседним столиком, и с непринужденностью человека, много и хорошо выпившего, принялся их рассматривать.
Дольников сделал заказ официанту — триста водки и каких-нибудь бутербродов. Официант вернулся мгновенно, и друзья выпили по стопке — долгая дорога требовала возмещения потраченных усилий.
— А чего мы раньше сюда не заходили? — спросил Гена.
— Раньше здесь такого не было, — сказал Олег.
— Зря, — серьезно заметил Мирончик.
— Согласен…
Олег вдруг весь подобрался: ему показалось, что в глубине бара увидел ненавистный чуб. Он даже откинулся на спинку стула — хотелось разглядеть получше.
— Знакомый? — спросил Гена, все всегда замечавший.
— Так… — отозвался Дольников, вытягивая шею. — Не понял еще.
Он видел только затылок и щеку молодого человека, сидевшего в компании двух приятелей. Но даже сзади был очень похож на того юнца, который своей презрительной улыбкой выставил их с Дианой из этого бара.
При виде чуба у Олега сжались челюсти. Неужели нашел? Не отдавая себе отчета, он ведь за этим сюда и явился: найти и рассчитаться. И Мирончика с собой взял — в таких делах на Гену можно было положиться.
— Кто это? — спросил Гена.
— Никто, — мрачно отозвался Дольников. — Выпьем?
— Давай…
Они выпили, и Олег снова повернулся к столику, за которым сидел его предполагаемый обидчик. Хотелось, чтобы тот обернулся, но парень, наоборот, клонился вперед, что-то рассказывая своим друзьям, и лица его Дольников не мог разглядеть.
— Я его знаю? — спросил Гена.
— Нет.
— А тебе он зачем?
— Хочу дать по роже.
Гена внимательней присмотрелся к парням.
— Их больше.
— А когда тебя это останавливало?
Гена хмыкнул, расправив плечи:
— Подойти?
— Подожди, — остановил его Дольников.
В это мгновение обладатель чуба наконец повернулся, отыскивая официанта, и Олег разочарованно выдохнул — это был совсем другой человек.
— Ну что? — спросил Мирончик.
— Не тот.
— Жалко. А то я уже хотел…
Дольников еще раз взглянул на незнакомца и уже собирался отвернуться, но тот заметил направленный на него взгляд и резко выпрямился.
— Чего таращишься? — крикнул он через весь зал.
От этого крика у Олега словно что-то встопорщилось вдоль позвоночника.
— Что? — крикнул он в ответ, чувствуя, как лицо его искажается злобной гримасой.
— …сто, — выругался парень, плечистый, широколицый, с узкими глазами хулигана. — Репу заверни!
— Заткнись, урод! — не остался в долгу Олег.
— Ну все, — тихо сказала Мирончик.
Парень поднялся, за ним подхватились и дружки. Втроем они медленно пересекли зал. На них смотрели. Люди затихли, предчувствуя недоброе. Кое-кто косился на дверь.
— Слышь, ты чего хочешь? — нависнув над Олегом, спросил нарочито низким голосом, чуть не хрипом, чубатый.
Дольников поднялся. Он был одного телосложения с этим парнем и ничуть его не боялся.
Но за ним стоял высокий, грузный детина и представлял настоящую опасность.
Третий был невзрачен, костляв, но тоже смотрел недобро, то ли от страха, то ли от желания драки.
— А ты чего хочешь? — спросил Олег, становясь грудь в грудь с чубатым.
— Слышь, дядя, — сказал тот, пока не решаясь ни на что серьезное. — Вали отсюда. И коротышку своего забирай.
— Что? — спросил Гена и выдвинулся вперед.
Задрав голову и сжав свои маленькие кулачки, он встал едва ли не впритык к чубатому. Он едва достигал макушкой его подбородка, но нисколько не тушевался. И эта несообразность, видимо, рассмешило парня.
— А ты куда? — спросил он с издевкой, наклоняясь к Мирочику. — Иди отсюда.
— Это ты иди! — немедленно среагировал Гена. — Пока цел.
— Тоха, ну он дает! — не выдержал костлявый.
Чубатый изумленно покачал головой.
— Чего? — тихо спросил он, не веря тому, что сейчас услышал.
— Того! — приподымаясь на цыпочках, ответил резким тоном Мирончик.
Тоха еще раз покачал головой, затем неожиданно махнул рукой и сбил с Гены очки.
Это была ошибка. Мирончика можно было бить как угодно, в том числе и ногами, но только не трогать его очки. Как все пожизненные очкарики, он относился к ним с повышенной щепетильностью.
Очки брякнули о мраморную плитку, который был выложен пол, и троица дружно рассмеялась — поступок Тохи вызвал всеобщее восхищение.
Но длилось оно недолго.
Рыкнув, Гена подсел под противника, выставил руки и рванул кверху — и Тоха, перевернувшись в воздухе, полетел головой вниз, сбив по дороге соседний столик.
В один миг все зашумело и завертелось, как на цирковой площадке. Олег схватил за грудки рослого приятеля Тохи, тот тоже вцепился в него. Кто-то кричал, слышался грохот падающих стульев, но Дольникову было не до того. Изо всех сил стараясь не упасть, он тянул своего врага на себя, одновременно пытаясь ударить его в лицо. Тот занимался примерно тем же, и один раз задел костяшкой кулака по уху — чувствительно. Однако Олег не сдавался, и сильным ударом разбил-таки противнику нос.
Тот отпрянул, и Дольников уже хотел прийти на помощь Мирончику, потерявшемуся в сутолоке, но вдруг послышался пронзительный женский крик, и все остановилось.
Озираясь, Олег пятился и искал взглядом Мирончика.
Центр зала был разгромлен. Повсюду валялись опрокинутые столы и битая посуда. А среди этого кавардака на осколках стекла лежал Гена, широко разбросав руки и откинув голову.
Дольников бросился к нему. Приятель не шевелился и, как показалось, не дышал. Его затылок был в крови. Она сочилась густо, блестящая лужица под головой увеличивалась в размерах с устрашающей быстротой.
— Врача! — закричал Олег, не зная, за что хвататься. — Вызовите скорую!
Кто-то говорил за его спиной, бегали люди, внезапно появилась милиция, и Дольникова оттащили в сторону.
— Помогите ему! — кричал он, ничего не понимая и вырываясь. — Помогите!
— Поможем, — отвечал суровый голос. — Успокойтесь.
Кое-как Олег пришел в себя. Его держали под руки два милиционера, еще двое сидели на корточках возле Мирончика.
— Бутылкой, — сказал один из них, поднимая темно-зеленый осколок стекла.
— От шампанского, — сказал второй.
Первый кивнул и продолжил осмотр.
Дольников обмяк. До него дошло, что случилось.
— Он жив? — спросил, вздрагивая от звука своего голоса.
Его всего затрясло, он едва мог стоять на ногах.
— Жив, — ответил ему один из сидевших на корточках милиционеров. — Пока.
— Где же скорая?
— Едет.
Вскоре вошли врачи и санитары, обмотали Мирончику голову бинтами, положили на носилки и понесли к выходу.
— Как он, доктор? — рванул к ним Дольников.
— Плохо, — сказал один из врачей, проходя мимо.
— Пустой бутылкой? — уточнил один из милиционеров.
— Да, — ответил второй.
Другие миллионеры опрашивали персонал, свидетелей. Все деловито и спокойно исполняли свои обязанности, будто не произошло ничего необычного.
— Можно, я сяду? — спросил у своих охранников Олег.
— Пойдемте, — сказали ему.
Его вывели на улицу, посадили в бело-синюю машину за решетчатую дверцу. Дольников молча подчинялся своим конвоирам, быстро трезвея и с нарастающим
