как дядя Федя — это наш сторож, звонарь, электрик, слесарь и по совместительству большой друг старшеклашек — красил дверь у своей хлипкой хибарки. Руки у него были заляпаны. Цигарку он держал кусачками!
Я не мешал народу думу думати, на пальчиках вышел из класса и бегом во двор.
— Дядь Федь, кусачки! Человек пропадает!
— Все пропадают, — тягостно прохрипел с койки дядя Федя. Он был одетый. Лежал поверх ветхого цветастого одеялишка, ноги сливались к полу. — Я вон тоже пропадаю… И всем хрен по деревне! А я тем временем про-па-даю по полной программе!.. Хоть подавай заявлению на два метра… [74] И не бежу к директорию — спасай! Вчера я… анчутка чумородный… Заутюжил… гвоздодёру… [75] Всё го́ром горит… Печень рассыпается на атомы… Отерезвиться ба… Дожил!.. На реанимацию [76] копейки худой нету! Не с чем даже пойти на гейзер… [77] Ну дай на стопку дурочки, профессор кислых щей!
— Н-нету…
— Тогда, заусенец, и кобры [78] нету. Нечего тут бал подымать! [79]
— Ка-ак нету? — Кусачки сине выглядывали из-под его ног.
— Так и нету… Кусачки мы уже проехали, базарило. Об чём ишшо твои хлопоты?
— Ка-ак нету?.. Ка-ак нету?.. Да во-он лежат отдыхают!
— Все посля праздника лежат отдыхают. Я, навпример, тоже лежу отдыхаю… Культурно…
Я присел пустой, а встал уже с кусачками. Ну что делать? Что посмеешь, то и пожнёшь!
— Дядь Федь, через три минутки верну.
— Положь, грабитель, где взял!
Сторож дёрнулся было встать.
Хмель лениво толкнул его в грудь, он чуркой вальнулся снова на койку.
Я осторожно ухватил гвоздь и так сильно сжал ост-рогубцы, что откусил шляпку.
— Эх, мазуля! — хором ругнули меня одноклассцы.
— Не спеши, — подала совет Почему. — С достоинством снимай ухо с гвоздя, как шляпу с вешалки.
— Вовсе и не остроумно, — с укором заметила бледная Ануся.
Вызволенный Яков зажал мочку, стриганул из класса.
На белую рубашку капнула с пальца кровь и алой звёздочкой вспыхнула на груди.
И на весах судьбы случаются недовесы.
С. Белоусов
— Антракт окончен! — Илья Ильич Косой воинственно обвёл притихающий класс единственным глазом, на подходе к столу махнул журналом. — Садитесь. С вашего позволения сяду и я.
Он распахнул журнал. Поправляя чёрную повязку на виске, забегал единственным глазом по столбцу наших фамилий.
— Тэ-экс… трэ-экс… Ну, кто хочет двойку исправить? На пятёрку? Или на кол?.. Это кому какая пьеса ближе… Четверть… акт на исходе. Ловите момент. Сегодня я добрый после Первомая… — Он поднял голову, осмотрелся. — Клыков, ты что? То поднимешь руку, то опустишь. Дразнишь? Тут не Испания. Ты не матадор, я не бык с одним глазом. Иди на сцену. Давай монолог… э- э-э… Решай вот эту… Я ногтем отметил…
Илья Ильич отдал Юрке задачник по тригонометрии и забыл думать про урок. Воистину, «работа — время, в течение которого наиболее полно используется право на отдых».
Вчера Илья Ильич был в театре. Разве мог он это утаить? О! Он такой театрал! Он не скажет: перемена кончилась, а непременно: антракт окончен. Класс у него труппа, подсказчик — суфлёр, доска — рампа, простор у доски — сцена…
Наверное, в Махарадзе не только математики, но и все мышки большие театралки. Как-никак в Махарадзе сам Немирович-Данченко родился. Разве это ни к чему не обязывает?
Ещё ка-ак обязывает… Так обязывает, что Илья Ильич в пол-урока не может вжать свои вчерашние театральные впечатления.
С театра Илью Ильича весело сносит в зыбкую глубь веков, в детство, к гусям. Пузыриком он пас гусей. И вечно у него были распри с этими гусями. Кончились пикантные препирательства тем, что он недосчитался глаза. Всякий раз пропажа ока трактовалась разно. Сегодня скажет, что убегал от осатанелого гусака, наткнулся на что-то и выколол. Через неделю эта версия забывалась, подавалась свежая.
Оказывается, однажды полусонного пастушонка подняли и велели гнать на луг стадо. Мальчик гнал и плакал.
К нему подошёл вожак.
— Ч-че-го… ч-че-го… плачешь? — спросил гусак.
— По тебе соскучился! — ещё сильней ревнул Илюнька и бездумно плюнул.
Вожак степенно отёр лицо крылом белым и одним ударом выхватил у крохи глаз и проглотил.
— Вот какова себестоимость глупости! — Илья Ильич назидательно постучал себя по чёрной повязке и тут же, без перехода, не поворачиваясь к Юрке, резко: — Клыков, реплику!.. Ответ!
Это так неожиданно, так нахраписто, что Юраня вздрогнул, побелел. Какой ответ? Задачка ещё не решена.
А шло всё премило.
Одни, таких было большинство, с живейшим показным участием слушали исповедь театрала, другие сбились на передних партах в могучую кучку, скопом пыхтели над клыковской задачкой.
Такое разделение ролей устраивало, похоже, всех.
Но отдуваться, оттопыриваться приходится одному Юроньке. Задачку даже асы не развязали!
— Попрошу ответ! Что-то слишком долго я не слышу ответа! — Илья Ильич всё так же не поворачивается к Клыкову, начинает сердиться. — Какой пустяк! Называй ответ и садись. Аншлаг! Пятёрка на сберкнижке! Или в кармашке под булавкой! Храни, где хочешь…
Юрка зачем-то полез в карман. В кармане пусто, уныло.
Он вздохнул для разгонки, затянул песню табунщика.
— Вы посмотрите на него! — настоятельно рекомендует Илья Ильич. — Нужно всего одно число назвать. А он из вводных слов, из предлогов, междометий пересказывает «Войну и мир». Видите, куда у него Гендель-Будённый поскакали? [80] Ответ!
Юрка назвал и тупиково покраснел.
— Сам за себя краснеешь! — Илья Ильич тукнул указательным пальцем в столешницу. — На авось сказал. И не угадал. Невоспитанный молодой человек!
— Почему-у? — удивился класс.
Илья Ильич обрадовался этому интересу и уже вдохновенней продолжал:
— А потому… Вы знаете, что сказал наш великий земляк? Ни больше ни меньше: «Хорошее воспитание — это когда другим хорошо»! А мне от такого ответа нехорошо! Потому Клыков и невоспитанный!
— А больше ничего такого интересного не сказал наш великий земляк? — пискнул девчачий голосок откуда-то от окна.
Вопрос был провокационный. Надо было как можно дальше увести математика от урока. Дальше от урока — дальше от двойки!
— Сказал! «Режиссёр должен умереть в актёре». Слышал, Клыков?
Юраня торопливо кивнул.
— Так вот лично в тебе, в плохом актёре, я не собираюсь умирать. Не дождёшься! — почти выкрикнул он с вызовом. — Умирай, но — сам! Я тебе компании не составлю! Будешь знать, как наугад выкрикивать ответы!.. Сам себе устроил бенефис… Садись и больше не волнуйся. Я ставлю тебе твёрдую двойку. Аплодисментов, переходящих в бурные овации, не надо! Вставать тоже никому не надо!
Те, кто решал Юрке задачку и не решил, распято уставились
