Круть (с разделением на главы) - Виктор Олегович Пелевин

— Вот это и есть самое любопытное. Значит, Варвара Цугундер ещё жива. Как вы понимаете, это может означать только одно.

— Она сейчас в банке, — сказал я. Ломас кивнул и улыбнулся.

— Естественно, система это уже проверила.

Такой клиентессы нет ни на одном таере.

— Она могла поменять имя и идентичность.

— Официально этого сделано не было. Значит, Варвара Цугундер получила баночный статус нелегально. Обманным путем. Она скрылась в баночной вселенной инкогнито. Ею может оказаться кто угодно. Даже вы.

Я попытался засмеяться, но не смог.

— Следите за Кукером дальше, Маркус. Через тех, с кем он общается. Мы не должны ослепнуть полностью. Нам надо знать, что он собирается делать.

Сердюков шёл к велодрому медленно, стараясь, чтобы Кукер не отставал. А Кукер не торопился, чтобы не выглядеть рядом с кумом слишком уж предупредительным.

Мимо прошли два улан-батора из охраны. Они покосились на Кукера, потом на Сердюкова — но ничего не сказали.

— Ты чего, начальник, крутить меня ведёшь? — спросил Кукер.

Дождавшись, пока улан-баторы отойдут, Сердюков ответил:

— Просто перетрём. Разговор такой будет, что свидетелей не надо.

Они дошли до полирамы с динамо-машинами, и Сердюков сел на протёртое кожаное седло в середине сборки.

— Садись рядом, — сказал он Кукеру. — Спиной к кумчасти, чтобы нас не записали.

— Да нас, если надо, через твой имплант запишут, — осклабился Кукер.

— Корпорация запишет. Только она наш базар братве не сольёт.

— Тоже верно, — согласился Кукер и сел рядом с Сердюковым на параллельную раму. — По понятиям присесть на седло можно. Крутить нельзя. Как петухи раньше говорили — не то зашквар, что кум на бутылку посадил, а то зашквар, что сам по ней жопой водишь.

— Не слышал, — сказал Сердюков. — Интересная идеология.

— Это не идеология, — ответил Кукер. — Просто наблюдение.

Сердюков начал крутить педали. Сперва он двигал ногами медленно. Постепенно подмерзшая смазка разогрелась, он стал крутить быстрее — и наконец огромный винт ветробашни чуть заметно повернулся. Сердюков остановился и перевел дух.

— Одному такую махину не повернуть.

— Да, — согласился Кукер. — Трудно.

— Кукер, — сказал Сердюков, — ты это понимаешь? Я крутил целую минуту, а винт стоял. Потом только сдвинулся. Почему система так работает?

Кукер пожал плечами и сплюнул.

— Смотри, — продолжал Сердюков. — Видишь, чёрная коробочка на задней втулке? Ты, когда педали крутишь, передаёшь на неё механический момент через велосипедную цепь…

— Я не кручу, — поправил Кукер.

— Ну не ты. Условный крутила. У каждой пары педалей коробочка своя. Момент преобразуется в электричество, а оно передаётся на ветроредуктор. Заключённые могут крутить с разной скоростью, в меру сил. Кто как может. Все приносят пользу организму планеты согласно способностям.

— Слышал такое, — ухмыльнулся Кукер.

— На ветроредукторе электрическое усилие масс складывается и подаётся на ротор, — продолжал Сердюков. — Чем больше народу крутит, тем быстрее идёт винт. Я деталей не знаю, но суть примерно такая. Мы все — тонкие ручейки, стараемся как можем. А вместе сливаемся в Доброе Государство. В такую махину, какую никому не побороть… Но только когда все честно крутят. А не в отказе, как ты назначил. Вон, посмотри — на женской зоне винт крутится. А у нас стоит.

Сердюков опять начал крутить. Прошла минута, и пропеллер сдвинулся ещё немного.

— Ну и редуктор у кума, — вздохнул Кукер. — Вот страна, а?

— Знаю, Кукер, — сказал Сердюк. — Всё про этот редуктор знаю. Ну не может страна сейчас иначе. Не может. Такая у нас история и культура. Но люди ведь крутят. Я вот кручу. И ничего. Не опоганился вроде. Живой.

— Я тоже вроде живой, — хмыкнул Кукер.

— Это временно.

— В каком смысле? Угрожаешь, начальник?

— Нет. Ты же по факту мой пациент. Зачем я тебе угрожать стану? Я тебе помочь хочу. Тебя убить пытались. Знаешь почему?

Кукер усмехнулся.

— Петухи с приморской мутят.

— Нет, Кукер. Их самих в любой момент замочить могут. Дело именно в отказе от крутилова. Сам крутить не ходишь, это полбеды. А то, что народ не пускаешь, уже проблема.

— Намекаешь, кумчасть меня чикнуть хотела?

— Не намекаю, Кукер. Уведомляю. Я с Тоней говорил. Крутить надо будет по-любому.

Кукер презрительно улыбнулся и вскинул весёлый взгляд в небо. Совсем как Ахилл, глядящийся в вечность перед последним боем, подумал я.

— Чего ты добиться-то хочешь, Кукер? — продолжал Сердюков. — Не хочешь крутить сам, я не велю. Понимаю твой статус. Но народ на вахту каждый день выходить должен. Я тебе по секрету скажу — нам с тобой систему не победить. Её можно только медленно реформировать, заменяя зло добром на личном поле деятельности. Незаметно для окружающих. Человек слаб. Сегодня ты герой-победитель — а если завтра охрана ещё одну куру в барак пропустит? Вторая тебя не чикнет, так третья сделает. Власть отмашку даст — куры тебя на цугундер по-любому поставят.

Кукер закрыл глаза и задумался.

Мне показалось, будто он совсем отключился от мира и ушёл так далеко вглубь себя, что вот-вот потеряет равновесие и свалится с рамы. Он даже покачнулся. Сердюков хотел уже поддержать его — но вовремя отдёрнул руку.

По блатным понятиям каждый, кто коснется петуха, должен пять раз прокричать «кукареку», а потом драить пол перед петушатником зубной щеткой. Урке ещё ладно, а начальнику это не к лицу.

Но Кукер уже вернулся в реальность. Вид у него был умудрённый и хитрый.

— Допустим, я соглашусь, — сказал он. — Но как я братве объясню? Скажут, что ссучился. И будут правы.

— Это, Кукер, твоя проблема, — ответил Сердюков. — Кумчасть с тобой потому только и разговаривает, что ты эти вопросы решать умеешь. Иначе какой с тебя прок?

— Верно, начальник. Но просто так арестантский уклад развернуть не выйдет. Люди не поймут. Нужно кумчасть прогнуть. Хотя бы символически. Так, чтобы братва не сомневалась.

Сердюков покачал головой.

— А как ты кумчасть прогнёшь?

— Есть способ. Но не уверен, что он тебе понравится.

— Говори.

— Что у кума самое святое? — спросил Кукер.