волос, и понимал, что в последние месяцы хозяину стало не до старого друга – тот тратил свое время на нее, на несчитаные поцелуи в шею и плечи своей жены. Он пытался спрятать в своих губах ее морщинки и грел ее своим мощным телом словно раскалённая печка, а она вжималась в него все крепче и крепче, до холодных слез желая сына.
В остальное время хозяин неутомимо занимался золотом и добывал мед.
К этому времени он приобрел современную японскую плавильню и другое оборудование, где сам отделял от шихты все ненужные примеси. Чистое золото он лил в формы, добиваясь весовой точности. Слиток должен весить ровно одиннадцать килограммов, ни граммом меньше, ни граммом больше. Он шлифовал золотую поверхность до идеального состояния, затем помещал золото в бокс, на который автоматически наводил лазерный луч прицела. Протасов надевал специальные перчатки, брал рудаковское клеймо, молоточек, прикладывал инструмент точно к лазерному перекрестью и выверенным ударом ставил на слитке пробу. Три девятки… Безусловно, при тщательной экспертизе, выявится, что золото отливали недавно, совсем не в советские времена – но кого это будет волновать после подтверждения качества металла… Каждый новый слиток он укладывал в ящик от патронов, проклеенный мягким войлоком, и прокладывал ряды слитков поролоном – ведь даже мельчайшая царапина уменьшала стоимость драгоценного металла. Заполненные ящики он отвозил во Фрунзе, в арендованное спецхранилище банка «Эврика», имеющее двенадцать степеней защиты.
Пока Протасов вел хитрые переговоры с владельцем банка об отмывании неких активов, споря, какая доля отойдет банкиру, отставные военные его части вели негласное наблюдение за банком, чтобы его случайно не ограбил залетный криминал.
Задачей банкира Абылгазиева был перевод реального золота на виртуальный металлический счет в Швейцарском банке, который банкир открыл Протасову… Когда они наконец договорились о проценте банкира и подписали бумаги, транзакция прошла, и Протасов мгновенно стал официальным мультимиллионером. Банкир в свою очередь вывозил золото в Китай, получая взамен товары и технологии, которые реализовывал на постсоветском пространстве, благодаря чему сам стал легальным олигархом Киргизстана. Что там Березовские и Абрамовичи, когда у тебя собственная гора, осыпающаяся тоннами золота в быструю реку!
Шло время, а Арык даже не навестил племянника. Ему разрешили взять двоих стариков, чтобы они помогали на пасеке. Дело шло, все ладилось.
Абаз, казалось, ни о чем не беспокоился, жил размеренно, одинаковой жизнью, день за днем. Он кормил козочку свежей травой, которой было не слишком много, так как солнце высушивало ее почти на корню. Иногда он баловал Айпери кусочком лепешки, которые сам пек в старом треснутом тандыре. Но и муки было мало.
Абаз никогда не спал, не дал Господь ему такой привилегии. Он всегда находился на одной линии жизни, словно со стороны видя вариативность бытия, как бы сказали высоколобы
– Ты слишком умный! – говорил ангел с огромным хозяйством.
– Когда-нибудь твой атавизм перевесит, ты рухнешь на землю и разобьешься, – отвечал Абаз, щекоча козочку за ухом.
– Ангелы бессмертны! – лыбился владелец якоря.
– Пусть не умрешь, но будет больно.
Другие, обыкновенные ангелы пытались увещевать третьего, что все должно случаться по-доброму, по согласию и правилам. У них не имелось половых признаков, впрочем как и ума. Они были просто функциями с детскими пухлыми щечками, в коротких туниках, с белыми крылышками в крапинку. Третий вообще не понятно в кого пошел!
– Валите в задницу! – злился ангел с аномалией.
– У нас нет задниц.
Сам аномальный гадил исправно, воруя у Абаза лепешки. Он любил громко пустить газы в тот момент, когда Абаз играл на комузе и пел свои нежные песни. Ангел гадливо улыбался и судорожно чесал бороду, в которой завелись какие-то насекомые, просил у Абаза бритву.
Молодой человек был светел ликом, и борода у него не росла.
– У дядьки твоего есть бритва! – напомнил злой ангел и вновь испустил непристойный звук. – Это песня моя такая.
– Дядька давно в Америке.
– Вернулся две недели назад. Мед делает.
– Дядя Абаз вернулся?!
– Сходи да сам погляди!
– Мне за Айпери приглядывать надо. Она еще совсем маленькая…
– Мы приглядим, приглядим! – пообещал срамной ангел, похожий скорее на нехаляльного ворона из Корана, а не на Божью функцию. – Иди смело! Принеси консервов, бутылку виски и бритву, желательно с автошейфом!
– Дядя Арык не пьет. Он мусульманин.
– Бухает почем зря. Особенно вечером. Когда солнце заходит! Последний раз он молился, когда ты родился: молил Аллаха, чтобы он забрал тебя! «Только идиота в их семье не хватало! – говорил. – И так один безглазый!» А когда твой дядька чуть было не угробил угарным газом всех родичей, а ты своим писклявым голоском всю семью спас, он тебя вообще возненавидел!..
И Абаз пошел поглядеть на дядю, брата своего отца. По пути он подумал о еврее Фельдмане, которому уже пора добраться до Израиля и жениться на девушке Рахили. И вспомнить еще, что у него там запрятано в часах с боем… Он подумал об Эли Вольперте: что человек этот очень старый, и много в нем знаний, могущих принести страдания. А еще молодой человек решил, что Протасов куда-то не туда направляется, что слегка сбился с пути капитан, правая нога всегда делает шаг длиннее, чем левая, потому Абаз больше не собирает с ним мед. Пусть железную дорогу строит… Больше он ни о чем не думал, так как уже дошел до пасеки.
Ему не повезло: Протасов был в отлучке, а дядя Абаз скривился, увидев родное, но порченое семя, и пальцами так сделал, будто голубей разгонял:
– Кыш, кыш! Пшел!..
Абаз что-то в ответ замычал, подвывая, что вывело пасечника из себя. Он в сердцах схватил дымарь, отреставрированный племянником, и кинул в него, попав в голову. Из рассечённой брови молодого человека потекла кровь, но, к счастью, струйки быстро подсохли на лице.
Двоим старикам не понравилось, что Арык так обошелся с бактылуу, блаженным, и они напомнили ему, что он уже не в Америке, что здесь закон старейшин главнее закона страны, и чтобы так уничижать родную плоть, особенно бактылуу, надо самому родиться выродком, а за такой поступок в былые времена его бы выгнали из аула безвозвратно.
– Езжай в свою Америку обратно! Будешь обезьяной работать в зоопарке за бананы! – указали дорогу аксакалы.
Второй просто плюнул Арыку в ноги.
Пасечник побагровел и кинулся было на стариков с кулаками, но тут один из них ловко выхватил из-за широкого пояса пистолет Макарова и выстрелил на испуг в небо… А потом дедушки крепко побили Арыка и, связав ему руки и ноги на пару часов, насыпав в рот песка, чтобы молчал…
– Мы Протасова
