Говорил длинную задушевную речь худощавый брюнет с загорелым, энергичным лицом. Очень хорошо говорил: о великом пятилетнем плане, о необходимости коллективной обработки земли. Юрка знал его: это был Бутыркин. Потом говорила новая знакомая Юрки - о значении яслей, о раскрепощении женщины, тоже о коллективизации. Юрку странно волновала и речь ее,- с какими-то неуловимо знакомыми интонациями, теми, да не теми,- и весь облик девушки,мучительно-милый, знакомый и в то же время чуждый. И вдруг мелькнуло: "Лелька!" Все поразительно напоминало Лельку. Только глаза у этой были стального цвета, и больше ощущалось определенности в лице, больше мужественности какой-то, что ли.
Дивчина кончила, села рядом с Юркой. Стала говорить школьная работница. Юрка спросил:
- Ты, случаем, не знакома с Лелей Ратниковой?
- Как же - не знакома! Родная мне сестра.
- Да что ты?! Вправду?
- Ну, ясно.
- Ведь она в нашей бригаде, здесь же.
- Здесь?!
Нинка так это крикнула, что все обернулись. Жадно стала расспрашивать вполголоса Юрку. Спросила:
- А ты меня завтра не возьмешь с собой, чтоб повидаться с нею?
- Ну как же? Очень хорошо. Назад тебя в санях же и отвезу.
Председатель стал вызывать женщин сказать от лица матерей. Бабы пересмеивались, толкались и прятались друг за друга.
Выступил опять Бутыркин. Он говорил хорошо, знал это и любил говорить. Юрка никак не мог согласовать с его задушевным голосом и располагающим лицом то, что про него рассказала Нинка. Бутыркин говорил о головокружительных успехах коллекти
визации в их районе, о том, как это важно для социалистического строительства, о пользе яслей и детских приютов.
- Товарищи! И за наши ясли нам нужно ухватиться изо всех наших сил. Владелец этого дома упирается, хочет дом удержать за собой, подал на нас в суд, но мы этого дома все равно ни за что не отдадим. Лучше уж воротим те тысячу восемьсот рублей, что он заплатил за этот дом.
Прочли проект резолюции. Председатель спросил:
- Не будет ли каких добавлений к резолюции? Нинка сказала:
- У меня есть добавление.
Вышла к столу президиума. Глаза блестели озорно и весело.
- Товарищи! Есть, к сожалению, и среди партийцев люди, которых кашей не корми, а дай им побольше наболтать разных красивых слов. А дойдет до дела,форменный рвач, обыватель, только и думающий о своем кармане. Тем приятнее видеть, что выступавший здесь товарищ Бутыркин не из таких. Я удивляюсь, что в резолюции ничего не упомянуто о том, что тут заявил товарищ Бутыркин, Он обещается воротить новому хозяину те тысячу восемьсот рублей, что получил от него за этот дом, только бы дом остался за яслями. Это - поступок, достойный настоящего коммуниста-большевика. Я предлагаю в резолюции выразить благодарность товарищу Бутыркину за его предложение.
В публике взрывались короткие смешки. Бутыркин растерялся, вскочил, зло блеснул глазами.
- Я не это сказал! Нинка невинно спросила:
- А что же вы сказали?
- Я сказал, что если суд присудит дом в его пользу, то дома ему не возвращать, а лучше отдать деньги, которые он за дом заплатил.
- Откуда деньги взять?
- Из общественных, конечно. Откуда же еще? Нинка протянула:
- Я очень извиня-аюсь! Я думала, вы хотели отдать те деньги, что сами с него за этот дом взяли. Я вас не так поняла. Конечно, в таком случае об вас вовсе не нужно прибавлять в резолюции.
Женский голос из публики крикнул:
- Своих-то не хотится отдать, что за дом получил! А у другого дом даром отобрал! Ловок. Хохот шел по собранию.
* * *
Утром Юрка с Ниной поехали в Одинцовку. Стоял морозец, солнце сверкало. За успокоившимися бело-голубыми снегами дымчато серели голые рощи, в них четко выделялись черные ели. Юрка настойчиво расспрашивал Нинку о ее работе, жадно смотрел в глаза.
- Так, говоришь, середняка никак нельзя раскулачивать? А если он в колхоз не желает идти? Значит, против социализму, значит, враг классовый! Нешто не так?
- Ясно, не так. Ленина не читал? Разрывать нам нельзя с крестьянством, надо его постепенно перевоспитать, а не нахрапом действовать.
Юрка недоверчиво поглядывал на нее.
- И вправду,- чтоб только добровольно шли?
- Ну как же иначе!
- А когда раскулачиваем, все нужно отбирать?
- Все, конечно. Весь инвентарь, весь скот и вообще излишки все.
Юрка поколебался, вдруг спросил:
- Ас мальчишки пятилетнего валенки можно снять? Нинка изумленно оглядела его.
- С ума сошел!
Юрка отвернулся и замолчал. Долго правил молча, старательно нахлестывал кобылу. Потом решительно повернулся к Нинке.
- Так не надо было валенки отбирать? Категорически?
- Категорически.
- Та-ак...
Всю остальную дорогу он глубоко молчал.
* * *
Нинка, не стучась, распахнула дверь и ворвалась к Лельке. Крепко расцеловались. Смеялись, расспрашивали, дивились, что так близко друг от друга работают и не знали. Нинка видела в комнате две кровати, видела Ведерникова, сидящего на одной из них. Но об этом не спрашивала. Кому какое дело?
Закусывали, пили чай. Лелька вдруг вспомнила.
- Погоди-ка! Тут недавно инструктор приезжал, справлялся о комсомолке Ратниковой, что ведет подрывную работу. Напоролся на меня. А это, случаем, уж не ты ли была?
У Нинки знакомым Лельке озорным огнем загорелись глаза.
- Видно, я и есть. Все время доносы шлют, что развожу контрреволюционную работу... Наверно, про меня.
Осторожно вошел в комнату Юрка, присел к столу.
Не прошло и получасу,- между Нинкой и Лелькой запрыгали такие же колючие электрические искры, как, бывало, у них обеих с матерью, при беседе с нею.
Нинка изумленно пожимала плечами.
- Какая нелепость! Чего вы этою принудительностью достигнете?
Лелька, враждебно глядя, отвечала:
- Ты не понимаешь, чего? "Бытие определяет сознание",- слышала ты когда-нибудь про это? Как ты иначе перестроишь собственническую психологию мужика? "Убеждением"? Розовая водичка! Ну, будут рыпаться, бузить,- может быть, даже побун-туют. А потом свыкнутся и начнут понемножку перестраивать свою психологию. А дети их будут уже расти в новых условиях, и им даже непонятна будет прежняя психология их папенек и маменек.
- Вот какая установка! Это, Лелька, ново! Ни в каких партийных директивах я такой установки не встречала. Где это сказано?
Вмешался Ведерников и резко сказал:
- Это, товарищ, сказано в нашем пролетарском сознании. А Лелька насмешливо прибавила:
- Тебе непременно хочется "директив"? Ты разве не читаешь директив из райкома и окружкома? Все они только одно повторяют: "Гни на сплошную". А как иначе гнуть? Или, может быть, ты не признаешь компетенции окружкома? Желаешь разговаривать только с Политбюро?
Расстались враждебно. Юрка повез Нину обратно.
* * *
Приехали к Нинке. Она стала звать Юрку зайти, попить чайку. Юрка привязывал лошадь к столбику крыльца. Вошел хозяин со странным лицом и взволнованно сказал Нинке:
- Тут из окружного исполкома приехал какой-то... Велел вам сейчас же, как приедете, прийти к нему в сельсовет... Э, да вон он. Не терпится. Сам опять идет.
Подошел человек в кожаной куртке, с широким, рябым лицом и шрамом на виске; на куртке алел орден Красного Знамени.
- Мне сказали, гражданка Ратникова приехала. Это вы? Нинка побледнела от "гражданки".
- Я - Ратникова.
Приезжий оглядел Юрку и Нинкина хозяина.
- Нам нужно с вами, гражданка, поговорить наедине. Пойдемте, походим.
Юрка глядел, сидя на перилах крыльца. Приезжий расхаживал с Нинкой по снежной дороге, что-то сердито говорил и размахивал рукою. Побледневшая Нинка с вызовом ему возражала. Приезжий закинул голову, угрожающе помахал указательным пальцем перед самым носом Нинки и, не прощаясь, пошел к сельсовету. Нинка воротилась к крыльцу. Глаза ее двигались медленно, ничего вокруг не видя. Вся была полна разговором.
Вошла с Юркою в избу и с усмешкою сказала хозяину:
- Белено всю работу прекратить и завтра явиться в райком.
Юрка спросил:
- В чем дело?
- Потом как-нибудь.
Пообедали вместе. После обеда сидели под навесом двора, на снятой с колес телеге. Нинка рассказывала: от облисполкома была получена директива: тем, кто вздумает выходить из колхоза, возвращать только одну треть имущества, а все остальное удерживать в пользу колхоза. Евстрат Метелкин привел к ней крестьян, Нинка им объяснила, что такого закона нет. Они ее попросили им это написать.
- Я, конечно, написала. Почему бы нет?.. Кричал, что это контрреволюция, что я вообще веду подрывную работу в крестьянстве, что еще сегодня утром об этом получено заявление в ГПУ от товарища Бутыркина. Грозился отправить меня отсюда по этапу. Я ему: "Вы говорите со мною, как с классовым врагом!" - "Вы, говорит, и есть классовый враг. Только помните, мы и не с такими, как вы, справлялись".
Юрка раздумчиво сказал:
- А он с орденом Красного Знамени. Значит, человек категорически приверженный.
