Oph-два.
— А не про мертвые растения в хренильоне километров отсюда, — добавляет Рамон, и все смеются.
— Муравьи, — продолжает Констанция, — уносят семена и слизывают с них элайосому. Так растение предлагает муравьям вкусную еду в то время года, когда им трудно найти пищу, а муравьи сажают новые подснежники, и это называется мутулизм — цикл, в котором…
Миссис Чэнь подходит, хлопает в ладоши, и цветок исчезает.
— Все, Констанция, спасибо.
На вторую еду сегодня бифштексы из 3D-принтера и шнитт-лук с фермы № 2. У мамы лицо встревоженное.
— Сперва ты безвылазно сидишь в пыльном Атласе, а теперь снова муравьи? Мне это не нравится, Констанция. Мы должны смотреть вперед. Ты же не хочешь кончить, как…
Констанция вздыхает, готовясь выслушать долгую предостерегающую историю о сумасшедшем Элиотте Фишенбахере. Он после своего библиотечного дня сутками не слезал с «шагомера», забросил учебу и перестал соблюдать расписание, только бродил в одиночестве внутри Атласа, пока у него пятки не потрескались, а затем, по маминым словам, у него что-то сломалось в мозгах. Сивилла закрыла ему доступ в библиотеку, взрослые отобрали у него визер, но Элиотт Фишенбахер отвинтил кронштейн от полки в библиотеке и несколько ночей кряду пытался пробить дырку во внешней стене, насквозь через обшивку «Арго», подвергая опасности себя и других. По счастью, всегда говорит мама, это заметили раньше, чем он успел пробить внешний слой. Элиотта заперли в семейной каюте, но там он сумел накопить сонных таблеток и принял смертельную дозу. Когда он умер, его тело выбросили в шлюз, не проводив даже пением. Не раз мама указывала на титановую заплату в коридоре между туалетами № 2 и № 3, где сумасшедший Элиотт Фишенбахер пытался пробиться наружу и убить всех на «Арго».
Однако Констанция давно не слушает. На противоположном конце стола Изекил Ли, приятный мальчик немногим ее старше, стонет и вдавливает в глаза кулаки. Его еда нетронута. Сам он белый, почти зеленый.
Доктор Пори, учитель математики, который сидит от Изекила слева, трогает его за плечо:
— Зек?
— Он просто устал от уроков, — отвечает мама Изекила, но, на взгляд Констанции, он выглядит хуже чем просто усталым.
Отец заходит в столовую. В бровях у него застряли крошки компоста.
— Ты не был на собрании с миссис Чэнь, — говорит мама. — И у тебя на лице грязь.
— Виноват, — отвечает папа. Он вытаскивает из бороды листик, сует его в рот и подмигивает Констанции.
— Папа, как сегодня наша сосенка? — спрашивает Констанция.
— Намерена к твоим двадцати годам пробить макушкой потолок.
Они жуют бифштексы, и мама говорит, что Констанция должна гордиться их миссией, что экипаж «Арго» — это будущее человечества, что все они воплощают надежду и дух открытий, отвагу и стойкость, что они расширяют окно возможностей, что они несут накопленные человечеством знания, словно факел, к новой заре, а пока не стоит ли Констанции проводить больше времени в игровом отделе? Как насчет «Джунглей», где надо светящейся волшебной палочкой салить пролетающие монетки, или «Парадокса ворона», который развивает рефлексы… но тут Изекил Ли начинает биться головой о стол.
— Сивилла, — спрашивает миссис Ли, вставая из-за стола, — что с Изекилом? — а Изекил откидывается назад, стонет и падает с табурета.
Все ахают. Кто-то говорит: «Что такое?» Мама снова обращается к Сивилле, а миссис Ли поднимает голову Изекила и кладет себе на колени, папа зовет доктора Чха, и тут Изекил извергает на мать фонтан черной рвоты.
Мама кричит. Папа тащит Констанцию прочь от стола. Рвота у миссис Ли на шее и на волосах, на штанинах доктора Пори, и все в столовой пятятся от своих тарелок, папа вытаскивает Констанцию в коридор, и Сивилла говорит: Инициирую карантин первого уровня, всем не занятым жизнеобеспечением корабля немедленно уйти в каюты.
В каюте № 17 мама заставляет Констанцию продезинфицировать руки до подмышек. Четыре раза она просит Сивиллу проверить их жизненные показатели.
Пульс и частота дыхания стабильные, говорит Сивилла. Давление в норме.
Мама встает на «шагомер», включает визер и через несколько секунд уже скороговоркой перешептывается с людьми в библиотеке: «…откуда нам знать, что это не заразное?..», и «…надеюсь, Сара-Джейн все простерилизовала…», и «…что доктор Чха видела, кроме родов? Несколько ожогов, перелом руки, несколько смертей от старости?..».
Отец сжимает Констанции плечо:
— Все будет хорошо. Иди в библиотеку и заканчивай сегодняшние уроки.
Он выходит в коридор. Констанция садится, прислонившись к стене, мама ходит в «шагомере», выставив подбородок и наморщив лоб. Констанция встает, подходит к двери, дергает ручку.
— Сивилла, почему дверь не открывается?
Сейчас перемещения разрешены только тем, кто занят жизнеобеспечением корабля, Констанция.
Констанция видит, как Изекил морщится от света, падает на пол. Безопасно ли папе выходить из каюты? Безопасно ли в каюте?
Она встает на свой «шагомер», рядом с маминым, и включает визер.
В библиотеке взрослые размахивают руками, а вокруг них вихрем кружат документы. Миссис Чэнь ведет подростков по лесенке к столу на втором ярусе и кладет посередине оранжевый том. Рамон, Джесси Ко, Омикрон Филипс и младший братишка Изекила Тайвон смотрят, как из книги появляется тридцатисантиметровая женщина в синем комбинезоне с надписью «ИЛИОН» на груди. «Если во время вашего долгого полета, — говорит она, — возникнет необходимость соблюдать карантин и не выходить из кают, держитесь обычного образа жизни. Ежедневно делайте зарядку, встречайтесь с членами экипажа в библиотеке и…»
Рамон говорит: «Знаю, что у людей бывает рвота, но никогда сам такого не видел», а Джесси Ко перебивает: «Я слышала, карантин первого уровня длится семь дней, что бы ни произошло», и Омикрон подхватывает: «Я слышал, карантин второго уровня длится два месяца», а Констанция говорит Тайвону: «Надеюсь, твой брат скоро поправится», и Тайвон сводит брови, как когда решает задачку по математике.
Под ними миссис Чэнь идет через атриум и присоединяется к взрослым у стола. В пространстве между ними плавают изображения клеток, бактерий и вирусов. Рамон говорит: «Давайте сыграем в „Девятикратную тьму“», и все четверо взбегают по лестнице в игровой отдел, а Констанция еще минуту смотрит на летящие книги, затем берет из коробочки на столе бумажный листок, пишет «Атлас» и бросает листок в щель.
— Фессалия, — говорит она и проваливается сквозь земную атмосферу и плывет над ржаво-бурыми горами Центральной Греции.
Внизу появляются дороги и многоугольная сетка изгородей, заборов и стен, возникает знакомая деревушка: шлакоблоковые ограды, черепичные крыши под обрывами — и вот уже Констанция идет по растресканному асфальту к горам Пинд.
Влево и вправо разбегаются боковые улочки, от них грунтовые дорожки серпантином взбираются на склон. Констанция проходит мимо домов,
