подрезанными крыльями. Он производил неизгладимое впечатление благодаря тому, как себя подавал. Этого у него никогда не отнять, как бы ни старались ограниченные идиоты в ужасных туфлях.
Я выложила на покрывало видавшие виды утренние брюки и потрепанный смокинг – диккенсовский наряд, который, на мой взгляд, как нельзя лучше соответствовал внутреннему состоянию Фрэнка, чтобы утром он увидел его вместо дурацких брюк хаки и футболки, а на прикроватную тумбочку положила цилиндр. К тому времени я практически спала на ходу – «А ты знала, что лошади спят стоя?» – и тоже пошла спать. Не включая свет, я просто залезла под одеяло. И обнаружила там Ксандера.
– Что ты делаешь в моей постели? – спросила я.
Он открыл глаза и сонно моргнул.
– Погоди, Златовласка. Я думал, ты уехала, и вернулся в свою комнату. Что происходит?
– Я не уехала. Подвинься. Закрой рот и убери руки.
Меня понесло. Как будто прорвалась плотина. Я все ему рассказала. Все, что пережила за день и хотела рассказать мистеру Варгасу.
– И тут Фрэнк говорит: «А ты знала, что еще в эпоху неолита, более пяти тысяч лет назад, древние люди жевали жвачку, полученную из березовой смолы?» Представляешь, мы чуть не умерли от страха, а он спокойно рассказывает об истории жевательной резинки!
Ксандер поднял руку.
– Что?
– Можно, я кое-что скажу?
– Валяй.
– Фрэнку не дали надеть его броню. Ему пришлось защищаться фактами. Он использует их как силовое поле.
20
Я проснулась при свете дня от воя Фрэнка. Не помню, как оказалась на пороге его комнаты. Фрэнк, одетый в живописные диккенсовские отрепья, хватал за лодыжки Мими, на которой был ее обычный комплект из джинсов с кардиганом плюс цилиндр.
– Мне здесь не место! – кричал Фрэнк.
– Я скоро закончу, – отвечала Мими.
Меня напугала мертвая невыразительность ее голоса.
– Мне здесь не место!
– Я почти закончила, – повторила она.
Я поняла, что тон ее голоса напоминает мне Фрэнка.
– Замолчите оба! – крикнула я.
– Элис, проснись, – сказал Ксандер, тряся меня за плечи.
Я открыла глаза. На улице едва начинало светать.
– Проснулась, – сказала я. – Который час?
– Еще и шести нет.
– Выметайся отсюда, – потребовала я. – Тебя здесь не было.
Я и рада бы сказать, что в реальности утро прошло более осмысленно, только это не так. Мими велела мне отвезти Фрэнка в школу. В футболке и кроссовках. И в джинсах.
– Вы говорили с психиатром? – спросила я.
– Когда? Я полдня проторчала в больнице, а когда вернулась, села за работу. Никакие психиатры нам не нужны. У Фрэнка все наладится. Непременно. Не спорь и не морочь мне голову.
Ксандер стоял перед гаражом, глядя, как мы идем к машине. Он был босиком и в одних шортах, чего никогда не позволил бы себе в середине января в Алабаме или Небраске. Он скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что не одобряет эту затею.
– Хочешь, чтобы Ксандер поехал с нами? – спросила я у Фрэнка, оглянувшись через плечо.
– Он не одет, – ответил мальчик.
Выезжая с дорожки, я не смотрела в зеркало заднего вида, а вертела головой. Очевидно, Ксандер помахал Фрэнку, когда мы уезжали, потому что тот печально отсалютовал, явно не мне. Я не хотела смотреть. Не могла этого видеть.
Подъехав к школе, я припарковалась и вышла из машины вместе с Фрэнком.
– Ты куда? – спросил он.
– Провожу тебя в класс.
– В этом нет необходимости, – заявил он. – Теперь я готов к худшему.
– Ты храбрый мальчик, Фрэнк. Я горжусь тобой.
– Благодарю, – сказал он. – Легко быть храбрым, когда взял с собой нож.
– Садись в машину.
Я остановилась перед парком.
– О, мы идем на площадку? – оживился Фрэнк. – Я люблю площадку рано утром, когда песок только разровняли граблями.
– Давай сюда нож, – сказала я.
Я ожидала увидеть большой кухонный нож или, может быть, пластмассовый мачете, однако мальчик вытащил из носка с ромбами старинный ножичек для открывания писем в форме кинжала, в потертых зеленых ножнах с золотым узором.
– Где ты его взял? – спросила я.
– У мамы в столе. Он принадлежал моему дедушке.
– Ты был у нее в кабинете? Что ты там делал?
– Искал маму.
– А ее там не было?
– Была. Она уснула на полу.
– Я понимаю ваше беспокойство, Элис, – сказала доктор Абрамс. – Однако давайте смотреть с положительной стороны. Признайте, что у Фрэнка великолепно развитое воображение – девятилетний мальчик додумался избежать угрожающей ситуации, воспользовавшись «Скорой помощью»! Просто гениально!
– Не думаю, что «Скорую помощь» вызвали по его инициативе, – сказала я. – И вообще, я бы предпочла меньше гениальности и больше здравого смысла.
– Вы сейчас так говорите. Когда-нибудь вы будете этому рады.
– Я отвечаю за него сейчас, – сказала я. – «Когда-нибудь» меня здесь не будет.
Я позвонила психиатру Фрэнка после обыска в парке.
– По-моему, тебе пора поговорить с доктором Абрамс, – сказала я ему.
– Не думаю, что это блестящая идея, – ответил Фрэнк. – Мне вообще не хочется ни с кем разговаривать. Разве что с самим собой голосом радиодиктора сороковых годов. Мы все равно уже на площадке, можно я выйду?
– Разговаривай сколько хочешь, только в машине!
Я заперла его в салоне и набрала психиатра. Та ответила немедленно. Я отвернулась от Фрэнка и описала ситуацию.
– У меня отмена, – сказала доктор Абрамс. – Приезжайте сейчас.
Когда мы приехали, она объяснила, что мне нельзя присутствовать на сеансе, потому что я не родитель. До этого я уже соврала, что звоню по поручению Мими, так что решила не настаивать.
Я не разобрала толком, о чем они говорили, хотя очень старалась – даже прижала ухо к двери. Когда голоса стихли, я плюхнулась в кресло, схватила журнал и растянула губы в ослепительной виноватой улыбке.
– У меня пара вопросов, – сказала я доктору Абрамс. – Можно на минутку зайти к вам в кабинет, а Фрэнк подождет здесь?
Именно тогда между нами состоялся разговор о гениальности и здравом смысле. И я спросила, как она считает: можно ли Фрэнку возвращаться в ту школу.
– Поймите, – сказала она, – я не могу ничего с вами обсуждать, пока не поговорю с его матерью.
– Разумеется, – согласилась я.
Я отвезла Фрэнка обратно на площадку и оставила сообщение Пауле, попросив позвонить, когда выкроит свободную минутку. Видя, что Фрэнк места себе не находит с голыми руками, я одолжила ему свой свитер. Он подобрал пустой бумажный пакет из магазина, вывернул его наизнанку и сделал что-то вроде цилиндра. Чтобы головной убор держал форму, Фрэнк перемотал его шнурком, вытащенным из кроссовки. У него определенно был талант, хотя, если уж
