Учитель физики сделал нам второе замечание и пообещал рассадить на своих уроках до следующего года.
Минут десять мы переписывали с доски формулы и уравнения. Урок был нудным, как оперное пение. Перед звонком класс зашумел и Рамилка прошептал:
— Я бы, с радостью, вернул нож. Только я его продал…
— Что?! — Я чуть не вскочил со стула. — Кому ты его продал?
— Тебе лучше не знать.
— Что значит, тебе лучше не знать. Я в деле!
— Знаю, знаю. Только… — Рамилка замялся. — Ладно. Я его не продал, а отдал. Отдал…
— Кому?! — я дернул парту на себя.
Как и в любой школе, у нас имелось несколько особо опасных старшеклассников, с которыми не следовало сталкиваться в безлюдных местах. В школьных туалетах и на запустелых площадках они образовывали одну необузданную банду и могли причинить тебе столько вреда, сколько ты бы не накопил за долгие годы, если бы научился обходиться без тех мест. Один из таких парней по кличке Волдырь доставал Рамилку с пятого класса, и говорить о том, что он к нему цеплялся, к восьмому классу было уже не актуально.
— Этот придурок увидел у меня нож на перемене, когда я пошел в туалет…
— Зачем ты принес нож в школу?!
— Ох, мне тяжело об этом говорить.
Я драл на себе волосы. Короткая минута превратила меня во взъерошенного козленка.
— Дэн, — он положил руку мне на плечо. — Прими это, как есть. От нас уже ничего не зависит. Если ты опять почувствуешь чье-то присутствие в своей комнате, скажи вслух, что нож забрал Волдырь. И у тебя его нет.
«Как будто ему это будет интересно!» — подумал я.
Волдырь был местным отморозком и в какой-то степени Рамилка был прав, подразумевая, что нож нам уже не вернуть. Мы бы даже не смогли бы его украсть, потому что подобные штуки Волдырь всегда носил с собой в заднем кармане потертых джинсов. Он скорее расстанется со своим дневником и портфелем, чем с кепкой, зипповской зажигалкой и… теперь маленьким складным ножом. Наверняка уже похвастался обновкой перед друзьями.
Дело заходило в тупик.
Перед моими глазами снова мелькнули медали, и светлый день внезапно стал темным.
Глава 6
Существо из дома проповедника
По вечерам, скучая над учебниками, я наблюдал, как садиться солнце. Если бы соседский дом не загораживал столько пространства, мне бы удалось увидеть красивый закат. Вместо этого, я провожал солнце только до определенного момента, после чего смотрел, как удлиняется на дороге тень, отбрасываемая соседским домом. Улица темнела и словно умирала. Это затухание нагнетало не самые оптимистичные мысли, но оно так успокаивало, что я забывал обо всем на свете, и думал только о весне. Когда закат заканчивался, смотреть в учебник становилось легче.
Однажды, насладившись подобным представлением, я пытался пересилить себя и направить весь поток внимания в учебник по биологии. Мне предстояло закрыть четвертную оценку завтра на первом уроке, а для этого я был обязан запомнить хоть что-то путное, чтобы потом пересказать.
Не ради себя, ради учительницы, которая, почему-то, меня очень любила. В семь часов мама зашла в мою комнату и закрыла окно.
— Ты учишь или читаешь? — спросила она.
У мамы существовало разделение между значениями этих слов. «Учишь» — означало «кладешь что-то в голову», а «читаешь»… Читать можно было «Гарри Поттера».
Я ответил, что учу, на что мама сказала, что проверит по вопросам, когда я закончу. Пожелав мне удачи, она ушла. Через час я отложил учебник, вытащил из-под стола журнал о футболе и принялся просматривать результаты чемпионатов. В мае все чемпионаты крупных лиг подходили к концу, и в журнале было, о чем почитать. Так прошел час. Когда и это занятие мне наскучило, я решил выйти на улицу.
Около девяти вечера стемнело. Каждая проезжающая машина оставляла за собой столб пыли, оседающий на кусты и траву. На нашей улице было много зелени, но пыль все равно просачивалась сквозь листья и летела в открытые окна.
Я подошел к калитке. Очередная машина проехала по грунтовой дороге. Из-под колес полетели мелкие камни, и как только один из них угодил в железный забор, залаяли собаки. Вдруг меня окликнул звонкий голос.
— Ку-ку! — доносилось со стороны.
Я сразу узнал, что голос принадлежит Сабине. Девочка пряталась за деревом. Из-за ствола виднелись ее волосы.
— Я тебя вижу.
Она перебежала к другому дереву.
— Кто не спрятался, я не виноват, — мне стало смешно.
— Как ты меня увидел?
— Не скажу.
— Почему?
Я открыл калитку и вышел ей на встречу. Она перебежала дорогу той же рысью, какой металась между деревьями. Бегать у нее получалось как-то по-медвежьи. А вот ходила она здорово! Не по годам роскошно.
— Ты одна?
— Да.
— Совсем-совсем?
— Ага.
— А где женихи?
— Нет женихов, — она печально вздохнула. — И мамы тоже нет. Мама уехала к сестре в Ростов и вернется завтра вечером. А я учила уроки. Устала и решила прогуляться. Когда на улице тепло, так неохота ничего делать, правда?
— Мне всегда неохота делать уроки, — признался я и глянул на крыльцо. Я знал, что мама иногда подслушивала наши разговоры. Иначе она бы не спрашивала у меня, ругаюсь ли я матом при своих сверстниках. — Разницы нет, какая на улице погода. Если человек любит школу, то он ее
