class="p1">Черезъ пять минутъ онъ былъ отпущенъ, и Саламатовъ, откинувшись на спинку кресла, громко вздохнулъ и жалобно простоналъ:
— Что это за каторга, Господи, Боже мой!
Малявскій подошелъ и сталъ противъ него, по другую сторону стола.
— Да что у васъ такое дѣлается? — спросилъ онъ довольно скромно — разъясните мнѣ, пожалуйста.
— Вы развѣ не видите! — вскричалъ съ отчаяньемъ Саламатовъ. — Вотъ въ три дня вынь да положь его высокопревосходительству такую работу, на которую мало шести недѣль!
— Начальство, значитъ, осерчало?
— Плевать я хочу!..
Саламатовъ дѣствительно плюнулъ; но за голову опять схватился.
— Если вамъ такъ наскучила служба, бросьте ее, — сказалъ все еще добродушно Малявскій.
— Такъ ее сейчасъ и бросишь!
— Удивляюсь я вамъ, — началъ другимъ тономъ Малявскій — какъ это вы добровольно соглашаетесь играть такую… просто унизительную роль.
— Толкуйте!
— Да вы сами прекрасно чувствуете, что она унизительна. Вотъ теперь вы должны готовиться къ строгому выговору: въ три дня вы не сдѣлаете того, на что нужно шесть недѣль.
— Заморю всѣхъ, а сдѣлаю!
— Эхъ, полноте, Борисъ Павловичъ, вы и себя-то не можете заморить какъ слѣдуетъ; стало, какъ-же вы будете за другихъ-то отвѣчать.
— Что это за аллегорія?
— Въ которомъ часу изволили вернуться?
— А вамъ что?
— Да такъ; я только для вящшей демонстраціи привожу этотъ фактъ. Ужь если вашему превосходительству никакъ нельзя было провести ночь иначе, какъ, примѣрно, за зеленымъ столомъ — значитъ это роковая необходимость. Какъ-же вы ее помирите съ такой государственной службой, гдѣ вамъ приказываютъ, чтобы въ три дня — тяпъ да ляпъ — и вышелъ-бы корабль!..
— Какъ-будто я ничего этого не понимаю! — отозвался злобно Саламатовъ.
— Такъ зачѣмъ-же вы служите?.. Позвольте-съ, Борисъ Павловичъ, немного счесться. Я не злопамятенъ, а такъ, знаете, для очистки старья. Вы, когда за нѣкоторой дѣвицей пріударяли…
— За какой это?
— А за Тпмофѣевой, за Зинаидой Алексѣевной…
— Гдѣ она, куда провалилась? Вы ею завладѣли?
— Провалилась; и я ею нимало теперь не интересуюсь, а напомнилъ объ ней совсѣмъ для другого. Вы вѣдь къ ней являлись — и меня самымъ паскуднымъ манеромъ отрекомендовали. Она мнѣ все сама разсказала. И все вы, ваше превосходительство, напирали на мою мелкоту, что я, какъ лягушка, напыживаюсь и прыгаю передъ сильными міра сего. Я человѣкъ маленькій. Но если соглашусь прыгать передъ кѣмъ-нибудь, то за тѣмъ только, чтобы большой процентъ получить. Ну, а вы, смѣю спросить, изъ-за чего прыгаете цередъ набольшими?… Право, если-бъ я хотѣлъ предаться злорадству, я-бы нашелъ обильную пищу въ настоящій моментъ.
«Что-же это онъ надо мной подшучиваетъ?» — спросилъ про себя Саламатовъ, и ему захотѣлось вытолкать вонъ Малявскаго; но въ отуманенной головѣ его промелькнулъ вчерашній проигрышъ, уже поглотившій то, что баталія должна была принести ему въ случаѣ побѣды.
— Вы никакъ сердитесь? — спросилъ Малявскій умышленно кроткимъ голосомъ.
— Нечего мнѣ, любезный другъ, сердиться. — Я одному только удивляюсь: какъ это вы не отучитесь отъ весьма юной манеры — заводить неподходящіе разговоры…
— Вы, пожалуйста, не сердитесь, — продолжалъ Малявскій, уже язвительнѣе улыбаясь. — Я вѣдь васъ не поддразниваю, я только вамъ указываю со стороны на нелѣпость той обузы, которой вы нести не можете, чрезъ что и ставите себя, каждый мѣсяцъ, въ безвыходное и смѣшное положеніе. Гдѣ-же ваша гордость, Борисъ Павловичъ? Гдѣ чувство независимости, которымъ вы такъ умѣете гордиться при случаѣ? Все это, видно, говорится для одного близиру?
— Хорошо вамъ, любезный другъ, разсуждать такъ!
— Да и вамъ было-бы нетрудно разсуждать точно также. — Коли вамъ почетъ нуженъ, ну возьмите какое нибудь важное мѣсто безъ жалованья, попечителя какого-нибудь, гдѣ вамъ и чины, и кресты будутъ идти, и никакого при этомъ дѣла вы дѣлать не будете. Чего-же лучше? И неужели вамъ, при вашихъ связяхъ, трудно это устроить?
— Ну да что объ этомъ! Довольно! — вскричалъ Саламатовъ. — Лучше позавтракаемъ.
— Я вѣдь это не изъ простого резонерства говорилъ, откликнулся Малявскій — а изъ сознанія вашихъ собственныхъ интересовъ. Мѣшать вашимъ затѣямъ я тоже не стану и явился вовсе не затѣмъ… Абрамъ Игнатьевичъ просилъ меня завернуть къ вамъ.
— Да, да, добрѣйшій Иларіонъ Семенычъ, вы, право, такъ великодушны…
Саламатовъ говорилъ это глухо и неохотно, а Малявскій, глядя на него, думалъ:
«Нечего, братъ, ломаться, а благодарить-то можешь и поусерднѣе; вѣдь ты моими-же руками будешь жаръ загребать».
Подали завтракъ. Саламатовъ былъ очень не въ ударѣ и говорилъ больше Малявскій. Послѣ завтрака Саламатовъ хотѣлъ выпроводить непріятнаго собесѣдника, но Малявскій, взявши его за руку, а въ другой держа шляпу, сказалъ съ оттяжкой:
— Вы можете изнывать на очисткѣ вашего кавце лярскаго хлама, а я вамъ подготовлю все, что слѣдуетъ…
— Merci, merci, выговорилъ отдуваясь Саламатовъ.
— Вы съ жидовой заключили условіе? спросилъ въ упоръ Малявскій.
— Они непремѣнно хотѣли, все вздоръ такой…
— Такъ вы какой-же положите процентикъ за коллаборацію?
Саламатовъ точно поперхнулся.
— Да какъ вы полагаете? довольно глуповато спросилъ онъ.
— Двадцать процентиковъ будетъ по христіански… не правда-ли?
— Но вѣдь тутъ какая-же работа, Иларіонъ Семеновичъ, подумайте!
— Такъ дѣлайте ее сами, отрѣзалъ Малявскій, выпрямляясь и поправляя галстухъ.
— Хорошо, хорошо.
— Я вотъ приготовилъ маленькую записочку.
И съ этими словами Малявскій вынулъ изъ боковаго кармана листъ, сложенный вчетверо.
— Да зачѣмъ-же это-съ? — вскрикнулъ уже совершенно сердито Саламатовъ.
— Такъ, для памяти, Борисъ Павлычъ, для памяти-сь! Право, такъ лучше будетъ; вѣдь вы ничѣмъ тутъ не рискуете. Если я вамъ черезъ пять дней не представлю чего нужно, вы мнѣ ни единой полушки не заплатите….
— Подписать, что-ли, прикажете? — спросилъ Саламатовъ глухо.
— Да ужь соблаговолите.
Опять однимъ взмахомъ подписалъ Саламатовъ условіе и отдалъ Малявскому листъ, не сложивъ его.
Прощанье произошло молча. Малявскій удалился скорыми шагами, а Саламатовъ легъ на диванъ и громко выругался.
Ему было очень скверно. И сцена съ женой, и визитъ Гольденштерна, и главное — визитъ этого противнѣйшаго Малявскаго, — все это подняло въ немъ жолчь, а онъ вовсе не былъ жолченъ по натурѣ.
— Нѣтъ, — выговорилъ онъ энергически, — такъ нельзя идти дальше; я чортъ-знаетъ на кого сталъ похожъ!… Выходитъ, что и жена права и жидъ и эта архибестія правъ также! Службу надо по-боку и взять почетное мѣсто. Надина на этомъ успокоится. И главное не играть впередъ деньгами, иначе я всегда буду въ рукахъ всякихъ мазуриковъ! Ну за что я этому проходимцу Малявскому уступилъ пять тысячъ серебряныхъ рублей? Еще два-три такихъ случая — и я буду притчей во языцѣхъ.
Онъ долго не могъ приподняться съ дивана, незамѣтно захрапѣлъ и спалъ до самыхъ сумерекъ. Когда онъ продралъ глаза, былъ уже шестой часъ. Сначала ему показалось, что онъ лежитъ въ кровати и проснулся рано утромъ.
«Вотъ это славно:
