тяжело опустилась на стул. Перед ней лежали несколько листков бумаги с печатями и подписями. Надев очки, начала изучать. Чем дальше читала, тем шире раскрывались её глаза.
В комнате послышалось шарканье ног, через некоторое время на кухню зашёл, держась за стены, отец Арая. Жена приподнялась, чтобы помочь ему, но он покачал головой.
— Не надо, я не хочу садиться, насиделся за целый день. Знаешь, что скажу тебе, Ануш, не обижайся только и выслушай меня. Я не знаю, смогу ли видеть, вряд ли. А значит, не увижу ни сына, ни внука. А пацана зовут, как меня. Но я не хочу больше что-то доказывать, корить Арая за то, что сначала своевольно женился, потом оставил семью, не смог их содержать, а нам помогал. Мы не знаем, как он жил. Не нам его судить. Он же принял нас, помог. Может, не так уж и плох наш сын? Ануш, ты же знаешь, нам с тобой недолго осталось, давай уйдём в мире с сыном и с собой.
Послышался тяжёлый длинный вздох, потом скрип стула и дрогнувший голос жены.
— Арай платил алименты. Всегда, все три с лишним года, да ещё и больше отдавал. Вот документы с печатями и подписями. Она оклеветала его. Облапошила меня. Обманом вытянула все деньги.
— Почему летом такие короткие ночи? — спросила Тамара Арая, вернувшись из ванной. Она забралась под покрывало рядом с ним и привстала на локте. — Мне иногда становится стыдно за своё поведение.
— Почему? — удивился он, убрав светлый локон, упавший ей на глаза.
— Я веду себя, как сластёна, которой разрешили делать всё, что хочется в кондитерском отделе.
— А ты всё делаешь? — прищурив глаза, с улыбкой поинтересовался Арай. — Что-то я сомневаюсь. Мне кажется, ты ещё так много лакомств не попробовала.
— Ты видишь меня насквозь. Но ночь так коротка!
— Не сваливай свою скромность на природу. А вообще, мне приятно слышать такие слова. Это так… особенно, только для нас.
Тамара мягко дотронулась пальцами до его лба, медленно провела линию вниз, по переносице, потом коснулась губ, обводя их контур.
— Мне нравится трогать тебя, — прошептала она, — твои прямые брови, длинные ресницы. Они дрожат, словно крылья бабочки, и такие же бархатные. Я сама начинаю гореть, будто лечу на пламя свечи, когда касаюсь твоих губ. Не верю своему счастью. Вдруг всё это исчезнет?
Он поймал её руку, прижал к своим раскрытым губам, оставляя влажный, горячий след. Нежно целуя запястье, чуть прихватывая кожу, тихо сказал:
— Не исчезнет. А если такое произойдёт, то исчезнем вместе, чтобы там, где окажемся, всегда быть вдвоём. Но я не хочу туда торопиться, хочу всего, много, сейчас, завтра, послезавтра, каждый день.
— Так ты, оказывается, тоже сластёна. Это приятно, — ответила Тамара, ложась на его плечо и пряча слёзы счастья. — Как это прекрасно — просто жить, радоваться и радовать, дарить любовь и внимание Сандро, заботиться о тебе, помогать.
Теперь Арай чуть приподнял голову от подушки и повернулся к ней, чтобы заглянуть в глаза.
— Ты сказала «дарить любовь Сандро». А мне?
— Для тебя важны слова?
— Нет. Но я хотел сказать, что люб…
— Ш-ш-ш, — прикрыв ладонью его губы, остановила она, — не говори ничего. Не спеши. Потом. Позже. Когда будешь уверен.
— Я уверен. Но если ты так хочешь, я подожду.
— Скажешь, не к месту, не ко времени, невзначай, когда сердце само закричит от счастья.
— И ты?
— И я…
На часах было пять утра. Арай почувствовал, как Тамара осторожно встала с кровати и на цыпочках вышла из комнаты. Он чуть улыбнулся, потому что знал, куда она направилась. Каждую ночь, по несколько раз его жена проверяла Сашу: как он спит, укрыт ли, далеко ли от края лежит? Минут через пять возвращалась и так же аккуратно укладывалась рядом с мужем, стараясь не разбудить его. Араю было приятно, что она приглядывает за ребёнком, хотя и сам часто вставал к сыну.
«Получается, что мы каждый час за ним смотрим, вернее, присматриваем. Хорошо, что он пока маленький, а то вряд ли ему понравилось бы такое внимание. Коржик спит в ногах, не лезет в лицо. Правду сказал Захар, что щенок очень добрый, как раз для моего Шурки. Неужели не вернутся в нашу жизнь переживания и страх расставания? Вот так просто Лариса отдаст сына? Дело же не в деньгах, а в нём, в Сандро. Неужели? Ей нужны только старшие дети? А она им нужна? Не хочу об этом думать. Не изменить сыновей, поздно. Я для них лишь средство для достойного существования. Но если продолжать так же баловать их, тогда они совсем ничего не поймут. Нет, пусть это выглядит жестоко со стороны, но больше не буду…»
— О чём ты задумался так глубоко? — спросила Тамара и, опережая его вопрос, пояснила. — У тебя изменилось дыхание, ты не спишь.
— Ты понимаешь меня даже по вздоху.
— «Я узнаю эту мелодию с трёх нот», — с улыбкой прошептала она. — Просто мне показалось, что тяжкие думы у тебя.
— Есть немного. Подумал о взрослых сыновьях, вот и… Не смог дать им многого. Всё старался добиться высот, чтобы обеспечить безбедное существование, а надо было больше времени им отдавать. Хоть Сашку не упустить бы.
— Не волнуйся, всё сложится хорошо. Сандро чудесный мальчишка. А Коржик уже забрался к нему близко-близко, и Шурка обнял его. Спят малыши в обнимку. И ты поспи, впереди сложный день.
— Да. Родители так и не вышли вечером прогуляться. Я успокаиваю себя тем, что они собирались ужинать, когда я заходил.
— Вот и не беспокойся, Арай. Отдохни, ещё есть время до подъёма.
Её ласковый тихий голос возымел действие. Повернув жену к себе спиной, обвил её со всех сторон, уткнулся в затылок и задышал ровно и глубоко. Она улыбнулась, погладила его руку и закрыла глаза. Вспомнила, как весело было вечером во дворе, когда, наигравшись в карты, Саша начал бегать с Коржиком, обучая его догонялкам. Смеялись старики, глядя, как заносит щенка на поворотах. Негромко смеялся и счастливый мальчишка. И открыто, широко улыбался его отец. Он выглядел уставшим, морщинки резко обозначились в уголках глаз, щетина, отросшая за день, украсила щёки.
«Но выглядел при этом спокойным человеком, который нашёл своё место, пристанище, обрёл дом и друзей, — думала Тамара, продолжая нежно трогать мужа. — Арай — моё счастье, Сандро мой сын. Я люблю их безмерно. И чувствую то же в ответ. Не позволю никому разрушить наш мир. Вот выйдет Арай
