закрываться, – сказал он. – Берите бритву и пойдем! Сегодня я вас угощаю!
Они искали Немого у мадам Столтенберг и в портовой таверне, в «Хромой гусыне» и у старика Хетиля Хансена, который никогда никого не прогонял – даже тех, у кого не было ни копейки; они побывали в игорном доме Мёркемуга и в темных переулках с дурной славой, где собирался лихой народец, чтобы подраться, покурить, посплетничать и смерить друг друга злым мрачным взглядом. Они заглянули даже в припортовые бордели: все знают о них, но никто никогда не признается, что бывал там. Однако Немого так нигде и не встретили. Между тем вечер закончился, а ночь еще не наступила.
– Поищите его в Гамлегате, – посоветовал им рыбак, который знал Немого. – Там его местечко, у канатного цеха.
– А вы, кажется, собирались меня угостить сегодня? – напомнил Сандемос своему спутнику, едва поспевая за ним. – Я уже заинтригован вашей настойчивостью в поиске. Что вам нужно от этого парня?
Пелле Йолсен вновь вспомнил об утреннем эпизоде. Он представил себе всё так ясно и четко, словно это произошло несколько секунд назад.
– У того, кто не задумываясь бросается на дорогу перед рванувшими лошадьми, чтобы спасти ребенка… у того, кто не ждет за это благодарности… у такого человека здоровое сердце, – произнес Пелле. – Сердце, не утонувшее в алкоголе.
– Ну… если вы так считаете… Но от всех этих поисков мне и правда уже захотелось пропустить по стаканчику.
Немой обитал в грязной каморке на южном склоне Арендала, в плохо освещенной местности. Сюда можно было добраться только узкими тропинками, которые при первом же ливне превращались в потоки грязи. В комнате с низким потолком воняло клопами. Когда Немой выходил на улицу, огромные крысы устраивали в его жилище бой за пропитание. Старый канатчик, владелец этой каморки и соседнего канатного цеха, позволил Немому жить здесь в обмен на помощь в скручивании канатов. Он никогда не задавал своему жильцу вопросов и был уверен, что тот скоро или умрет, или просто сбежит. Старик не стремился завалить Немого непосильной работой – понимал, что не так-то просто найти такую же – дешевую – рабочую силу.
Пелле Йолсен и Сандемос встали перед открытой дверью.
– Можно? – спросил инспектор, заглядывая внутрь.
Прогорклое зловоние ударило ему в нос, и он попятился наружу, проклиная это место.
– Отойдите-ка, – сказал Йолсен, заходя в комнату. – Есть здесь кто-нибудь?
Внутри жилища было темно, холодно и пыльно – от пакли.
В ответ они услышали нечто похожее скорее на звериный рык, чем на человеческую речь. Инспектор колебался на пороге:
– Может, нам лучше…
– Погодите!
Рычание повторялось с равными паузами. Кто-то в этой холодной темноте храпел!
– Зажгите спичку! Скорее! – приказал Йолсен.
Сандемос повиновался, и слабый дрожащий огонь осветил маленькую комнату с облупленными, покрытыми плесенью стенами. Из мебели здесь стоял наспех сколоченный стол и старый буфет без дверцы. В углу, на соломенном тюфяке, кишащем клопами и вшами, лежал, свернувшись калачиком как пес, человек.
– Боже мой! – воскликнул Сандемос с отвращением. – Разве нормальный человек может так жить? Пойдемте, пожалуйста!
– Еще одну спичку! Живо! – Йолсен и не собирался уходить. Этот человек, возможно, спас жизнь его дочери, и какая разница, что у него тут за лачуга! Пелле увидел на столе масляную лампу и прежде, чем спичка потухла, зажег ее.
– Герр, – обратился он к спящему, – герр, проснитесь! Пожалуйста!
В свете огня они тут же узнали Немого. Он не слышал Йолсена и продолжал храпеть, пребывая в тяжелом беспокойном сне.
– Он не слышит тебя! Он же глухой! – сказал Сандемос.
– Взгляните на него!
– А что на него смотреть? Я видел его много раз…
– Я про другое. Вглядитесь. Он ведь еще совсем молодой.
В лице Немого, искривленном, рассеченном шрамами, скрывались нежные тонкие черты, казалось, несвойственные этому измученному существу.
Йолсен сел рядом с ним. Он почувствовал запах акевита и тела, которое давно не видело ни воды, ни мыла. Но для Пелле это ничего не значило. Он протянул руку и коснулся плеча Немого.
– Герр, – позвал он.
Немой резко проснулся. Его взгляд сделался агрессивным, точно у истощенного дикого зверя, который в любую секунду ожидает нападения.
Он вскочил и закричал. Закричал!
– Мы не причиним тебе зла, – прошептал Йолсен.
Однако инспектор Сандемос кинулся к столу, на котором лежал нож для мяса, схватил его и принялся размахивать им перед собой, угрожая Немому:
– Стой! Ни шагу!
– Что вы делаете? – недоумевал Йолсен. – Немедленно положите нож!
Немой прижался к стене, как напуганный и пойманный в ловушку зверь.
– Читайте по моим губам, – произнес Пелле таким нежным голосом, на какой только был способен, поднося зажженную лампу к лицу. – Посмотрите на меня. Не узнаёте? Утром вы спасли мою дочь. Я в долгу перед вами.
Немой, казалось, пребывал в замешательстве. Он тревожно вглядывался в полумрак комнаты, где по-прежнему стоял незваный гость с ножом в руках.
– Сандемос! – прошипел Йолсен сквозь стиснутые зубы. – Я же просил убрать нож! Вы пугаете его!
– Это он меня пугает! – заскулил инспектор.
– Ну же! Прошу вас!
Cандемос наконец послушался и неохотно положил нож.
– Я в долгу перед вами, – повторил Йолсен, держа лампу прямо перед собой, чтобы Немой мог как следует разглядеть его лицо. – За то, что вы сделали для моей семьи. Простите за то, что напугали. Я стучал и звал вас, но мне сказали, что вы ничего не слышите.
Йолсен говорил медленно, произнося слова по слогам, словно перед ним был ребенок трех-четырех лет.
Немой кивнул.
– Я знаю, что после службы в военно-морском флоте и сражения при Лингёре у вас возникли некоторые трудности…
Пелле было неловко оглядываться и
