или кого-то в этом духе.
– Ну конечно, нет!
– Деликатное задание.
– Очень деликатное, я бы сказал.
– И потом, кто согласится жить в заточении среди этих безжизненных камней, обдуваемых всеми ветрами, чтобы только не дать фитилю погаснуть? Вы бы вот решились?
– Я? А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Да просто ради интереса. Так пошли бы на такую должность?
– Слава богу, у меня уже есть работа. Я как-никак главный инспектор города!
Он произнес это с такой гордостью, будто и в самом деле его слова означали нечто исключительно важное.
– Допустим. Но если бы вы сидели без работы и не были главным инспектором Арендала, то согласились бы стать смотрителем маяка?
Сигурд Сандемос закрыл глаза, изогнул густые брови и задумался. И даже шум таверны, кажется, не мешал ему размышлять. Он был маленьким и худым, точно иссохшая ветка, и совершенно не похож на своего собеседника, который так и дышал энтузиазмом и жаждой деятельности.
– Я, говорите?
– Вы, вы! С кем же еще, по-вашему, я тут общаюсь? Так что? Отвечайте!
Инспектор покачал головой:
– Боюсь, время на этом необитаемом острове тянется слишком долго…
– Бесконечно, – согласился Пелле Йолсен, постукивая пальцами по столу, словно в подтверждение своих слов. – Не бойтесь, произнесите это громче! – И Йолсен глотнул пива. – Это же как… как попасть в клетку! В запертую клетку!
Сандемос кивнул:
– В некотором смысле похоже на тюрьму, верно подмечено!
И вдруг он замолчал и загадочно посмотрел, как будто его осенило:
– Погодите-ка…
– Ну что там у вас?
– Да вот пришла одна мысль…
– В самом деле? И какая?
– Ваше рассуждение привело меня к тому, что… возможно, это покажется вам странным… но всё же, если выслушаете до конца…
– Инспектор, короче!
– В общем… Я думаю, нам нужен свободный во всех смыслах человек. Чтобы одиночество его не тяготило, нечего было терять и некуда возвращаться. И желательно без семьи.
– Как-то вы мрачно всё описали, – задумался Пелле Йолсен. – И что, у вас есть кто-то на примете?
– Нет, но думаю, что в таком месте, как Бастой, не составит труда найти того, кто нам нужен.
– Бастой? А что это?
– Тюремная колония.
Йолсен вздрогнул:
– Заключенный? А! Да это вы так шутите!
– Ну почему… Заключенному нечего терять, кроме тюрьмы. Понимаете, работа на маяке – это как отбывание наказания и какое-то полезное дело одновременно. Практически искупление вины. Разве нет?
– Вы в своем уме?
– Да ладно вам. Сейчас уже никого не удивишь такими работниками. Для городской администрации – отличный выход: дешево и без особых проблем!
– Не могу поверить своим ушам!
– Да что же вас так удивляет?
– Ваше безрассудство! Вы предлагаете доверять жизни невинных и честных моряков, путешественников, торговцев, женщин и детей тому, кого осудили за чудовищные преступления? Человеку, заведомо ни во что не ставящему других! Для такого законы и принципы – пустой звук! Как вам вообще пришла в голову такая глупость?
– Глупость? Но…
– А теперь послушайте меня внимательно. У вас есть дети, так ведь? И у меня. Представьте себе, что они находятся на судне, идущем в порт. Но заключенный – да-да, смотритель маяка – смастерил плот и сбежал с острова. Или, например, напился, или просто уснул. Что в итоге? Верно, свет на маяке погас. Представьте, что корабль с вашей семьей врезался в скалы. Ну и что, как вам это?
Он истово перечислял аргументы, и его рыхлый двойной подбородок покачивался вправо-влево:
– Вся ответственность в этом случае – на вас. Это вы назначили ненадежного человека смотрителем! Да вас растерзает чувство вины! Вам не будет покоя! Нет, поверьте, мы никогда не сможем полностью доверять заключенному! Тому, кто однажды переступил законы общества! И это постоянное подозрение, сомнение – даже если оно вначале незначительно – источит душу, как червь!
Мысль о собственных тонущих детях напугала инспектора Сандемоса. Он задумался, где еще можно найти смотрителя маяка.
После нескольких минут молчания и двух глотков Пелле Йолсен заявил:
– Самым верным будет подать объявление. Но, к сожалению, на такой поиск уйдет много времени.
– И денег, – добавил инспектор. Должность приучила Сандемоса никогда не упускать из виду экономическую составляющую дела.
Рядом с ними у длинной барной стойки одиноко стоял мужчина, склонивший тяжелую голову над стаканом. Он попросил еще акевита, непрестанно стуча по пустой бутылке, как голодный ребенок, который ждет не дождется еды. Трактирщик посмотрел ему в лицо, произнеся по слогам: «Хватит тебе на сегодня». Он знал: этот пьяница глухой, но на трезвую голову умеет читать по губам.
Кто-то из постоянных посетителей ухмыльнулся. К Немому здесь давно привыкли, и никто уже не удивлялся его невоздержанности в выпивке и необычному поведению.
Немой, казалось, не распознал слова трактирщика и с новой силой принялся колотить в бутылку – грязный, грубый, несчастный – словом, такой, как всегда.
Инспектор подумал немного и спросил:
– А например, он… Что скажете?
– Кто? Немой, что ли?
– Раньше он служил – до того, как обгорел. На «Наяде» рулевым.
– Герой битвы при Лингёре?
Инспектор кивнул:
– Так и не скажешь по нему, да?
– Ну… Лингёр был тысячу лет назад, – поспешно произнес Йолсен. – И, как бы то ни было, маяк – не корабль.
– Но он наверняка знает море и капризы погоды. А это не стоит недооценивать, поверьте. К тому же привык к одиночеству. И… ему точно нечего терять… Взгляните на него. Ни за что на свете я бы не хотел
